Филипп Джиан - Трения
— Прекрати немедленно. Поехали отсюда.
Она стояла белая как полотно, обхватив себя за голые плечи, будто на ледяном ветру.
В проеме двери, прижавшись лбом к притолоке, замер Роже и блуждающим взглядом обводил учиненный мной беспорядок. Потом он сказал сокрушенно:
— Послушай. Я не хотел. Вырвалось.
Мать повернулась к нему спиной и даже бровью не повела.
Он продолжал:
— Ну хорошо. Послушай. Я извиняюсь. Тебе что, недостаточно того, что я извиняюсь?
— Что случилось? — спросил я.
— Решительно ничего, — мгновенно ответила мать. — Ничего не случилось. Просто мы уезжаем.
— Ну не злись, — продолжал уговаривать Роже.
*
Я понял, что он ее оскорбил. И что на ногах она стоит плохо не только потому, что пьяна. И если он еще не набросился на меня с кулаками и молча взирает на то, что я натворил в его гараже, и с ним до сих пор не случился припадок, то это значит, что с матерью он хватил через край.
— Ну так что, ты готов? Поехали, — повторила она, направляясь к выходу.
Я последовал за ней.
— Уйди с моей дороги, — приказала она Роже.
Он смотрел на нее несколько мгновений, потом посторонился и сказал:
— Ты погляди, что он натворил. И я молчу.
— Вот и молчи, — прошипела она ему в лицо. — Тебе лучше вообще не открывать рот.
— Что он тебе сказал? — спросил я. — Я могу это знать?
— Какая разница, что он ей сказал? — вздохнув, произнесла Ольга с заднего сиденья. — Долго ты еще собираешься мусолить эту историю?
Я посмотрел на нее в зеркало. Стянув на груди ворот пальто, она одним духом опорожнила 50‑граммовую бутылочку джина, которую вытащила из сумки.
* * *
— Дорогая, — возразил я, — нет в саду никакой кобры.
— Ты так считаешь? А что же тогда это было?
— Ты хоть знаешь, как кобра выглядит?
— Она мне брызнула ядом в глаза. Тебе этого недостаточно?
Я успел поговорить с Борисом. Она попросила его срочно приехать, и он прописал ей кортизон. Он подозревал, что на самом деле это был какой‑нибудь острый изогнутый стебель или еще что‑нибудь в этом роде — в общем, что‑то растительное.
— Я села на землю, все вокруг потемнело. Я как будто ослепла. Я вообще перестала видеть. Во всяком случае, это точно был не уж.
— Знаешь, в сущности, абсолютно не важно, что это было, — заметил я, подбирая свою сумку. — Главное, что теперь ты видишь.
Я прошел дом насквозь и вошел к себе в комнату. Запер сумку в платяной шкаф. Обернувшись, увидел, как Соня ловким движением ставит в вазу три ириса. Она в десятый раз принялась рассказывать свою историю.
— Клянусь тебе, там что‑то было, — не унималась она.
— Что‑то, но не кобра, успокойся. Мы ведь не в джунглях живем. Мы в центре жилого квартала, здесь бьют фонтаны, на улицах фонари, тротуары асфальтированные и вообще есть все, что надо. Разве нет? Так объясни, откуда тут может взяться кобра? Сама подумай.
Я пошел на кухню, натягивая по дороге тенниску. Взял бутылочку перье, уселся на табурет и стал смотреть в сад.
— Тебе не нужно самой заниматься садом, — сказал я. — Найди кого‑нибудь.
— Ты думаешь, я с ума сошла? — вздохнула она, облокотившись на прозрачный стол, блестевший как зеркало; в вазе стояло несколько свежесрезанных тюльпанов, принесенных сюда этой суперзаботливой хозяйкой. — Значит, ты считаешь, что я все придумала? Но ведь что‑то же проскользнуло у меня между ногами, нравится тебе это или нет. И это что‑то плюнуло ядом мне в лицо.
Солнце медленно садилось, поджигая макушки деревьев, и золотило листву сада, а над открытыми дверями и окнами струился жар. У меня был тяжелый день, очень нервный, и мне не хотелось обсуждать с Соней историю про ядовитого змея.
— Ну а как вообще? — спросил я.
Я встал и не торопясь пошел на лужайку у бассейна, где стояли шезлонги. Сел в тот, что был повернут в сторону сада, который Соня вот уже два дня очищала от зарослей. Я не очень понимал, зачем это нужно, на мой взгляд, сад и так был достаточно большой. Однако работа продвигалась, и сквозь просвет уже виднелся океан. Правда, о нем сложно было что‑нибудь сказать, кроме того, что у нас теперь есть вид на море. Я откинул голову на мягкую спинку и закрыл глаза.
— Я звонила тебе, но ты не брал трубку, — услышал я, когда поднялся. — Мне было так плохо… И потом, я безумно испугалась. Хоть это ты можешь понять? Я была просто в панике.
— Я не мог ответить.
— У меня было чувство, что ты меня бросил. Да‑да, именно бросил.
— Извини, но я действительно был очень занят.
На ней был коротенький сарафан из легкой ткани с пуговицами спереди. Он ей очень шел и подчеркивал линии тела. Обычно она позировала для рекламы знаменитой марки женского белья. Мало кто подошел бы для этого лучше. А сейчас она была на восьмом месяце. Она сделала себе стрижку каре, которая мне очень нравилась. Но в постель мы уже некоторое время вместе не ложились.
— А почему ты не мог взять трубку? Ты был с женщиной?
— Насколько я помню, нет.
Мы замолчали, погруженные каждый в свои мысли, и с неба на нас лился библейский свет.
— А если бы был, то сказал бы мне?
— Думаю, да, сказал бы.
— Но ты в этом не уверен.
— Пожалуй. Не уверен.
Я встал, чтобы закончить разговор — насколько это было возможно.
Тут появился Борис, и атмосфера разрядилась. Он пришел узнать, как Соня, сказал, что не стоит его благодарить, что это совершенно естественно и что ему надо со мной поговорить наедине: возникла кое‑какая проблема, не найдется ли у меня минутки.
Я ответил, что найдется, и повел его к Соне. Она была занята тем, что с напряженным вниманием рассматривала собственные ноги — эти ноги всю осень красовались на рекламных щитах и в журналах, и она боялась, как бы они не потеряли товарный вид. Когда мы подошли, она подняла на нас удовлетворенный взгляд. И я подумал, что из тупика нам не выйти, жребий брошен раз и навсегда — и не в ногах дело, а вообще, и меня охватила тоска по невозможному, ощущение, что ничего уже не поправишь, что тиски сжимаются.
Борис склонился к ней, посмотрел в глаза, и мне пришла в голову мысль, что, возможно, он тоже фигурирует в ее любовном списке. Они знали друг друга давно, задолго до того, как она обратила на меня внимание. Он приходил к нам как к себе домой, брал у меня слушать диски, купался в бассейне, если вечер был жаркий. Однажды, когда он обрабатывал мне рану у себя в кабинете — я упал с высоты нескольких метров и повредил руку, — он заявил, что я классный парень и что он рад за Соню, потому что таких, как я, не каждый день встретишь. Это несколько компенсировало тот факт, что я неизвестно откуда взялся, и решительно меняло дело. Так в возрасте тридцати двух лет я женился на самой красивой девушке в городе, да еще с благословения всех ее друзей.
Я подлил себе джина в стакан с перье, потому что солнце уже спряталось за деревья, и пошел к ним. Борис сказал, что все теперь в порядке и беспокоиться не о чем.
Соня поспешила его заверить, что я и не думал беспокоиться, а совсем даже наоборот, старался ее убедить, будто вся эта история ей померещилась. Я улыбнулся, давая понять, что бессилен перед таким напором раздражения и считаю бессмысленным восстанавливать истину. Она вздохнула.
Когда я провожал Бориса, он начал мяться.
— Слушай, — сказал он, — я не буду ходить вокруг да около. Я тебе прямо скажу.
Судя по всему, он ждал моей реакции. Я уже приготовился открыть дверь — на тот случай, если он намерен мямлить час. Борис покусал губу.
— Слушай, ты не мог бы дать мне отсрочку? — проговорил он.
Я внимательно посмотрел на него.
— Мне надо еще немного времени, — добавил он.
— Ну хоть не очень много, надеюсь? — ответил я.
Когда он ушел, Соня снова перешла в наступление. А если точнее, я застал ее за проверкой содержимого моих карманов.
— Что ты ищешь? — спросил я.
Она нимало не смутилась и сказала, что когда‑нибудь все совершают ошибки и не надо делать из нее идиотку.
— Я хоть ее знаю? — не унималась она. — Ты что, хочешь мне отомстить?
Я рассеянно глядел на красноватые отблески, окрасившие сад, на блики воды в бассейне, на двадцать квадратных сантиметров океана, зажатых между изгородью и листвой, в проеме, который Соня успела выстричь секатором, прежде чем на нее набросилась злобная кобра.
— Я что, похож на ядовитую змею? Так ты меня воспринимаешь? Да что с тобой, в конце концов?
— Мне было очень плохо, а ты не брал трубку. Где ты был? Я имею право знать, где ты был. Мне казалось, у меня голова вот‑вот лопнет. В сущности, я тебя совсем не знаю. Я не могла думать ни о чем другом. Все пыталась понять, кто ты на самом деле.
— Я был на работе. Как и все. И давай к этому не возвращаться. У меня было собрание представителей.
![Константин Снайгала - Морковка Семнадцатая [с иллюстрациями]](/uploads/posts/books/210324/210324.jpg)
