Каори Экуни - Ты сияй, звезда ночная
Секо явно настроилась поговорить. Я же мог только вообразить, как заносило Кона, плетущего обо мне байки. Вспомнилось доброе, понимающее лицо тестя — и стало грустно. Интересно, что бы он подумал, увидь нас теперь — свою дочь, своего зятя и любовника этого самого зятя, чуть не в обнимку расположившихся на полу а-ля римская цифра III?
— Я, наверное, и впрямь тебя недостойна, Муцуки, — вздохнула Секо. — Но сегодня твои акции резко упали. Ты опоздал. Здорово опоздал. Я тебя целых пять часов ждала. А может, даже шесть.
— Слушай, да брось ты! — Наверняка это было колоссальное преувеличение. Хотя… раннее появление родителей скорее всего оказалось для нее тяжким испытанием.
— А я слышу — дождь идет! — Секо вскочила и бросилась к окну. — Нет, что я тебе говорила? Дождь! Так сыро было — я сразу поняла: дождь намечается!
Секо отправилась на кухню. Я услышал, как она открывает банку пива.
— Пива хочешь? — спросила она.
— Нет, спасибо. Мне на сегодня уже хватит.
— А Кон не хочет? — Ответа не последовало, и она переспросила: — Кон пива не хочет?
— Он спит.
Он спал. А я смотрел на его лицо — такое мирное, такое спокойное — и поневоле улыбался. Нет, я действительно улыбался. Интересно, что же там сейчас происходит, в этой голове?
Стоя у окна, Секо потягивала пиво. Я чувствовал — вместе с ночным ветерком в комнату входит запах дождя.
Горсть конфеток
С того дня друзья Муцуки зачастили к нам в гости. (Доктор Какие с доктором Кашибе — те приходили только по вечерам, чтоб наверняка застать дома Муцуки, а Кон — тот обычно заскакивал днем, когда Муцуки не было.) Муцуки говорил — я им всем очень нравлюсь. Мне они тоже нравились, так что приятно было это слышать. Муцуки относился ко мне все с той же добротой, и за четыре месяца нашего брака — даже за восемь, если считать с самого знакомства, — мы еще ни разу всерьез не поругались. Как там говорится — «тишь да гладь да Божья благодать»? Вот. Именно так. Но так-то оно так, а я почему-то все это время пребывала в отвратительном настроении. Почему — я и сама не понимала.
Я постоянно обижала Муцуки. Как минимум раз вдень я говорила что-нибудь оскорбительное, отпускала стервозные комментарии и саркастические шуточки. Зима сменилась весной, незаметно пришел май, но злобность моя только усиливалась. Словно чем лучше погода, тем хуже у меня настроение. До ручки я доходила в прекрасные весенние дни, овеянные свежим ветром. Май для меня всегда был трудным месяцем. Все кругом вдруг становится ярким и разноцветным, весь мир пробуждается и снова жадно набрасывается на жизнь. Древо Кона у нас дома тоже с каждым днем росло и набиралось сил.
— У тебя сейчас много работы, да? — спросил меня как-то утром Муцуки. Ничего подобного не было. Я спросила — с чего он взял? Чуть склонив голову набок, он ответил: — Просто в последнее время ты выглядишь немного усталой, вот и все.
Он надел туфли, положил в карман ключи и отворил входную дверь.
— Я сегодня на ночном дежурстве, так что не забудь запереть дверь. И помни, что надо выключить газ. И постарайся работать равномерно, ладно?
— Отлично. Я рада. У тебя, кажется, уже сто лет ночных дежурств не было, — сказала я.
Он как-то смущенно улыбнулся и крепко захлопнул за собой дверь.
Это правда, я действительно не слишком переживала, когда Муцуки приходилось работать по ночам. В одиночестве, наедине с собой мне проще расслабиться. Не поймите меня превратно, мне очень симпатичен Муцуки, я поэтому за него и вышла. Просто я вообще не верю в любовь, при которой люди обязаны быть вместе двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. И все равно… ну, не собиралась я говорить Муцуки эту жуткую мерзость! Слова сами вылетели изо рта, и в ту же секунду я почувствовала такую боль, — даже слезы на глаза навернулись. Что со мной происходит?!
Мидзухо как-то раз сказала мне: единственное, что не устраивает ее в муже, — это его бесконечные командировки. Стоило ему уехать из города, она первым делом звонила мне.
— Мы только-только поженились, а он уже мчится незнамо куда и бросает меня! — причитала она в трубку. — Не понимаю, зачем мы вообще поженились, если он знал, как оно будет!
— Резонно, — сказала однажды я (не слишком сочувственно). — Что имеем, мы не ценим!
— И совсем это не так, — заявила она, ни секунды не раздумывая. — Он тоже очень по мне скучает, да, скучает, я знаю! — Замечательно, теперь она противоречила сама себе. — Ты просто не понимаешь, Секо!
Голос ее звучал раздраженно. Я, натурально, просто не понимала. Если подумать — может, именно поэтому она в последнее время и стала звонить мне по таким поводам гораздо реже?
Я закрыла словарь, выключила настольную лампу и встала из-за стола. Этим вечером сосредоточиться на работе никак не выходило. И расслабиться не получалось, даром что я одна дома. Я налила себе виски. Пошла в ванную, вставила в ванну пробку и открыла кран. Посмотрела, как с шумом наполняет ванну горячая вода. Кончиком языка коснулась виски в стакане. По глади напитка рябью побежали крошечные волны. Я полюбовалась рябью. Прислушалась, не звонит ли телефон, — не хотелось пропустить звонок.
Поставив стакан на край раковины, я удалилась в спальню, взять себе пижаму и свежее белье. Положила их в корзину. Сходила проверить ванну. Ванна была полна еще только наполовину, так что я перешла в гостиную и спела там лиловому человечку несколько песен. К тому времени как я допела и «Дождь», и «Песнь апельсиновых цветов», и попсовую песенку группы «КАТ-TUN», ванна наполнилась уже почти доверху. Я залезла в ванну со своим стаканом виски. Телефон я прихватила с собой, поставила на пижаму.
Последний раз я, наверное, виски в ванне лет сто назад пила — Муцуки протестовал. До замужества я частенько отмокала в ванне со стаканчиком — ощущение потрясающее. Алкоголь прямо по голове бьет, буквально наблюдаешь, как творит он свое волшебство, продвигаясь по кровеносным сосудам. Как же я это любила… Чувствовала: вся кровь, сколько есть ее в моем теле, шипит, точно газировка, несется по венам, как катер по водной глади. Голова плывет, восприятие необычно обостряется.
Муцуки сказал — я гублю себе сердце. Умолял, требовал — и таки заставил меня пообещать никогда так больше не делать. Никогда. Я кивнула, сказала — конечно, никогда больше, но сдерживать свое обещание не собиралась. В настоящую секунду я шлепала ладонью по воде и слушала тихие всплески. Против вранья я никогда ничего не имела. По сути, самое удивительное — это что я вообще держала данное слово аж четыре длинных месяца… Я продолжала бултыхаться в воде, выплескивать ее из ванны и разбрызгивать по полу, пока руки не устали.
Вылезаю из ванны. Выпиваю маленькую банку пива. Чувствую — глубоко в голове пиво смешивается с виски. Меня несет на волнах опьянения. Кружится голова.
Телефон той ночью так и не зазвонил.
Муцуки вернулся домой — как обычно, с целой кучей булочек. Врачи в больнице после ночных дежурств освобождаются от работы на все следующее утро. Поскольку во второй половине дня им все равно возвращаться на работу, разумнее, наверное, поспать прямо в больнице… но Муцуки всегда возвращался домой. По пути он покупал булочки, мы вместе завтракали, а потом он принимал душ, переодевался в свежую рубашку и отправлялся назад в больницу. Каждый новый день надо начинать с чистого листа — таков девиз Муцуки.
— На улице так замечательно… — Он щеткой стряхнул соринку с только что снятого костюма.
— Знаю. У нас, если ты заметил, окна есть.
Муцуки замер. Быстро взглянул на меня. А потом бодрым, радостным тоном сообщил:
— А у них — новый сорт булочек. Догадайся, какой?
— Вот уж не знаю.
— Только с изюмом! — воскликнул он. — Открой, сама увидишь. — Он кивнул в сторону коробки на столе. — Помнишь, ты как-то говорила, что в булочки с изюмом вечно добавляют кардамон? А ты любишь изюм, а кардамон терпеть не можешь? Ну, так эти — только с изюмом, вот я и подумал — наверное, они тебе понравятся…
— Муцуки! — обрываю его на полуслове.
Все. Больше я не вынесу. Ну зачем ему безостановочно быть таким любезным?! Я же уже умоляю его мысленно — просто замолчи, замолчи, а он, похоже, не слышит!
— Я переспросил девушку в булочной — ну, ты понимаешь, хотел убедиться. Она такая милая, ты представляешь, даже дала мне попробовать бесплатно, и…
— Так. С меня хватит. — Прийти домой наутро и с порога заговорить о булочках. У меня бешенство к горлу подступило.
— Секо, на что ты так злишься? — спрашивает он.
Муцуки полагает, что для всего на свете нужна причина.
— Я ни на что не злюсь. Я просто не хочу есть. Не надо было мне ничего приносить. Ты что, не устал? Ты же всю ночь работал? Вот и не стоило, знаешь ли, приезжать домой! — пулеметной очередью выдала я.
