Мириам Дубини - Вам сообщение
— Давай-ка подновим старичка.
Это он о ее велосипеде? Он назвал его «старичком»? Эта мастерская нравилась ей все больше. Грета подошла к стене и оторвала кусок жесткой бумаги:
— И что теперь?
— А теперь скреби!
— Подожди, сначала надень вот это, — вмешался Гвидо, протягивая девочке пару рабочих рукавиц.
Грета надела рукавицы и тут же принялась за работу, в точности следуя всем советам художника. Гвидо повернулся к Эмме и Лючии, предлагая и им по паре рукавиц.
— Нет, спасибо, — вежливо отказалась Эмма. — Я вам очень признательна, но у меня нет способностей к ручному труду.
— Хотя, если надо помочь подруге, мы не будем стоять в стороне, правда, Эмма? — сказала Лючия тоном, не допускавшим возражений. Она бы сделала что угодно, лишь бы остаться в этом месте как можно дольше. Парень ее мечты так и не появился, но, может, он придет позже. Девочка надела рукавицы и с большим усердием принялась тереть ржавчину.
— Здорово! Ты молодец! — похвалил ее Шагалыч.
— Спасибо! — хихикнула польщенная Лючия.
Эмма посмотрела, как пухлые руки подруги стали надраивать раму наждачной бумагой, и неодобрительно покачала головой. Она пришла сюда не для того, чтобы чистить ржавые велосипеды, а для того, чтобы вести расследование о таинственном незнакомце. И ее только что посетила мысль, каким образом можно собрать о нем больше сведений.
— Придется нам вдвоем заняться подарком, — радостно предложила она Гвидо.
— Вы думали о каком-то конкретном типе велосипеда?
— Да, нам нужна мужская модель, для молодого человека лет семнадцати… он высокий, худой… я не очень хорошо знаю его вкусы, но вам, наверное, приходилось продавать велосипеды таким парням.
— Да, — лаконично ответил Гвидо.
— И что бы вы мне посоветовали?
Гвидо пересек комнату, направляясь к велосипедам, которые он только что отремонтировал. Эмма подмигнула Лючии и двинулась за ним, как заправская ищейка в поисках следа… И вдруг увидела его: он притаился за колонной, тот самый «Бианки» светло-зеленого цвета. Велосипед, на котором объект ее расследования был в тот день, когда они встретились.
— Я хочу вот этот, — и Эмма ткнула в велосипед пальцем. Гвидо покачал головой:
— Он не продается.
— Почему?
— Это велосипед моего сына.
Отлично, она раздобыла первую информацию. Теперь ее никто не остановит: она загонит этого человека в угол и выудит все, что ей нужно. Для начала можно сказать какой-нибудь комплимент, чтобы немного задобрить добычу.
— Какой красивый! — сказала Эмма, подходя к рулю. — И, кажется, в отличном состоянии.
— Я закончил его реставрацию несколько дней назад.
— Впечатляет… Поздравляю, прекрасная работа!
Эмма заметила, что на лице Гвидо появилась довольная улыбка: ее план сработал, пора переходить в наступление. Она давно поняла, что притвориться глупой и безобидной — лучший способ получить то, что ты хочешь.
— А эта надпись на раме — посвящение вашему сыну?
— Нет, эта марка велосипеда, — ответил Гвидо с улыбкой.
— Ах да, конечно, какая же я глупая! А как зовут вашего сына?
Гвидо недоверчиво посмотрел на девочку. Эмме показалось, что он разгадал ее игру, но все равно решил ответить:
— Ансельмо.
Какое странное имя. Старинное и редкое. Эмма попыталась понять, как кому-то может прийти в голову назвать этим именем маленькое, только что родившееся существо, но не смогла.
— Потрясающее имя! — вздохнула Лючия, подслушивавшая весь разговор. Грета почувствовала, как у нее что-то сжалось в животе, но сделала вид, что ничего не слышит, сосредоточившись на ржавчине. Допрос меж тем продолжался:
— А где сейчас Ансельмо?
На этот раз Гвидо попытался увильнуть.
— Ходит где-то, — сказал он неопределенно и, ухватив за руль вишнево-красный «Туринг», вывел велосипед вперед. — Как вам этот? Тут надо заменить несколько спиц, это не займет много времени.
— Я в нерешительности, — тянула время Эмма, — мне обязательно нужен совет какого-нибудь молодого человека… Когда вернется ваш сын?
— Не знаю. Думаю, мастерская будет уже закрыта, — поспешно ответил отец.
— Не-е-ет… — прошептала у него за спиной Лючия.
У Эммы сложилось ясное ощущение, что этот человек не хочет говорить ни о своем сыне, ни о том, что тот сейчас делает. Осталось выяснить почему. В любом случае ждать Ансельмо в мастерской было бесполезно. Понятно, что сегодня они его здесь не встретят. Но перед уходом ей хотелось сделать еще кое-что.
— Хорошо, я подумаю, — протянула она, будто покупала пару туфель.
— А я, пожалуй, все равно начну его ремонтировать, — сказал Гвидо, присаживаясь на корточки перед велосипедом.
Вот и прекрасно. Он будет занят работой и не заметит, как она займется тщательным исследованием веломастерской в поисках какого-нибудь знака — предмета одежды, фотографии, книги, — чего-нибудь, что скажет ей хоть что-то еще об Ансельмо. Рядом ничего подобного не наблюдалось, но зато в глубине комнаты она увидела небольшую дверь, которая ее сильно заинтересовала. Она решила, что оттуда и надо начать.
— Туалет там, да? — спросила Эмма.
Гвидо кивнул.
— Подожди! Я тоже пойду! — подскочила Лючия. — Мне надо помыть руки.
Ей давно надоело тереть наждачкой велосипед, да еще Шагалыч постоянно улыбался ей и смотрел такими томными глазами, что она чувствовала себя неловко. И потом ей не терпелось узнать, что удалось выяснить Эмме, а для этого нужно было уединиться.
Дверца открывалась в небольшой коридор, выходивший во внутренний дворик. Туалет был справа. Эмма его быстро осмотрела, не нашла ничего интересного и решила взглянуть на дворик. Небольшой кусок заасфальтированной земли, зажатой серыми домами, и небо сверху голубым лоскутом. Все стены были глухими, и только в одной открывалась кирпичная арка, запертая большой дверью из темного железа. Эмма осторожно подкралась к двери. На ней висела цепь с замком, в скважину которого был вставлен ключ из связки на кожаном шнурке. Похоже, кто-то забыл ключ в замке. Вот это удача! Эмма не могла упустить такой шанс.
— Постой! А если нас застукают! — испуганно воскликнула Лючия.
— Ш-ш-ш! — зашипела Эмма. — В жизни иногда приходится рисковать.
Она открыла дверь, не теряя на раздумья больше ни секунды, и вошла в комнату. Оглянувшись вокруг, подруги замерли, перестав даже дышать. Высокие стены огромного помещения со сводчатым потолком были полностью скрыты книжными полками. На полках повсюду, куда хватало глаз, громоздились письма, открытки, маленькие свертки в подарочной упаковке и в почтовой бумаге. Каждая полка была отмечена табличкой, на которой было написано несколько цифр и одно слово. Цифры означали дату, слово было именем ветра: Либеччо, Трамонтана, Зефир, Фавоний…
— Куда мы попали? Что это за место такое? — потерянно спрашивала Лючия.
— Я… я не знаю. Похоже на архив, но непонятно…
Эмма не договорила, услышав шум шагов. Шаги гремели во дворике.
— Надо уходить отсюда! Быстро! — испугалась Лючия.
Они едва успели выскользнуть наружу. Прикрыли дверь и бросились через двор к коридору. Из его тени выступила фигура Гвидо:
— Вы заблудились?
— А-а… да, кажется, да… мы не можем найти туалет… — затараторила Эмма.
Гвидо вытянул руку и открыл дверь уборной:
— Это здесь.
— А! Вот же он! Какие мы рассеянные! — улыбнулась Лючия.
И парочка протиснулась в туалет под изумленным взглядом Гвидо.
— Мы не должны были входить в ту комнату! — зашептала Лючия.
— Не волнуйся, он никогда не узнает, что мы там были. Но теперь нам лучше уйти. Ты слишком нервничаешь. Это может вызвать подозрения.
— Ты права. Мне надо успокоиться.
Лючия сделала глубокий вдох:
— Нет, не могу!
— Ладно! Спокойно! Просто иди за мной, и все!
Эмма взяла ее за руку, и они вернулись в мастерскую, где Грета по-прежнему счищала ржавчину.
— Нам пора домой. Уже поздно, — объявила Эмма.
— Да, очень поздно, — подтвердила Лючия.
— Идем, Грета?
Грета подняла на них глаза, охваченная странным ощущением: ей не хотелось уходить из этого места. Ей было так хорошо. Потом она подумала, что скоро вернется Ансельмо. Если он застанет ее здесь, он решит: она осталась нарочно, чтобы его дождаться. Так не пойдет. Никто не должен знать, что с ней происходит. Она и сама толком этого не понимала. Только чувствовала — в голове какая-то путаница. Лучше уйти. Может, она вернется как-нибудь в другой день. А может, нет.
— Да, мне тоже надо идти, — солгала она.
— Но мы не закончили, — попытался возразить Шагалыч. — Как любит повторять учитель: работу нельзя бросать на полпути.
