Дэнни Уоллес - Человек-да
ну... такие вещи девушке вряд ли придутся по вкусу.
А что нравится девушкам? И что из того, что нравится девушкам, нравится мне?
— Я... пожалуй... — замямлил я, силясь придумать нечто такое, что пришлось бы по душе девушке, —
...ребенка.
Взгляд Лиззи, обращенный на меня, ничего не выражал.
— Ребенка? — скучным голосом переспросила она.
Я понял, что опростоволосился. Лиззи сразу сообразила, почему я остановил свой выбор на ребенке. Потому
что, в моем представлении, это то, что хотела бы услышать девушка. Нужно как-то исправлять ошибку.
Придумать другой ответ.
— Постой, ты не так поняла. Это был бы не просто ребенок.
— А какой? Два в одном? Ребенок-открывалка для бутылок?
— Нет. Это был бы особенный ребенок.
Лиззи вскинула брови, ожидая моих объяснений.
Ура, есть!
— Китайчонок.
Брови Лиззи взлетели еще выше. Я не поверил своим глазам. Думал, только в мультиках так бывает.
— Китайчонок, — повторила она.
— Громадный китайчонок, — поправил я ее.
— Извини. — По-моему, тон у нее совсем не виноватый. — Значит, громадный китайчонок?
Лиззи не ослышалась. Я и в самом деле так сказал. Интересно, какого черта?
— Точно, — уверенно подтвердил я, будто сообщил ей взвешенное решение. — Г ромадный китайчонок.
— Так почему ты остановил свой выбор на громадном китайчонке? — спросила она. Мне хотелось
надеяться, что в ее голосе прозвучало мягкое удивление, но в принципе подобным тоном обычно опытный врач
разговаривает с неполноценным ребенком.
— Ну... китайчата — такие очаровательные малыши. Что может быть прелестнее? — ответил я, считая, что
глаголю истину. — То есть, конечно, китайцы вообще милый народ. Только не думай, будто я отношусь к ним
свысока...
Лиззи сложила руки на груди.
— Я просто хотел сказать, что китайчата — милые дети... И...Э... пожилые китайцы, если подумать, тоже
милы. Но... знаешь... если честно, все, что между ними, в расчет можно не принимать...
Черт, совсем запутался. Ну ничего, все еще можно исправить.
— Ты только представь, — продолжал я. — Люди со всех концов света будут приезжать, чтобы посмотреть
на моего громадного китайчонка.
ЛЮДИ СО ВСЕХ КОНЦОВ СВЕТА БУДУТ ПРИЕЗЖАТЬ, ЧТОБЫ ПОСМОТРЕТЬ НА МОЕГО
ГРОМАДНОГО КИТАЙЧОНКА? Что за бред?
Я внезапно замолчал и уткнулся взглядом в свой бокал.
— Хм... ну, думаю, если б... — заговорила Лиззи.
Я так и не узнал, что она думала. Потому что рядом неожиданно возник Роан с банками пива и миской мелкой
моркови в руках. Он подсел к нам, и мы стали говорить о Лондоне и Австралии и о том, что Лиззи стремится
поскорее вернуться домой. И больше за весь оставшийся вечер о громадном китайчонке не было произнесено
ни слова.
В сущности, о нем никто не упоминал до конца года.
Часы показывали двадцать минут четвертого утра. Мы с Уэгом были пьяны в стельку.
Сидели в углу какого-то клуба в Сохо — Бог знает, как мы там оказались — и болтали с тремя
австралийцами, проводившими в Лондоне свой отпуск. Я использовал все свои познания об Австралии, чтобы
произвести на них впечатления.
— Значит, у вас есть Большие Ананасы, да? — говорил я. — И Большая Креветка. А еще Гигантский Нед
Келли.
Австралийцы тупо смотрели на меня.
— Ну... скульптуры, которые у вас всюду стоят. Вы же, наверное, их видели. Большая Бочка и Большой
Комар? Большой Червь? Большой Апельсин? Я в вашей стране никогда не был, но мне их фотографии
показывала одна девушка, с которой я встречался. Это потрясающе.
Их лица по-прежнему ничего не выражали. Я решил, что, по-видимому, назвал мало Громадин. Поэтому стал
перечислять дальше.
— Большая Банка. Большая Треска. Большая Морковь. Б...
— Большой Нудный Придурок, — добавил Уэг. Все рассмеялись.
— Я веду речь об австралийской культуре, Уэг. — В данный момент он меня раздражал, поэтому скажу, что
его настоящее имя Уэйн. — Эти джентльмены из Австралии должны знать, что мы здесь, в Великобритании,
проявляем живой интерес к их стране.
— Так они же австрийцы, — заметил Уэг.
Я посмотрел на трех наших новых знакомых.
— Вы австрийцы? — заплетающимся языком уточнил я.
Они кивнули.
— Простите Бога ради. Я думал, вы австралийцы. Интересно, и почему я принял вас за австралийцев?
Все пожали плечами.
— Но ведь я рассказываю вам об Австралии и австралийцах почти...
— Двадцать минут, — сказал один из наших собеседников. С австрийским акцентом. Только тогда я
заметил, что на нем футболка с надписью «АВСТРИЯ».
— Да. Двадцать минут, — согласился я. — Что ж, надеюсь, по крайней мере, в ходе нашей беседы вы кое-
что узнали об Австралии. Всего хорошего, ребята. Добро пожаловать в нашу страну.
Мы с Уэгом пошли прочь от австрийцев, двигаясь не спеша, с достоинством, хотя не так-то просто сохранять
достоинство, когда тебя качает из стороны в сторону и ты постоянно натыкаешься на людей. На краю
танцевальной площадки мы остановились.
— Выпьем? — спросил Уэг.
— Да! — почти выкрикнул я, верный данному себе обещанию. — Да, Да, Да!
Каждое свое «да» я сопровождал красноречивым жестом, энергично тыкая пальцем перед собой, хотя Уэг уже
давно ушел к бару.
Вероятно, своей жестикуляцией я привлек к себе внимание мужчины в сомбреро.
Поначалу я принял его за мексиканца, но потом до меня стало медленно доходить, что настоящий мексиканец
вряд ли явился бы в лондонский ночной клуб в сомбреро. Да и усы у него, наверное, были настоящие, а не
приклеенные. Мексиканец с приклеенными усами был бы супермексиканцем, потому что у него были бы
двойные усы, а это круто. К тому же супермексиканец, вероятно, был бы в пончо... Тут я сообразил, что говорю
все это в лицо мужчине в сомбреро.
— Текилы? — вопросом ответил он на мой монолог. Выходит, это был торговец текилой. Мне показалось,
что он вытаскивает кобуру, но это была полная бутыль мексиканской водки. — Фунт за порцию.
За многие годы я развил в себе поразительную способность уклоняться от употребления текилы. Несколько
раз я попадал в пренеприятнейшие ситуации после того, как выпивал эту дрянь, и с тех пор на текилу у меня
была аллергия, — если кто-то мне ее предлагал, я машинально отвечал «нет».
Поэтому я сказал...
— Да!
Мужчина в сомбреро налил мне глоток. Я выпил.
— Еще?
Вид у меня был уже не очень жаждущий.
— Да, — ответил я — без былого энтузиазма в голосе. В животе у меня неприятно закрутило. Честно говоря,
я был уверен, что уже выпил достаточно. Но игра-то велась по другим правилам. Я опрокинул в себя вторую
порцию и улыбнулся мексиканцу, мысленно веля ему удалиться. Он отскочил от меня, как ошпаренный — то
ли мысли мои прочитал, то ли подумал, что я намерен наброситься на него с кулаками.
Я попытался сфокусировать взгляд на танцевальной площадке. То, что я увидел, мне показалось забавным. И
я вдруг проникся глубоким убеждением, что сам я замечательный танцор, — во всяком случае, ничуть не хуже, чем та леди в синей кофточке или та, что в зеленой. А они обе танцевали просто здорово. Особенно та, что в
синем. Она была великолепна. Но мне в подметки не годилась. Может, раззадорить ее на танец с раздеванием?
Она, вне сомнения, знает, что делает — отменно работает руками, ногами, головой и прочими частями тела, —
хотя хорошая физическая форма, отменная координация движений и, возможно, классическая подготовка,
пожалуй, ее не спасут: с моим артистическим талантом тягаться трудно. Я был абсолютно уверен, что способен
безупречно исполнить все те движения, которые демонстрировала она. Но, в отличие от обученных танцоров, я
не ограничивал себя «условностями» — не боялся нарушать правила. По-видимому, я испугал леди в синем и
ее подругу в зеленом, и даже, похоже, их рослого приятеля — того, что не сводил с меня глаз и теперь прямой
наводкой шел ко мне. Наверное, он идет ко мне, чтобы сообщить: они все знают, что я думаю и что я прав:
воистину я — Король Танца. Не исключено, что потом мы все вместе отправимся к ним домой, и я покажу им
некоторые свои движения, и мы подружимся, и...
— Ты чего пялишься на мою девушку? — спросил верзила, неожиданно оказавшись у меня перед носом.
Вид у него был не очень довольный.
— У? — радостно промычал я.
— Ты на мою девушку пялишься?
Я улыбнулся, пытаясь незаметно сглотнуть текильную отрыжку.
— Я пялюсь на твою девушку? — переспросил я, надеясь, что произнес это дружелюбным тоном.
