Радика Джа - Исповедь гейши
«Что она такое несет? Она что, не в своем уме?» — словно написано у вас на лице. Я ведь суперженщина и могу читать по глазам.
Дорога к совершенству скрыта завесой тайны, и так будет всегда. Но я приоткрою для вас эту завесу. Чтобы стать сверхчеловеком, нужно создать внутри себя что-то вроде поляны, куда вы будете выбрасывать весь свой мусор — усталость, раздражение, ненависть к семье и своим обязанностям, серую рутину будней. В бесконечной тишине ночи вы станете следить, как на ваших дьявольских угодьях прорастают сорняки. А днем придется их усердно вытаптывать, создавая мифический образ сверхженщины.
Иногда, правда, сорняки растут слишком быстро, заслоняя от нас небо. Тогда настает время извлечь на свет божий полуживую девушку, похороненную в глубинах сознания. Только она сможет избавить нас от всесильных сорняков. Мы начинаем красиво одеваться и чувствуем себя молодыми и привлекательными. Или идем в гимнастический зал, храм или любой другой клуб, который распахнет перед нами двери и даст почувствовать свою избранность.
Поэтому нам так важен выбор клуба. Там мы обретаем себя. Переступив его порог, чувствуем себя совсем иначе. На нас нисходят спокойствие и умиротворенность, в душе поселяется буддистская пустота. И не важно, чем отделаны стены клубов — дорогим деревом и кожей или дешевым пластиком с неоновыми трубками. На душу они воздействуют одинаково. Мы чувствуем себя счастливыми, словно наконец обрели дом.
Однако найти нужный клуб довольно нелегко. Обычно в этом нам помогают друзья. У меня не было подруг, и мои шансы попасть в нужный клуб приближались к нулю. Я вполне могла угодить в какое-нибудь унылое заведение типа фитнес-центра или кружка обучения икебане. Но от этой ужасной судьбы меня спасла Томоко.
Мне уже исполнилось двадцать семь, когда я вновь встретила Томоко. Самое смешное, что она увидела меня первой, а я не смогла узнать ее даже после того, как она окликнула меня. И все потому, что на меня навалилась макура.
По-японски макура — это полная темнота. Для меня же это слово обозначает нечто большее. Сумрачное состояние, когда ничего не хочется делать, думать или говорить. Полная безжизненность, не нарушаемая ни единым звуком или лучом света. Через нее проходят многие женщины, но предпочитают на эту тему молчать. Чтобы уйти от этого, одни начинают пить, другие ударяются в религию, а кое-кто замолкает до конца своих дней. Такое никогда не обсуждается, это один из многочисленных женских секретов.
Макура пришла в мою жизнь, когда я была беременна Харукой. Темнота, непроницаемая и бесконечная, поглотила меня внезапно, словно я опустилась на дно моря в безлунную ночь. Она обволокла сознание, лишив возможности двигаться и говорить. Я сидела в доме с задернутыми шторами, потеряв всякое представление о времени. Темнота была как бы отражением мрака моей души. Иногда я забывала забрать из садика Акиру, и мне звонила его воспитательница. Я заставляла себя подняться, с трудом одевалась и тащилась за сыном. Мои всклокоченные волосы и кое-как напяленная одежда вызывали у других матерей презрительные улыбки, и никто из них не попытался протянуть мне руку помощи. В Японии женщины должны справляться со своими проблемами сами.
В тот день, когда я встретила Томоко, ничто не предвещало появления темной тучи. Это был день моего рождения. Подарком мужа было приглашение на ужин в дорогой французский ресторан. Он предварительно договорился со своей теткой Асако, что она заберет Акиру из начальной школы и посидит с ним до нашего возвращения. Рю сообщил мне об этом, как только мы проснулись. Пока я приходила в себя от удивления, Рю, как обычно, потискал мою грудь, в темпе кончил и ушел на работу. Я ничего не успела почувствовать, но не огорчилась. Когда я отводила Акиру в садик, душа моя пела от восторга. «Какой же у меня добрый и щедрый муж, какой внимательный!» — думала я, надраивая дом и готовя ужин для Асако-сан.
К одиннадцати я все закончила. Впереди был целый день, затянутый розовой дымкой ожидания. Принимая душ, я загадала себе загадку: какого цвета свободное время у замужней женщины? Да, розового, конечно, прыснула я, а потом меня так разобрало, что я буквально стонала от хохота. К счастью, его заглушил шум воды, и он не достиг ушей соседей. На пути к станции я тщательно распланировала свой день. Сначала пройдусь по магазинам, потом где-нибудь перекушу, после чего отправлюсь в салон красоты и немного подремлю, пока они будут трудиться над моими волосами и ногтями. Если вдруг поход по магазинам затянется, просто куплю по дороге онигири[4]. Как бы там ни было, впереди меня ждет замечательный день.
Я сошла с поезда на станции Гинза, как раз у главного перекрестка. Стоял чудесный осенний день. Небо сверкало синевой, солнце ласково грело спину. Улицы были заполнены хорошо одетыми людьми, с достоинством спешащими пообедать. Обычно вид нарядной толпы повергает меня в приятное волнение. Но сейчас радостное чувство, переполнявшее меня все утро, куда-то ушло.
Я вдруг остановилась, причем так резко, что мужчина, шедший позади, чуть не врезался в меня. Я обернулась, чтобы извиниться, но он отвел глаза. И тут навалилась макура, и я потеряла всякое представление о времени и пространстве.
Не знаю, сколько я простояла перед универмагом «Мацуя», но вдруг кто-то положил мне руку на плечо. Я раздраженно обернулась и увидела высокую красивую офисную даму в фиолетовом костюме от Шанель и с оливковой сумочкой Келли «Эрмес». Я хотела извиниться и отойти в сторону, как вдруг незнакомка произнесла мое имя. Да-да, мое имя. То, которое дали мне родители, хотя после замужества меня так уже никто не называл.
— Каё-сан, разве ты не узнаешь свою школьную подругу Томоко? — спросила женщина.
Каё — не очень красивое имя, и я редко кому его сообщаю. Я так удивилась, услышав его из уст незнакомой дамы, что буквально раскрыла рот. Томоко рассмеялась, сверкнув полоской белоснежных зубов с маленьким зазором между двумя передними, и тут я сразу узнала ее. Не помню, что я тогда сказала и говорила ли вообще, помню только, как она нетерпеливо схватила меня за руку и, оттащив от дверей универмага, из которых выливались потоки покупателей, потянула в тихий переулок.
В тот день на мне были брюки на резинке — дешевые штаны, которые продаются в пригородных торговых центрах по тысяче иен за штуку. Прежде я не пересекалась ни с одной работающей женщиной. И вот теперь иду по Гинзе рядом с потрясающе красивой офисной леди, ощущая, что все пространство вокруг нас наэлектризовано восхищенными мужскими взглядами. Тут мне пришло в голову, что рядом с ней я выгляжу просто уродом, и я смущенно отступила назад. Но очень скоро поняла, что зря волнуюсь — в тени красавицы Томоко меня попросту никто не замечает. Я скромно шла рядом, прикидывая, сколько может стоить ее наряд и что у нее за работа, раз она позволяет себе такие дорогие вещи. Неужели она выскочила замуж за миллионера? Или работает в крупной компании? Передо мной словно раздвинули плотные шторы, и я почувствовала, что макура куда-то исчезла.
Томоко привела меня в кафе «Ренуар», классическую кофейню Гинзы, где подавали только кофе и бисквиты с кремом. Меня несколько удивил ее выбор, ведь сейчас время обеда, но потом я сообразила, что в ресторанах все места, вероятно, уже заняты и там стоит такой шум, что не поговоришь. Когда мы поднимались по крутой деревянной лестнице, я заметила, что туфли у Томоко из крокодиловой кожи — явно «Прада».
И только когда мы сели за столик в дальнем углу кафе, я осмелилась посмотреть ей в лицо. Мы молча изучали друг друга, отмечая следы, которые время наложило на нашу внешность.
Я сразу поняла, что изменилось в Томоко. Она всегда была красавицей, но сейчас она к тому же выглядела дорого. Как антикварная вещь или часы Патек Филипп. И это делало ее еще желаннее для мужчин. Я вспоминала, как они смотрели на нее на улице — вожделея, но прекрасно понимая, что такая женщина не для них. Как ей это удавалось? Дело здесь было не только в одежде. В Гинзе полно шикарно одетых женщин. Я снова внимательно взглянула на нее. Ее крашеные темно-русые волосы были модно подстрижены и завиты. Стильный макияж подчеркивал красоту лица. Кожа светилась, а пухлые губы сверкали, как отполированные. Глаза были широко раскрыты, миндалевидные веки поблескивали золотистыми тенями. И тут я поняла, в чем дело. Моя подруга изменила разрез глаз, сделав их по-европейски большими.
Томоко первой нарушила молчание.
— Как же ты была права, что рано вышла замуж, — произнесла она с оттенком сожаления в голосе. — Ну и как тебе замужество?
Голова у меня пошла кругом, словно исполнилась давнишняя мечта, когда уже ни о чем не мечтаешь. Мир заволокло пеленой, и надо мной снова нависла макура. Я слушала Томоко как бы в полусне.
