Андрей Школин - Прелести
Опытный музыкант легко подыграл начальным фразам, а вскоре полностью уловил гармонию переделанной мелодии известной вещи Вертинского.
— Ты усталый паяц, ты смешной балаганщик.
С измождённой душой, ты не знаешь стыда…
На открытое место перед эстрадой вышла одна, только одна пара и закружилась в нарастающем ритме вальса. Перед последним, третьим, куплетом пианист, как договаривались, произвёл модуляцию.
— Может это пророк или просто обманщик?
И в какой только рай нас погонят тогда?
Одинокая пара кружила между мной и притихшим залом, и была в этом какая-то странная торжественность. Торжественность на грани крика…
— Замолчи, замолчи, замолчи, замолчи,
Сумасшедший шарманщик —
Твои песни нам лучше забыть навсегда,
Навсегда, навсегда.
Я поблагодарил Маэстро и зал и под аплодисменты сошёл со сцены.
— Ну, ты могёшь! — Вадим долго тряс мою руку. — Сильно! Пойдём, тебя ждут.
Стёпа просто буркнул: «Привет», а хорошо, примерно как Вадик, поддатый Федяев протянул руку: «Фёдор Степанович» и добавил:
— Люблю артистов. Особенно хороших (я, по всей видимости, попал в разряд последних). Твой друг обмолвился, что ты сам песни сочиняешь. Сейчас свою спел?
— Почти… — «Уклончиво» ответил хороший артист.
— Раньше я здесь тебя что-то не видел. Ты не москвич?
— Нет. Из Сибири. К другу приехал.
— Сибиряк, что ли?
— Да, вроде.
— Ну, давай тогда выпьем.
Выпили. Федяев закусил и кивнул головой в сторону оркестра:
— Музыкой серьёзно занимаешься?
— А что, в этой жизни есть смысл заниматься чем-то всерьёз? — попытался заглянуть в его глаза, но тут же отвёл взгляд в сторону.
— Музыкой, наверное, стоит. Хотя… — он покосился на Стёпу, — это всё философия. Чем в Москве занимаешься?
— Пока живу.
— Хорошо сказано, — Фёдор Степанович рассмеялся и поглядел на своих охранников. Те тоже натянуто заулыбались.
— Пока… Все мы живём от «пока» до «пока». Как ты в микрофон сказал? Идти навстречу свету. Так, вроде?
— Так.
— Нет, ты не думай плохого, я тебя не подначиваю, мне действительно песня понравилась, я бы с удовольствием ещё послушал, — он немного помолчал. — А в Сибири чем занимаешься? Музыкой? Или тоже, «пока» живёшь? — и тут же махнул рукой, — Не хочешь, не отвечай. Попоёшь ещё?
Четвёртую песню я закончил петь как раз к тому моменту, когда любой, поначалу культурный, цивильный российский ресторан начала девяностых годов превращался в КАБАК. Когда танцуют под любую музыку, пьют любые напитки и считают либо закадычными друзьями, либо смертельными врагами всех присутствующих в зале. Именно в такой момент я подошёл к Вадиму.
Он сидел за чужим столиком, в обнимку с какой-то Натали и что-то ей страстно нашёптывал на ухо. Натали в ответ заливалась конским смехом. За столом при этом присутствовали ещё человек пять незнакомых людей.
— О, Андрюха! А я только что… — приподнявшись навстречу, заорал украинец.
— Пошли, Вадик, нам пора.
— Как пора? Да ещё время детское.
— Вот потому и пора, — подозвал официанта и расплатился по счёту. Сумма оказалась совсем небольшой. Рассчитавшись, я начал поторапливать своего друга.
— А её возьмём? — уставясь на меня пьяным взором и не отрываясь от своей «подруги», промычал Вадим.
— Да бери, кого хочешь.
— Тогда поехали.
Он долго прощался со всеми оставшимися за столом, потом стал требовать официанта. Узнав о том, что я рассчитался, начал убеждать взять назад деньги, ведь платить будет непременно он. Наконец, с горем пополам, мы вышли из ресторана. Вадик тащил за руку еле тикающую Натали и с первого раза не признал свою машину.
В таком состоянии он сел за руль и включил зажигание. Проехав, игнорируя светофоры, два квартала, наконец, обернулся и спросил:
— А куда едем-то?
— Да хоть куда, только на дорогу смотри. Поехали к Лолке, что ли?
— Поехали, — обрадовался Вадим и, на полной скорости развернувшись, выскочил на встречную полосу дороги.
Лолита, как ни странно, находилась дома. После короткого совещания решили, что наш общий друг отвезёт меня и её на Саянскую, а сам, со своей новой Натали, вернётся к Лоле домой.
На том и остановились.
Глава 4
Одна смазливая «короста»
Мне объяснить пыталась просто —
Любовь,
Изобразив её рабу…
Е. АмирамовЯ валялся на кровати и слушал, как капли воды выбивают беспорядочную дробь о края ванны. Лолита-женщина принимала душ. Эта мелодия падающих капель заставляла время сжаться и, распрямившись, лопнуть. В образовавшемся надрыве отчётливо прослушивался дождь. Весенний дождь. Майский дождь. И в открытую форточку доносился запах не середины апреля, а конца мая. Вот-вот должен был выстрелить изо всех своих ****ских орудий ловелас гром. А похотливые коты, претворившись соловьями, заблажат гимн наступающего лета так, что настоящие соловьи в шоке выпадут из своих только что насиженных гнёзд. Вот, вот…
Но в это время Лолита выключила воду. Дура. Всё кино испортила.
— Привет, проснулся-таки? — она, обёрнутая полотенцем, подошла и присела на кровать.
— Таки, проснулся. Принеси кофе.
— Сейчас, — ушла на кухню и начала греметь посудой.
Бум, дзинь… Я, закинув руки за голову, считал, сколько раз она прогремит. Получилось одиннадцать.
Девушка где-то нашла поднос, который я раньше в упор не видел, и, расставив на нём чашки, принесла всё это в комнату.
— Спасибо, — приподнялся и взял одну из чашек.
— Спасибом не отделаешься, — Лола забралась на постель с ногами и прислонилась к стене, — я с тобой итак как сестра милосердия вожусь. То жажду утоляю, то лечу, то ублажаю.
— Заплатить, что ли? — я равнодушно пил свой кофе.
— Глупый. Если бы я хотела от тебя только денег, то взяла бы их ещё в первый раз. Ты мне просто нравишься, и я за тобой ухаживаю, потому что хочу этого. Женские слабости. Могу я сделать что-нибудь хорошее для мужчины, которого в данный момент люблю.
— Даже любишь?
— В данный момент, в данный момент… Знаешь ведь поговорку: «Сердцу не прикажешь».
— Ты ещё вспомни: «Любовь зла…», — допил кофе и поставил чашку назад на поднос.
— Это там, где про козлика?
— Да нет. Про козла, пожалуй, — хрустнул, потянувшись, всеми суставами. — И как часто посещает тебя сие светлое чувство?
— По-разному. Я, вообще, любвеобильная женщина.
— Ну, в этом-то мне довелось убедиться, так сказать, на личном опыте.
— Неужели? И как? — Лолита медленно провела рукой по одеялу и остановилась как раз в том месте, где был спрятан предмет гордости большинства мужчин. Моей, разумеется, тоже.
— Что-то потеряла?
Она откинула полотенце и наклонилась надо мной. Её небольшая, аккуратная грудь почти касалась моего подбородка. Смочил слюной ладони рук и осторожно, медленно дотронулся до её сосков. Затем, так же медленно, стал вращать ладони, каждую в разные стороны, правую — по часовой стрелке, левую — против. Причём, только едва-едва прикасаясь к вздувающимся и краснеющим живым бугоркам. Лолита, держась на руках, изогнулась и запрокинула голову назад так, что её волосы растеклись чёрной лентой по ключицам и доставали почти до талии. Мои руки ласкали её шею, уши, лицо, потом вновь принялись за грудь.
Внезапно она сдёрнула одеяло и резко, стремительно припала губами к низу моего живота. В один миг почти вся гордость оказалась затянутой во влажную, горячую, вращающуюся, приятную воронку. Я позволил себе расслабиться и откинулся навзничь на подушки. Но только на несколько секунд. Уже через мгновение Лолита, добившись нужной упругости, выпустила из пасти свою жертву и вытянулась на мне с тигриной элегантностью, вновь лишь слегка касаясь горящими сосками моей груди.
— Муррр…
— Ишь ты, кошечка. Только вот домашняя или дикая?
— Пожалуй, дикая. А вот ты обещал показать своё домашнее животное. Её, кажется, тоже Лолитой зовут?
— Она там, на подоконнике.
— Где? Я утром шторы открывала, на подоконнике один стакан стоял. Туда комар как-то залетел, представляешь? Комар в апреле. Чудеса. Только у тебя, наверное, такое возможно.
— Ну и где он теперь, этот комар?
— Как где? Я его убила.
— Что?!! — резким движением я, сбросив с себя и женщину и загремевший поднос, спрыгнул на пол и подбежал к подоконнику. Стакан был пуст. Тетрадный лист валялся на полу. МОЕЙ Лолиты нигде не было. Чёрт… Вот и апрель устал смеяться. Обман раскрылся. Шоу не превратилось в судьбу. Кровь не заменила эликсир бессмертия. Ухабистый мир. Лолита съела Лолиту.
