Джон Апдайк - Супружеские пары
— Не для того, для чего ты воображаешь, — ответил ей Фредди.
— Ничего я не воображаю, просто спросила.
— Иногда вместо ленча я ложусь вздремнуть.
— То-то я удивляюсь, как ты выдерживаешь такое количество вечеринок! Так в каких мыслях ты меня заподозрил? В таких, что ли? — Она изобразила жестами молоденькую сестру с полосатой челкой, потом, чтобы было понятней, округлила рот.
— Нет, — ответил шепотом Фредди. — Наверное, ты решила, что у меня тут абортарий.
Фокси была так поражена, что чуть не соскочила со стоматологического кресла.
— У меня этого и в мыслях не было!
— А что, некоторые мои коллеги не брезгуют абортами. Смотри, как удобно: кресло, наркоз, инструменты…
Она решила, что он разболтался, чтобы подрасти в ее глазах, раздуть намеками свою значимость. Если бы он окончил медицинский факультет, то обрел бы власть над жизнью и смертью; он ограничился стоматологией, не идущей дальше рта, он не избавился от гордыни. Пришлось поставить его на место.
— Не желаю об этом слышать!
— Наркоз уже подействовал, — сказал в ответ Фредди и начал сверлить. Теперь, почти прижавшись теплой щекой к ее голове, он превратился в пару волосатых ноздрей, танец умелых пальцев, мерцание стекол. Его аура была родительской, обволакивающей. Фокси расслабилась. Тянущее ощущение в груди заставляло думать о том, как она, оставив этот кабинет, заберет младенца вместе с люлькой из дома Би Герин, помчится по извилистой дороге вдоль пляжа в свой, пустой дом, а там скинет верхнюю одежду и сунет ему в крохотный ротик сосок, чтобы он насосался вдоволь. Этим утром он начал с правой груди, так что днем получит левую. Через двадцать минут действие новокаина пройдет, и она приготовит себе ланч: салат, сандвич с тунцом. Еда среди дня невиннейшее занятие! Какая она была глупая, как неправильно, нервно относилась к своей христианской вере, когда, чувствуя, что не молодеет, употребляя пищу, кормя грудью, отходя ко сну, боялась любви, как законной, так и краденной, считала себя виноватой! А бедняга Фредди тем временем постигал таинства стоматологического мастерства. Лежа в кресле с крепко зажмуренными глазами, Фокси пришла к выводу, что должна скоро порвать с Пайтом, и не почувствовала боли.
Радио, игравшее ничего не говорящую мелодию, внезапно смолкло. Запыхавшийся мужчина, словно только сейчас подоспевший к микрофону, произнес:
— Специальное сообщение. В Далласе в непосредственной близости от президентского кортежа раздались выстрелы. Повторяю: сообщают о стрельбе в Далласе поблизости от автомобильного кортежа президента Кеннеди.
Секунда мертвой тишины. Потом игла вернулась в бороздку, музыка-зубная паста снова поползла из радиотюбика. Черные часы показывали 13:36.
Фредди вынул у нее изо рта бор.
— Слышала? — спросил он.
— Что это значит?
— Какой-нибудь сумасшедший техасец. — Он снова начал сверлить ей зуб, все время увеличивая скорость. Горячая точка во рту уколола болью. Фредди задышал на нее мятой.
— Можешь сплюнуть.
Медсестра, вытаращившая глаза от услышанного по радио, зашла в кабинет, чтобы протереть инструменты и убедиться, что не ослышалась:
— Думаете, это коммунисты? — спросила она.
Музыка снова оборвалась. Девушка перекрестилась. С крыши почты взлетела стайка голубей, гревшаяся у трубы. Сообщение зачитали снова, на этот раз с уточнением, что стрельба велась именно по кортежу. Очевидцы насчитали три выстрела. Голуби, треща грязными крыльями, скрылись из виду. Сестра принесла в вате серебряную лепешку и положила ее на салфетку рядом с инструментами. Музыка не возобновлялась, вместо нее звучали слова, с каждой минутой все более точные. Выстрелы в президента, президент ранен, пуля попала в голову, состояние критическое, вызван священник. Президент скончался. К двум часам это превратилось в общеизвестную истину. Тем временем Фредди продезинфицировал Фокси дупло, обложил зуб тампонами и запломбировал. Фокси провела в кресле еще десять минут, ожидая развязки. Под сообщение о гибели президента она покинула кабинет. Медсестра плакала, округлив глаза, как кукла, которой надо принять лежачее положение, чтобы захлопнулись веки. Фокси, благодарная ей за чувствительность, похлопала ее перед уходом по холодной руке. Девушка выдавила:
— Мы в семье за него не голосовали, но в следующий раз обязательно проголосовали бы…
Фредди, казалось, не хватало как раз такого подтверждения всеобщего хаоса. Проводив Фокси, он сказал ей на прощание:
— Кажется, плакало наше сборище?
— Да, лучше отменить, — сказала Фокси, хотя это лишало ее шанса повидаться с Пайтом.
— Но я уже накупил выпивки! — возмутился Фредди.
Фокси прошла через его крохотный дворик, где стояло дерево-скелет без листьев. Флаг у здания почты уже спустился на половину флагштока. На улице Божества было так тихо, что можно было услышать рев циклевочной машины на расстоянии нескольких кварталов. В пиццерии, в редакции тарбокской газеты «Стар», в обувной мастерской, по совместительству — букмекерской конторе люди толпились вокруг радиоприемников. Фокси вспомнила приемник в кабинете Фредди, поперхнувшийся никакой музыкой, слезы в голубых глазах медсестры, достойное всяческого осуждения нежелание Фредди присоединиться к коллективной скорби, — но чем она лучше его? Она попробовала представить себе погибшего — молодого мужчину, почти что представителя ее поколения; она могла бы очутиться в его постели. Смерть чужого мужа, подчеркнувшая пустоту, и так поселившуюся в ее сердце. Вместо горя она чувствовала разве что рефлекторную нежность и еще страх. С угла, от магазина Когсвелла, она взглянула на конгрегационалистскую церковь, и у нее быстрее забилось сердце. Вот и ее «плимут»; скорее к ребенку! Она представляла себе жадный беззубый ротик сына, левая грудь заранее ныла. Правая половина ее рта еще оставалась онемевшей. Вдруг ребенок испугается ее кривой улыбки? Но стоило ей представить на месте застреленного президента Пайта, как к горлу подступила тошнота, город вокруг налился ощущением своей вины, свился в воронку и потянулся к небу, как овеществленная молитва.
Торны решили не отменять прием. Ближе к вечеру, после задержания Освальда и принесения Джонсоном президентской присяги, доказавшей, что нация по-прежнему жива, Джорджина обзвонила всех приглашенных и объяснила: еда и выпивка так и так закуплены, гости все равно купили вечерние туалеты и забрали из химчистки смокинги, да и они с Фредди заскучали бы, дети и подавно заплакали бы от разочарования; и вообще, она не видит ничего дурного во встрече хороших знакомых: скорбь легче дается за компанию. Анджеле Джорджина сказала, что это будут как бы поминки, ирландские поминки, танцы тоже можно считать данью памяти погибшего, всегда соблюдавшего хороший стиль. Приходите! Пожалуйста! Иначе Фредди обидится: сами знаете, какой он ранимый.
