Станислав Говорухин - Вертикаль. Место встречи изменить нельзя
— Это огромное фармацевтическое предприятие…
— О да! — заулыбался агент. — Русские масштабы нам известны… Кстати! — вспомнил он. — Надеюсь, груз застрахован? Не забывайте, сейчас сезон тайфунов… Впрочем, что я говорю. — Агент встал с бокалом в руке, лицо его стало серьезным, и он несколько напыщенно произнес: — Да оградит судьба свой лик суровый от всех идущих в море кораблей!
Гости выпили и стали прощаться.
— Итак, вы сейчас прямо домой? — спросил агент.
— Нет, — ответил капитан. — Я должен зайти на Яву за каучуком. Ничего не поделаешь — контракт… Оттуда — прямо в Находку…
Агент и иммиграционный чиновник спустились по трапу на берег. У борта еще дежурили полицейские — они будут стоять до отхода. Агент раскланялся с чиновником, сел в автомобиль и поехал вдоль мрачных портовых сооружений. Правой рукой, нагнувшись, вынул из-под сиденья портативный радиопередатчик. Нажал клавишу:
— Я — Лотос, я — Лотос, слышите меня?..
— Лотос, тебя слышим…
— Клиент направляется в Сурабаю на Яве, — сказал агент, понизив голос. — Пять тонн опия-сырца находятся в четвертом трюме, над твиндеком…
1. Моряк, потерпевший кораблекрушение
— Человек слева по борту!
Услышав крик впередсмотрящего, третий помощник капитана, двадцатитрехлетний штурман Саша Лаврик, стоявший вахту, бросился к левому борту, схватил спасательный круг и выбросил его в воду. Капитан одобрительно повел головой, а штурман уже командовал в микрофон:
— Экипажу дежурной шлюпки — к шлюпке! Шлюпку номер один к спуску!
Застопорили машину, по палубе раздался топот ног, боцман уже зычно командовал, распоряжаясь спуском шлюпки. Убедившись, что команда выполняется, Лаврик перешел крыло мостика, где капитан с биноклем в руках всматривался в даль.
— Вон он! — кивнул капитан туда, где пенной дугой выгибалась кильватерная полоса, оставленная пароходом. Он передал бинокль штурману и, чуть насупившись, похвалил:
— Неплохо, штурман! Для начала неплохо!
Молодой штурман благодарно взглянул на него и прижался к окулярам бинокля…
Вскоре шлюпка со спасенным моряком была на борту. Его сразу же повели в лазарет — шел он сам, слегка покачиваясь от усталости и опираясь на руку доктора.
Матросов со спасательной шлюпки обступили члены экипажа.
— Кто, кто он?..
— Черт его знает! По-русски ни бе ни ме… — объяснял разгоряченный путешествием матросик. — Лопочет что-то по-своему…
— Я понял так… — сказал Юра Микоша. — Он с либерийского судна… Матрос…
— Представляете, на обломке доски плавал… Это же надо!.. Шторм, акулы… Бр-р…
— Молоденький какой! Страху-то натерпелся бедный! — говорила, покачивая головой, повариха Маша.
Подошел крановщик Клюев и протянул Маше связку трепещущей рыбы:
— Наловил, пока стояли… Ушицы ему, что ли, свари.
Маша побежала на камбуз.
— Ужасно романтично, правда? — говорила дневальная Наташа, по совместительству библиотекарь судна. — Кораблекрушение, шторм… Один в океане… Кажется, все — неизбежная гибель, и тут… корабль на горизонте! Какое нужно иметь мужество, чтобы вынести такое! Вот вы смогли бы так? — обратилась она к стоящему рядом радисту.
— Не… я птица не водоплавающая. Мне землю чувствовать под ногами надо.
— Так служили бы на берегу. Зачем же в рейс пошли?
— Охота посмотреть, как в заморских странах живут. Посвушайте, Натавья Никовавна, — смущаясь, сказал Кондратюк, — есть такая река Вимпопо?
— Лимпопо? — переспросила Наташа. — Откуда это? Ах, Чуковский! Нет, это выдуманное название.
— А я думаю, она есть, — убежденно вздохнул Кондратюк. — Крокодивы там пвавают, бегемоты. До чего же бегемотов вюбью-у! Симпатичные зверюги!..
Из машинного отделения на палубу поднялся старший механик Сергей Веремеев, взъерошенный, пятно мазута под глазом — как синяк; в руках ветошь, которой он вытирает пальцы. Увидев рядом с Наташей Кондратюка, сказал с ходу:
— Маркони, тебя начальник радиостанции ищет. — Радист покосился недоверчиво, ушел.
Механик облокотился о планширь рядом с Наташей.
Наташе года двадцать два. Она казалась чуть старше из-за больших, в тонкой оправе очков, за которыми прятались детские серые глаза. Все остальное вполне соответствовало ее юному и прелестному возрасту.
— Выдумали? — спросила она, стараясь быть строгой.
— Насчет чего?
— Насчет начальника радиостанции.
— Ага, — кивнул механик.
— Вы много себе позволяете…
— Что-то я вам хотел сказать…
— Если забыли, значит, не самое важное.
— Библиотека сегодня будет открыта?
— Как всегда. После обеда…
— Я зайду. Мне надо с вами поговорить…
Она пожала плечами:
— Поговорим, если вспомните о чем…
Тут по трансляции объявили:
«Старшему механику Веремееву немедленно подняться на мостик!»
Склянки на полубаке отбили полдень. С последним ударом спасенный моряк открыл глаза, резко привстал и обвел цепким, схватывающим взглядом помещение лазарета. Казалось, он вспоминал, где находится.
Послышались шаги в коридоре, и моряк снова откинулся на подушку.
— Я вот ушицу ему принесла, — прошептала Маша доктору, косясь на дверь, за которой спал спасенный моряк. — Ребята рыбы наловили, так вот…
— Пойдем посмотрим, как он там, — сказал доктор и, скривившись, схватился за щеку.
— Болит? — спросила Маша.
— Невозможно как больно… — Доктор говорил с небольшим эстонским акцентом.
— Шалфеем пробовали?
Доктор кивнул.
— Давайте я заговорю его. Не верите? Я заговор от зубной боли знаю. Мне бабушка, бывало, пошепчет — мигом снимало.
Доктор безнадежно махнул рукой:
— Не выдумывай, Мария!
Они открыли дверь в изолятор. Моряк не спал. Доктор подсел к его кровати, пощупал пульс. Улыбнулся, потрепал его по руке:
— Молодец! Даже не верится — четверо суток в воде…
— Поешь, миленький, — Маша протянула моряку чашку с ухой. Отошла в угол и, подперев щеку рукой, стала смотреть, как он, обжигаясь, пил горячий бульон.
— Худой-то какой! — жалостливо сказала она. — Ничего, на наших харчах быстро раздобреешь…
— Йес, йес, — быстро закивал моряк.
— Ешь, ешь, — кивнула Маша, по-своему переводя его слова.
В кают-компании заканчивали обедать, когда, извинившись, вошел доктор и, наклонившись к капитану, сказал ему что-то, понизив голос.
— Прекрасно, — кивнул капитан. — Зовите его сюда!
