Юрий Любопытнов - Мурманский сундук
Петруха дёрнул за рукав Афанасия:
— Пошли. Слыхали, что сказал этот обормот?
Волдырь бросил трубку, потянулся рукой вниз, достал начатую бутылку вина и отхлебнул несколько глотков. Затем развалился на стуле, достал прислоненную к столу гитару и ударил по струнам. Через стеклянную перегородку его голос звучал отчетливо:
Там в джунглях жарких,
Где протекает Амазонка,
Где сладкий финик
И раскидистый банан…
Где злые мавры
Целуют мавританок
Под сенью пальмы
И под хохот обезьян.
Слова песни были сочинены без претензии на достоверность, автору нужно было лишь передать бурный накал тропической любви и страсти, ревности в экзотической стране.
Однажды мавр,
Охотясь за пантерой,
Он пробирался
Сквозь заросли ветвей.
И вдруг под пальмой
Он увидел мавританку
И патагонца
Он увидел рядом с ней.
Играл Волдырь неумело, к тому же раненой рукой, перевязанной у запястья, но песня доставляла ему удовольствие. Это было видно даже по затылку. Длинные волосы были скручены и забраны в резиновое кольцо, и этот хвост метался по плечам, когда он неистово произносил слова с буквой «р», словно львиный рык сотрясал стеклянную стенку.
А патагонец
Был красивым сам собою.
С безумной страстью
Целовал её в уста.
И вдруг на ветке
Испугалась обезьянка.
И в мавританку
Вонзилася стрела.
Пока он пел, всецело занятый и песней, и гитарой, пленники под руководством Петрухи, где пригнувшись, где прячась за тренажёрами, пробирались к двери, ведущей в холл. Они выбрались из тренажёрной, не замеченные охранником, проскользнули по очереди через коридор, в конце которого был виден Волдырь. Повернись он, и их побег мог быть раскрыт. Но он не оборачивался и не видел, как тени беглецов метнулись по стене.
Холл был пуст, горело несколько бра на стене, струивших рассеянный свет на матово блестевший мраморный пол, на котором вдоль стен стояли на подставках бюсты и большие напольные вазы с сухими цветами. Петруха сначала сам проверил помещение, а вернувшись сказал:
— Никого нет. Я думал, что Джабраил как всегда маячит здесь.
— А кто такой Джабраил, — спросил Николай, удивившись не русскому имени.
Когда они на цыпочках пересекли холл, Петруха ещё раз огляделся и только тогда ответил:
— Да литерка хозяина. Его холуй из черкесов.
Из холла Петруха провёл их на кухню и через низкую узкую дверь, в которую завозили продукты и выносили мусор, вывел на улицу с тыльной стороны особняка.
Шёл мелкий дождь, вдали погромыхивал гром, что было на руку беглецам, стояла кромешняя темнота, лишь дальние вспышки молний да фонари-лампионы скудно освещали пространство. От дождя светлый круг вокруг лампионов казалось был заполнен множеством мельтешащихся насекомых. На мгновение беглецы увидели лицо Петрухи. Оно было мокрым. И нельзя было разобрать то ли дождь его залил, то ли парень вспотел от волнений.
— Сюда, — увлёк он их в мокрые кусты.
Шелестнула под ногами галька на дорожке.
— Тише, — приложил руку к губам Петруха.
Беглецы не спрашивали, куда ведёт их проводник или спаситель, всецело положась на него.
Петруха раздвинул кусты. Они внезапно увидели перед собой человека в тёмном плаще с капюшоном, слегка поблескивающем в неярком свете, падающим от фонарей. Беглецы даже не успели испугаться, настолько неожиданным было его появление. Человек повернулся к ним. Они увидели изящный подбородок и тёмные локоны волос, выбившиеся из-под капюшона. Это была женщина.
— Спасибо, Петя, — сказала она газонокосильщику и с волнением в голосе продолжала: — Вам надо спешить, охрана может хватиться.
Николай пристально вглядывался в женщину. Ему показалось, что он раньше слышал этот голос.
— Вот ключи от катера, — женщина всунула ему в руки ключи на брелке. — Быстрее уходите, пока тихо. Петруша, покажи им дорогу!
Пленники мешкали.
— Да идите же вы, ради Бога, — сцепила руки женщина, в голосе прозвучала тревога.
— Кого нам надо благодарить? — вырвалось у Николая.
— Благодарите Бога, — ответила женщина и добавила: — Положитесь на Петра, он вам скажет, что надо делать.
Она хотела ещё что-то сказать, но не произнесла ни слова. Петруха потянул за рукав Афанасия. Женщина стояла минуты две, глядя как беглецы скрылись в темноте, прислушиваясь, но кроме шума дождя, колотящего по листве, ничего не было слышно. Она потуже запахнула на груди накидку, обогнула дом и вошла в боковой вход.
Глава шестая
Ольга
Когда беглецы обогнули особняк, дождь усилился. Косые струи вбивались в землю с неистощимой силой, барабанили по листве и ветвям деревьев. Все четверо промокли до нитки. В особняке свет был только в центре первого этажа, в холле, и в торце здания на втором этаже. Остальная громада дома была в полнейшем темноте, но только изнутри. Снаружи по периметру горели лампионы. Мощный луч прожектора, стоявшего на ажурной мачте сбоку дома освещал въездные ворота и ограду, выходившую на пристань. Дальше за деревьями высвечивался край пристани и две или три посудины, белевшие при всполохе молний.
— Долго нам ещё топать? — спросил Афанасий Петруху, когда они остановились под раскидистой корявой сосной на значительном расстоянии от особняка. Ему, как и остальным участникам побега, хотелось скорее вырваться за пределы этой зловещей территории.
— Мы пришли, — ответил Петруха. — Здесь самое удобное место. Я сам несколько раз перелезал здесь через забор, когда надо было удрать, чтобы охрана не знала.
— В самоволку ходил? — улыбнулся Афанасий. Этот малый несмотря на пришибленный вид ему нравился.
— Да, здесь взаперти приходится сидеть. Раньше народу мало было, только охрана. Это сейчас понаехало. Захочется в лесу побродить, я сюда, через забор — и был таков. Охрана и не знает про это место. Переберётесь через ограду и налево. Увидите большой белый катер с красной полосой по борту, с надстройкой на палубе, он рядом с моторками, отвяжете его, а ключом откроете каюту и моторный отсек.
— Ты давно в этом заведении работаешь? — не удержался от вопроса Сергей.
— Почти год. Когда были рабочие, здесь была другая стряпуха — готовила им еду, а я помогал ей. Света не было, варили на дровах. Потом хозяин дизель поставил, а сейчас электричество провёл…
Петруха подвёл их вплотную к стене. Прямо над ними сверкнула молния. В её зелёном свете лицо газонокосильщика показалось беглецам сначала сине-лиловым, потом мертвенно-бледным.