Тибор Фишер - Философы с большой дороги
колледжа, как балласт с тонущего судна. Откажи мы ему в дальнейшем обучении
по каким бы то ни было моральным соображениям, он вполне мог устроить нам
скандал, но если вы не сдали экзаменационную работу – самое время упаковать
чучело старого бродяги и отправиться прочь из колледжа. Клерик был
математиком, что вселяло некую надежду; естественника можно провалить.
Занимаясь английским, иностранными языками или историей, вы можете с треском
провалиться на экзамене, только если, придя на него, вы вдруг запамятовали,
как писать или читать. Итак; провал на экзамене = ящик Chevalier-Montrachet.
Я вынашивал одну подлянку. Почти всю жизнь я прожил так, чтобы, не дай
бог, не пришлось принимать какие-либо решения, особенно – под давлением
обстоятельств. Но сейчас, когда мне выпал счастливый билет и на горизонте
маячил фонд, который можно пощипать, я готов был побороться. По нелепой
прихоти судьбы мне удалась карьера философа; от добра добра не ищут.
Альтернативы у меня не было. На что я еще годен: разливать чай в борделе?
Знание может быть долгое время совершенно бесполезным, а потом вдруг
обернуться насущно необходимым и крайне выгодным для человечества. Сколько в
истории науки теорий, наблюдений, интуитивных построений, долгие годы
пролежавших под спудом – как медведь, уснувший в берлоге, – чтобы потом
триумфально восстать во всем блеске славы их: булева алгебра, двоичное
счисление, падающие яблоки.
То же самое можно отнести к Бев. Я не виделся с ней много лет, при том
что Кембридж – городок маленький и просто так рассчитывать на подобное здесь
не приходится. Одна из забавных черт зрелости: соседи по кампусу, с которыми
ты жил бок о бок в студенческие годы, к этому времени занимают
начальственные кресла; Бев – один из примеров тому: в этом году она отвечала
за проведение экзамена по математике.
Приветствовала она меня несколько... замороженно, я бы определил это
так. Она не то чтобы достигла самых высот математического Олимпа, но ее
жизнь свидетельствовала, чего можно добиться кропотливым упорным трудом.
Комната ее выглядела как обычно: будто целая бригада снедаемых рвением к
работе уборщиц только что рассортировала и разложила по местам каждый клочок
бумаги, каждую книжку и каждый огрызок карандаша. Была там и пара фотографий
обнаженных женщин (снимали тоже женщины – так что результат был в корне
отличен от той погани, которая выходит, когда за съемку берутся похотливые
потные самцы). Не будь Бев весьма изысканной воительницей, принимающей
участие в битвах ученых мужей, она бы раскроила разводным ключом череп
всякому, кто посягнул бы на эту ее вселенную.
Глядя на Бев, я задался вопросом: продолжится ли это безостановочное и
стремительное развитие науки и дальше с той же головокружительной скоростью
или же ограниченные возможности человека положат этому предел и процесс
замедлится и какова во всем этом роль книг? Однако я вовремя вспомнил, что
пришел шантажировать Бев, что было нелегко, так как каждый аспект ее жизни
мог послужить мне укором.
– Чем обязана, Эдди?
Я потупился, устремив взгляд на свой правый башмак, чтобы обнаружить,
что его подметка болтается, как язык, вывалившийся из собачьей пасти; я
поспешил пристроиться на софе, однако от меня не укрылись две предательские
дорожки в районе ширинки, явно прочерченные мочой, поленившейся излиться в
туалете.
Тем не менее я перешел к делу и предложил Беверли провести экзамен
таким образом, чтобы Клерик провалился, включив целую тему, которой не было
в программе, и оповестив остальных об этом в самую последнюю минуту. Все
сокурсники Клерика, специализирующиеся по математике, уже разъехались, так
что ему не от кого было бы узнать о внесенных изменениях. Одно из немногих
преимуществ репутации «крепкого орешка» от философии
(«крутого» философа) заключается в том, что окружающие не тратят
времени на удивление по поводу несообразности вашего поведения.
– Что ты пил сегодня с утра, Эдди? Это же дико, аморально, подло и,
кроме всего прочего, невозможно. Задание было роздано им месяц назад. Завтра
я уезжаю в отпуск. Приятно было повидаться. Надо бы нам как-нибудь сходить
пообедать.
Меня всегда удивляло до глубины души, сколь много людей, пребывающих в
физическом и умственном состоянии, позволяющем полагать, что они вполне
способны справиться с организацией совместного обеда и дружеского возлияния,
только говоря о том, что надо бы это сделать, вместо того, чтобы пойти
поесть или пропустить стаканчик.
Что ж, отказ Беверли можно было предвидеть заранее.
Неуместное в своей грубости совокупление
Хотя наша дружба в студенческие годы длилась ровно столько, сколько мы
делили соседние комнаты в общежитии, она была отмечена редкостной
доверительностью. Почему для доверия Бев выбрала именно меня – выше моего
понимания, ибо если бы составлялся мировой рейтинг людей, умеющих хранить
чужие тайны, моя позиция была бы где-нибудь в самом внизу, там, где
десятизначные цифры.
Однажды Бев закадрила какого-то регбиста. Не очень удачно. Видно, в тот
день она ненароком вручила бразды правления демону, что материализуется из
солодового виски. «Он уже наполовину добился, чего хотел, когда я
вдруг вспомнила, что мужчины меня не интересуют, но было бы грубо не дать
ему кончить».
Шабаш мошенника
Лет сто назад объектом шантажа рисковал оказаться какой-нибудь лишенный
отца бедняга, рожденный вне брака, но с тех пор многое переменилось. Сегодня
в зону риска попадают те, (x) чей законный папаша – видный член парламента,
принадлежащий, увы, к партии, вовсе не пользующейся в академических кругах
любовью, (y) сфера деловых интересов этого папаши вызывает в вышеупомянутых
кругах еще меньшее одобрение а (z), а нежно любимый сын обретается в
компании, весьма тесно связанной с некой другой, еще более не любимой
интеллектуалами партией, члены которой до странности любят избивать
низкорослых, хилых, одиноких эмигрантов, на что приемная мамочка
предпочитает закрывать глаза, будто ей это неведомо. Обо этом не пишут в
газетах, черным по белому. Ничего такого совсем уж предосудительного в этом,
конечно, нет, из-за этого никто не будет кончать самоубийством, но для Бев
было бы куда лучше, если бы оная информация и дальше оставалась в тени -
