Федор Московцев - Карибский кризис
— Деньги на месте. Никаких инкассо нет. Просто решение о приостановлении, и больше ничего.
В какой-то момент мне потребовалось буквально заставлять себя дышать. Не в силах что-либо понять, я приписывал случившееся проискам дьявола. Я сказал Ренату, чтобы информировал меня о ходе событий в любое время дня и ночи.
После этого разговора мне нужно было чем-то себя занять, чтобы успокоиться. При этом я никого не мог видеть. А если бы кто увидел меня, то получил бы точное представление о человеке, раздавленного неприятностями. Зайдя в номер, я предложил Мариам съездить со мной на Марино-Кайо-Пьедрас-дель-Норте, но она сказала, что плохо управляется с маской и ластами, поэтому ей неинтересно на рифе, и проворчала, что я эгоист и забочусь только о собственных интересах.
— …и вообще ты задрал уже своими проблемами!
Получив это приятное напутствие, я отправился на риф один.
* * *В этот раз я увидел на рифе акулу — длиной не менее двух метров, тупоголовую, с узким кривым спинным плавником, похожим на флаг, таким же изогнутым хвостом. Меня охватил страх. Я вспомнил рассказы о людях, внезапно исчезнувших с поверхности моря. Был слышен только крик, а потом расплывалось кровавое пятно, или же они просто исчезали бесшумно и бесследно… Опять же, фильм «Челюсти»…
Хищница появилась неожиданно, всё, что я успел в этот момент сделать — это основательно испугаться; мгновение — и она унеслась вслед за какой-то рыбиной. С моими вкусовыми качествами она не захотела познакомиться. Очевидно, её обеденный стол был богато накрыт, и она не пожелала затрачивать усилия, чтобы придумывать себе новые блюда. Я поспешил на берег. Встреча с акулой отбила у меня охоту исследовать риф. Я вспомнил рассказ Игоря — он-таки съездил на рыбалку с местными жителями, они при нём поймали трехметровую акулу, и её прямо на палубе шхуны вырвало человеческой рукой. Судя по тому, что конечность не была переварена, откушена она была совсем недавно, желудочные соки почти не подействовали на неё.
Ценность моих наблюдений за жизнью рифа состояла в том, что в этом компактном биоценозе мне удалось увидеть замкнутую пищевую цепочку: почти невидимые глазом рачки — визуально это беловатые точки, которые снуют взад-вперёд и неподвижно парят в воде — питаются планктоном, и в свою очередь служат пищей для мелкой рыбёшки. Которая, далее, поглощается всё более и более крупной. Но на крупном хищнике, таком, как акула, цепочка не останавливается — умирая, рыба опускается на дно, где её тело растерзают крабы, морские звёзды, и другие морские обитатели. Всем достанется по кусочку, в том числе снующим туда-сюда мелким рачкам. Каждый обитатель рифа — одновременно и охотник и добыча.
Сам коралл является добычей — его с удовольствием грызут рыбы-попугаи.
Вот такой биоценоз — считай, зеркало человеческого общества.
Глава 67,
В которой выясняются причины ареста расчетного счета Совинкома
На следующий день Ренат выяснил, почему арестован счет Совинкома. Он позвонил и сообщил, что ему удалось узнать через знакомых в ОБЭП. Оказалось, следы ведут в Москву. Те фирмачи, которых мы шваркнули, расплатившись за товар необеспеченными векселями, объединились и провели расследование. Они пробили всю цепочку — кому в итоге был продан товар, через какие фирмы и кто является организатором проекта. У них есть доказательства того, что их товар был продан через Совинком, и они смогли добиться ареста счёта. Больше того, в Москве состоялся суд, по решению которого со счета Совинкома будет списана вся сумма — есть соответствующий исполнительный лист. Так что появление инкассо в банке — это вопрос времени. Правда, не на миллион долларов, а на 18 миллионов рублей — поскольку не все фирмачи участвовали в расследовании и оплачивали активность ОБЭП и прочих структур. Но всё равно, 18 миллионов — сумма серьёзная.
Я тяжело вздохнул: «Ёбтвоюмать! Кого ни кинь — у всех есть крыша». И спросил, а что думает Блайвас по этому поводу — ведь он выступил гарантом безопасности вексельного проекта и получил за это деньги. Вот пускай и отрабатывает свою долю!
— Он занимается вопросом, но мы тоже не можем сидеть сложа руки! — ответил Ренат. — Я буду звонить Семёнычу. Но вообще, у нас с Блайвасом один круг знакомств, и в итоге он выйдет на тех же людей, что и я.
Я пребывал в глубокой прострации, судя по тому, что не мог ни на чем сосредоточиться, кроме телефонной трубки — беспрерывно звоня своим людям и дергая за все возможные ниточки, пытаясь вызволить арестованные деньги. Единственный, кого я не побеспокоил, был святой Иосиф.
В последнюю ночь я долго бродил по берегу, пыхтя сигарой и прихлёбывая ром из бутылки. Звёзды пылали над Варадеро. Они качались в черном небе и роняли на землю длинные колючие лучи. Созвездия тлели над крышами домов.
Низко, у самого горизонта, теплилась Полярная звезда. Она была чуть видна. Тусклый черпак Большой Медведицы, как часовая стрелка, описывал около неё широкие круги. Красноватый Арктур пересекал зенит. Похожее на старинный герб созвездие скользило над океаном — семь огней Ориона отражались в черной воде.
Купол неба поворачивался — и звёзды, как зерна, сыпались за горизонт.
Утром в небе появились изогнутые облачные нити. Они, как коготки, царапали голубой свод и медленно смещались к северу. Потом наползла хмурь — серые слоистые тучи заслонили солнце, протянулись до горизонта. Тонко завыл ветер. Небо потемнело. Ниже темных, насыщенных влагой туч, появились обрывки тумана. Они неслись уже над самой землёй.
Тонкий свист ветра превратился сначала в завывание, а потом в рёв. Хлынул дождь. Потоки воды не успевали достичь земли — их подхватывал вихрь. Белые струи изогнулись и помчались почти параллельно земле. Дождь лил не на крышу — сноп водяных брызг обрушивался на стены домов. Дождевые капли неслись над лужами, ударяясь о воду, подпрыгивая и улетая прочь.
Наш берег ураган задел крылом. Отбушевав, примерно к обеду он ушел. Океан штормило. Мрачные тучи нависли над океаном; тяжёлые, громадные волны вздымались к небу, огромные водяные валы равномерно, как удары часов, обрушивались на берег. Воздух был насыщен электричеством.
Прибрежный пейзаж запечатлелся в моей памяти с четкостью гравюры — низко нависшее пасмурное небо, ряд пальм, безжалостно бичуемых ветром с океана. Мне и так было плохо, а эта картина показалась мне символом ни с чем не сравнимого бедствия.
Страх подкрадывался, давил на сердце. Самая грандиозность природы вызвала во мне тревожное чувство моей слабости.
Глава 68,
Под крылом самолёта
Земля медленно ползла под крылом. Самолёт поднялся вверх, в высокое небо над безграничным зеркалом океана. С самолета мир казался не больше, чем хорошо представляемый в воображении глобус. Географические понятия стали волнующей действительностью; расстояния, казавшиеся лишь немного короче дороги до луны, внезапно превратились в быстро преодолеваемые отрезки пути. Кубу сменила Гаити — легендарная Эспаньола Колумба. И только когда кончилась и она, внизу бирюзово запылал океан.
По нему были разбросаны пятна островов, они блестели под нами, словно зеленые драгоценные камни. Белые пляжи окаймляли их. Они были все только с одной — наветренной стороны. Вечный пассат гнал по океану черные морщинки волн. Волны подходили к островам и замирали около них. Там неумолчный грохот прибоя. Столбами взлетает вверх пена. Океан выметывает длинные струи на серые камни. Между острыми каменными мысами — белый песок пляжей.
С подветренной стороны берега островов были черно-зелеными: это — царство мангров. Тут неподвижна вода, полчища крабов снуют между корнями деревьев, и ленивые черепахи, размахивая ластами, плывут над оранжевым, припорошенным илом дном.
Я чуть не свернул шею, заглядывая вниз. Где он, тот берег, на котором мы провели четырнадцать незабываемых дней? Где Мари-Бэль, подарившая мне столько приятных мгновений?!
До свидания, Куба — остров величественных королевских пальм и ярких полей сахарного тростника; земля революции, западающих в душу мелодий и магического очарования; романтический, пленительный уголок, полный тайн и противоречий. До свидания, Мари-Бэль!
Тёмные пятна островов медленно сваливались за горизонт. Самолёт качнул крыльями и стал набирать высоту. Океан уходил вниз. Первыми исчезли ниточки волн, затем померкли белые пенные кружева у берегов и, наконец, стали неразличимы сами берега.
Ровная синяя пустыня простиралась под нами.
Мои мысли обычно складываются мозаикой на высоте нескольких тысяч метров. В перелетах я обдумывал свои дела, придумывал новые бизнес-схемы. В этот раз, однако, ничего, кроме запоздалых сожалений, не приходило в мою голову. Как так получилось, что святой Иосиф так ловко обставил меня? Как произошло то, что я и в мыслях не допускал: сопротивление воле моей? В какие бессонные ночи и слишком просветленные дни я потерял нить своих трезвых раздумий? И куда исчезла моя осторожность? Разве я когда-нибудь доверял всецело даже себе? Почему же так безотчетно не усомнился в искренности заверений Давиденко со товарищи? В какой изменчивый час мои деньги и мои люди перестали на меня работать и моя финансовая машина покатилась в пропасть? Почему, обдумывая сложные ходы жизни, я не предугадал такую чудовищную возможность? Почему не задумывался, ради чего делаются инвестиции? Они делаются ради прибыли, а я уподобился своим бывшим компаньонам: Гордееву, который работал ради работы, по принципу «пофигу война, главное — манёвры»; Штейну, зациклившемуся на построении идеальной структуры. Не нужно быть семи пядей во лбу, не нужно заканчивать университеты, чтобы провести нехитрый аудит и финансовый анализ моего предприятия и увидеть, что наибольшую рентабельность имели проекты, в которые я не внёс ни копейки, либо внёс по минимуму, либо проехался на чужих деньгах. Их немного, но благодаря им я имею то, что имею: моя фирма Совинком (клиентская база наработана Штейном и взята мной в готовом виде); аптека в кардиоцентре (Халанский передал мне её бесплатно вместе с оборудованием и товаром на условиях отсрочки платежа и выдачи ежемесячных комиссионных — условия более чем гуманные, проходимость бешеная, обороты высокие); соучредительство в Экссоне (высокая рентабельность, стабильные заработки, между тем уставный капитал внесён чужими деньгами — я снял со счета оборотные средства, это была предоплата клиентов за товар). Это основные темы. Плюс множество мелких, подтверждающих общую закономерность. Мой талант стричь купоны из воздуха произвёл обильную жатву.
