Юрий Герт - Кто если не ты
И капитану пришли на ум те самые слова — политическая близорукость, слепота, отсутствие бдительности — те самые слова, которые говорили ему, когда он был моложе. Но Ванин слушал их с таким видом, как будто заранее знал, что Шутов скажет именно эти слова, как будто слышал их уже не раз и они имели для него не тот смысл, что для Шутова. И мягкая, спокойная, неуничтожимая усмешка лежала на его широком лице, лишая капитана уверенности, твердости, заставляя чувствовать, как неубедительно все, о чем он говорит.
— Мне кажется, педагогика вам до сих пор ближе, чем дело, которым вы занимаетесь теперь, — закончил Шутов, перебив самого себя.
— Я не вижу большой разницы между тем и другим. И не только сейчас, а и прежде, когда четыре года служил в армейской разведке. Хотя, конечно, в то время передо мной были настоящие враги, а не мальчики и девочки...
Луч солнца, пробившись из-за плотных штор, блеснул на орденских колодках Ванина.
— Я хочу, чтобы вы поняли одно, лейтенант. Наша задача — не допустить, чтобы завтра пришлось встречаться с этими мальчиками и девочками по более серьезному поводу, чем сегодня.
— Отчего же? Я готов встретиться с ними и по более серьезному поводу...
— Вот как?..
— ...Например, взять их с собой в разведку. Но я бы не пошел кое с кем из тех, кто выступает против этих ребят.
Капитан Шутов медленно раскурил погасшую папиросу и, глядя в спокойные, чуть потемневшие глаза Ванина, произнес с расстановкой:
— Не знаю, как насчет разведки... Но вы, лейтенант... С такими мыслями... Вы... далеко... пойдете...
Удар на удар. Они поняли друг друга...
— Куда ни пойдешь, а от себя не уйдешь, — усмехнулся Ванин, и капитан заметил, как натянулась кожа на его каменно потвердевших скулах.
Что-то знакомое всплыло перед капитаном в этой усмешке — он ясно вдруг представил себе Бугрова с пожелтевшей фотокарточки... Бугров-старший, Бугров-сын, лейтенант Ванин... Все трое — разные и в чем-то повторяющие один другого.
— Во всяком случае, —с казал Ванин вставая, — если возникнет необходимость, я прошу вас разрешить мне высказать свое мнение по этому делу.
— Ваше... Ваше личное мнение...
— Да, пока — мое личное, — повторил Ванин.
«Трус»,— послышалось капитану в его голосе.
Ванин вышел, шаги его громко застучали по коридору и стихли.
На стол с обгоревшей папиросы упал серый комочек пепла. Капитан тупо, не отрываясь, смотрел прямо перед собой, на захлопнутую Ваниным дверь.
— Куда ни пойдешь, а от себя не уйдешь, — звучало у него в голове. — Куда ни пойдешь... а от себя... не уйдешь...
9
« В зале стихло, и герцог Скиптек, душа и почки общества, взошел на трибуну.
— Леди и джентльмены! — воскликнул он голосом, от которого вздрогнула хрустальная люстра. — Взгляните за эти окна, леди и джентльмены! Что вы видите? Вы видите, леди и джентльмены, лунную ночь. Вы видите узколобых идиотов, которые ходят по паркам и распевают лирическую пошлость,, посвященную Луне. А что такое Луна, леди и джентльмены, если взглянуть на нее философски? Не более чем жестянка. Доказательства? Пожалуйста. Бросьте в нее камнем — и вы услышите характерный жестяный звон! Луна — это обман, и поэты — подлые разносчики этого обмана. Но это еще не все, леди и джентльмены! Луна калечит юные души, развращает юные сердца, опошляет юные умы! Поэтому я предлагаю бросить все силы на борьбу с Луной! «Долой Луну!» — вот что должно стать нашим боевым кличем!
Герцог сошел с трибуны под шквал аплодисментов. Он был уверен в победе. Дело в том, что и мисс Бланш, и графиня Бетельгейзе, и паша Чебурек, и сэр Моветон любили Луну, Но они не хотели прослыть мещанами. Расчет был точен. Мисс Бланш тряхнула головой и воскликнула:
— Блестяще! Я всегда была против Луны!»
— Ты можешь не читать дальше,— сказал Игорь.
Клим оторвался от тетрадки, взглянул на друзей.
Они отчужденно молчали. Мишка сгребал желтый песок и пристально следил, как он сеется жиденькой струйкой сквозь пальцы. Кира жевала травинку, безучастно глядя в ту сторону, где в бледно-зеленое небо четко врезались арки железнодорожного моста.
— Ведь это шутка, — сказал Клим, улыбаясь. — Только шутка. Чего вы надулись?
Улыбка получилась натянутой, он отчетливо почувствовал это сам.
Они сидели на отлогом берегу с редкими деревянными грибами для купальщиков. Грибы напоминали осенние скворешни. Летом остров превращался в городской пляж, и здесь становилось тесно от обожженных загаром тел, детского визга и разбросанной по кустам одежды. Но пока еще речные трамвайчики не курсировали между городом и пляжем и на острове было пустынно. Лодка, на которой они приплыли, стояла, зарывшись носом в песок, на ее темных, облитых смолой бортах зигзагами отсвечивали беспокойные переливы лучей, отраженных рекой.
Они, как обычно, встретились в библиотеке. Но учебники остались раскрытыми на первой странице. Им не хотелось учить. Им не хотелось разговаривать. Им не хотелось ни бродить по городу, ни расходиться. Ничего не хотелось в этот вечер, потому что завтра — бюро райкома, на нем будут слушать их «дело». И хотя — после всего пережитого — это уже не казалось таким страшным, все же то, что должно произойти завтра, томило и беспокоило, как всякая неизвестность.
Клим предложил отправиться в маленькое путешествие к острову. Счастливая мысль! Даже с Киры сдуло обычную в последнее время задумчивость. Они плескались, откачивали воду, набравшуюся сквозь щель на дне лодки, качались на волнах, поднятых проходившими мимо буксирами; они заставили в десятый раз Мишку повторить историю о том, как он отправился к следователю, замученный совестью и сомнениями: почему одного его не вызывали?.. И как следователь вытаращил на него глаза, когда он заявил, что тоже принадлежал к тайной организации, которой, вообще говоря, не существовало, и как следователь накричал на него и посоветовал хорошенько думать над тем, что он говорит...
На острове было весело — город остался далеко позади, отсюда он казался беспорядочным скопищем строений с маленькой, словно игрушечной колокольней старинного собора посредине. И все их заботы и тревоги отсюда тоже казались игрушечными. Между ними и городом пролегла широкая, многоводная река, спокойная, голубая и бездонная, как небо.
Остров — безлюдный, пустынный, заросший густым кустарником, окантованный полосой мелкого, расплывающегося под ногой песка... Они сняли обувь, этого оказалось достаточно, чтобы вообразить себя робинзонами. Майя и Кира отыскали шалаш, сложенный рыбаками, Мишка учил Клима с Игорем ходить на руках; они резвились, как зверята, выпущенные из клетки на весеннюю лужайку. Потом Клим решил, что теперь самое, время... Самое время разделаться, с прошлым добрым гасконским смехом.
Он писал эту комическую повесть, полную прозрачных намеков, с раздвоенным чувством грустной и злой иронии над самим собой, Дон Бугровым Ламанчским, который всю жизнь воевал с мельницами, воображая себя рыцарем революции, борцом против мещанства, Кампанеллой и еще черт знает кем... У него хватило мужества себе в этом признаться и написать карикатуру на самого себя.
— Ты ренегат,— сказал Игорь. — Никогда не думал, что Бугров станет ренегатом.
Клим ждал этого и все-таки ощутил, как тугой горячий комок подкатил к горлу.
— А что вы скажете?
— Это... свинство,— медленно процедил Мишка и обиженно засопел.
Весна вызолотила Мишкино лицо веснушками, они придавали ему добродушный вид даже когда Мишка сердился.
— Хорошо,— рассмеялся Клим. — Я — ренегат и свинья... Коротко — но не ясно!
— А ты не прикидывайся,— сказал Игорь,— ты вспомни, что говорил хотя бы месяц назад... И что теперь говоришь... Неужели не ясно?
— Нет, не ясно. Месяц назад я ошибался, и все мы ошибались. И если теперь мы признаем, что мы ошибались, это еще не значит, что мы стали ренегатами!..
— Ошибки... Ошибались... Ловко ты заговорил! — криво усмехнулся Игорь.
Кира по-прежнему безучастно смотрела вдаль, Майя испуганно переводила глаза с Игоря на Клима.
— Договаривай,— тихо сказал Клим.— Что значит ловко?
— А то ловко,— Игорь швырнул камешек в воду,— а то ловко, синьор Бугров, что уж очень вовремя вы меняете свои взгляды. Я подумал об этом не сегодня, а еще когда ты рассказывал о своем капитане...
— Капитан — хороший человек! — вспыхнул Клим.
— Дурак!
— Нет, он не дурак!
— Ты дурак! — тихонько выкрикнул Игорь, побледнев.— Ты дурак, что ему поверил!
Они одновременно вскочили — и Майя тоже вскочила и бросилась между ними.
— Ты всех считаешь дураками кроме себя!
— Это не доказательство!
— Мальчики! — умоляюще вскрикнула Майя. — Неужели вы не умеете рассуждать спокойно?..
— Хорошо,— сказал Клим,— будем рассуждать спокойно.
