Василий Аксенов - О, этот вьюноша летучий!
– Это я решу за секунду до того, как решу, – медленно произносит он и, встрепенувшись, сует Харитону ворох грязных маек. – Вот иди, поволнуйся до утра!
Поздний вечер. Пустынная улица старого Тбилиси. На углу стоит Юра. Он печально по своему обыкновению что-то насвистывает и безучастно разглядывает рекламную тумбу, лохматую от обрывков старых афиш.
И вдруг Юра видит среди этих лохмотьев лицо дамы своего сердца. Прямо ему в глаза смотрит, улыбаясь, темнолицая светловолосая слаломистка, но уже не в лыжном костюме, а в простроченной рубашке с открытым воротом, в каких сейчас довольно часто выступают эстрадные певицы. На клочке афиши сохранились также и шесть букв, сначала четыре и после интервала еще две, но, увы, это грузинские буквы, которых Юра не знает.
С величайшей осторожностью Юра отрывает от тумбы портрет и прыгает от радости чуть ли не до второго этажа.
Проходящая мимо компанийка уличных юнцов приветствует его свистом и насмешливым улюлюканьем, наверное, что-нибудь вроде «дяденька, достань воробушка». Юра бросается за ними. Юнцы в комическом ужасе разбегаются, но одного из них Юра хватает за плечо.
– Ой, дяденька, пусти! Ой, больше не буду! – подпрыгивает юнец.
– Какой я тебе дяденька? – смущается Юра. – Тебе сколько лет?
– Шестнадцать.
– А мне восемнадцать. Ты читать умеешь?
– Можно сказать, умею.
– Что здесь написано? – Юра показывает портрет с шестью буквами.
– Здесь написано «ЛИКА ЮГ», кацо. Вот что здесь написано.
– Лика Юг! – восклицает Юра. – Лика! Ура!
Игровой эпизод одного из главных матчей сезона «Студент» – «Инженерия».
Четко и мощно работающая машина «Инженерии» разыгрывает мяч. Игроки «Студента» с явно растерянными лицами держат зонную защиту. Бросок издалека. Мяч отскакивает от кольца. Огромный Егорчиков взмывает в воздух. Мяч в кольце. 70–58. Впереди «Инженерия».
Безумствуют на трибуне болельщики во главе с бабушкой Ниной.
Бабушка Анна и композитор Баклажан в отчаянии сжимают друг другу руки.
Пляшет кинокамера в руках нервного Харитона.
– «Студент» спекся, – говорит Стеклянный. – Увы, их явно не хватает для большого баскетбола.
Невозмутимое лицо Грозняка. Он бросает взгляд на свою скамейку, и левая бровь его дергается, он видит, что в этот драматический момент его надежда, его идеальный баскетболист, его «чабан» Кулич-Куликовский даже не смотрит на площадку. С сокровенной улыбочкой Юра заглядывает в свою сумку, откуда смотрит на него лицо Лики Юг.
Грозняк бормочет неслышное проклятье, и в это время к скамейке подбегает взмыленный Приколов. Он держится рукой за глаза.
– Самсон Аполлинариевич, заменяйте меня! Я потерял контактные линзы! (некоторые баскетболисты, страдающие близорукостью, носят вместо очков контактные линзы, заправляемые под веко).
Грозняк сделал судьям жест, означающий «замена».
Юра стянул с плеч куртку, взялся было уже за брюки, но в этот момент Грозняк крикнул:
– Дворкин в игру!
Дворкин поднял руку, выходя на площадку. И тут Юра неожиданно для самого себя почувствовал ужасную досаду. Он обнаружил вдруг, что ему хочется включиться в игру и бороться вместе с товарищами за победу. Он с раздражением отшвырнул куртку, сел и ударил кулаком по полу.
Несколько секунд Грозняк смотрел на него.
Борисопетровский и Миша Фролов с усмешками переглянулись.
– У Дворкина три фола, а Кулича не выпускает.
– Тайны студенческого баскетбола.
Стеклянный раздраженно:
– Кулич, наверное, пока не тянет, «Студент» не тянет, а Грозняк наверняка не тянет. Любители!
Болельщики «Студента» неистовствуют.
– Кулича на площадку! Грозняка на мыло!
«Студент» отчаянно пытался спасти игру, но проиграл семь очков.
– Что и требовалось доказать, – сказал Борисопетровский Грозняку, показывая массивным подбородком на табло.
– Семь очков.
Юра очень старательно и не без вдохновения играет на фортепиано. Вокруг нервно ходит Баклажан.
– Полегче, полегче, Юра, – говорит он. – Излишне увлекаешься, дорогой.
– Чем, Григорий Михайлович?
– Музыкой, дорогой. Излишнее увлечение музыкой.
– Я люблю музыку, – с вызовом сказал Юра.
– Кроме музыки, милый Юра, есть еще кое-что, – Баклажан нервно показывает руками баскетбол. – У тебя на носу повторный матч с «Инженерией».
– У меня на носу экзамены в консерваторию, – сердито сказал Юра. – Сами говорили, что я не лишен витаминчика, а баскетбол… надоел мне ваш баскетбол… все равно Грозняк меня на скамейке держит…
Он играет гневно, бурно, страстно, вдохновенно.
– Посвящается Лике Юг! – кричит он с еще большим вызовом.
Слышатся аплодисменты.
В пустом зале вокруг фортепиано, но в некотором отдалении стоят почти все герои нашей истории. Здесь и «Лика Юг». Она же Радмила Войнович, и Грозняк, и обе бабушки, и баскетболисты «Студента», и Миша Фролов с его коварной улыбочкой, и Стеклянный, и Баклажан…
– Играет в баскетбол тот, кто любит баскетбол, – говорит Грозняк.
– Давай, Юрок, к нам, – говорит Фролов. – Нам музыкальные ребятишки нужны. Будешь в стартовой пятерке выходить и триста рублей стипендии из безлюдного фонда.
– Может, я по росту в консерваторию не подхожу? – спрашивает Юра.
– Для меня мужчины ниже двух метров не существуют, – заявляет Лика Юг.
– Вас зовут Лика Юг? – спрашивает Юра. – Вы известная скрипачка или пианистка?
– Да. Меня зовут Лика Юг. Я известная скрипачка или пианистка.
– Все в порядке, – улыбается Фролов. – Двухкомнатная квартира для начала устроит?
– Мне очень нравится твой чемоданчик, дружище Ваня Приколов, – говорит Юра (он все продолжает играть). – Такой вместительный, надежный и в нем скрипачка Лика Юг.
– Эту чувиху зовут Милка, – смущается Приколов. – Она иностранная подданная.
– Как?! – вскричал Юра с мощным аккордом. – Какой страны?
– Или Болгарии, или Канады, – точно не известно.
– Вы?! – поворачивается Юра к девушке.
– Да, я Милка, иностранная подданная. Какая страна, точно не известно.
– Через год усиленный вариант автомобиля «Жигули», – говорит Фролов. – Двойной дуплет!
– Значит, вы уже не вернетесь в спортклуб «Студент»? – спрашивает Юра у девушки.
– Значит, не вернусь, – вздыхает она.
– Вы где-то витаете в просторах Европы?
– Да, я витаю.
– Побеждает тот, кто должен победить, – говорит журналист Стеклянный.
– Я покидаю баскетбол, мне нечего там делать, – Юра закрывает крышку рояля.
Знакомый уже нам горный склон на Кавказе полыхает маками. Граница снегов ушла на недоступную для лыжников высоту. Среди маков гуляет Радмила Войнович. Неподалеку гуляют знакомые уже нам бородатые метеорологи. Чуть ниже Радмилы гуляет маленький мальчик-чабан. Еще ниже гуляют овцы.
– Вы меня помните? – спрашивает девушка.
– После вас сюда девушка не поднималась.
– Ты просто так здесь гуляешь? – спрашивает мальчишка.
– Я ищу, – Радмила показывает руками огромного человека.
– Это Юрка, мой кунак, – сказал мальчик и засвистел Юрину песенку.
– Он спустился сразу за вами, – говорят метеорологи. – Он всю ночь звал вас.
– Ах, – сказала девушка. – А я думала, это сон.
– Вот видите, – укоризненно говорят метеорологи. – Надо различать, где явь, а где сон.
– Увы, нас в школе этому пока не учат.
САД ЭРМИТАЖ
ЭСТРАДНЫЙ ТЕАТР
В программе
ЗВЕЗДЫ-ЕВРОПА-ЦЕНТР
выступает
РАДМИЛА ВОЙНОВИЧ
далее портрет
Социалистическая Федеративная РеспубЛИКА Югославия
Этот плакат наклеили на рекламный щит спустя секунду после того, как от него отошел Юра Кулич-Куликовский. В течение последующей сцены это будет повторяться несколько раз: Юра отходит от тумбы, на нее наклеивают плакат; Юра смотрит через улицу – там плаката нет; проходит длинный красный троллейбус, и, когда он проходит, на стене дома напротив уже красуется портрет Радмилы, но и Юра уже ушел; он колеблется на перекрестке, куда пойти – направо или налево, идет налево, а если бы пошел направо, уткнулся бы в плакат. Короче говоря, они все время не совпадают.
– Дай силы мне, Петр Ильич! – умоляюще просит Юра. Он стоит возле памятника Чайковскому, привлекая, как всегда, всеобщее внимание. – Вдохнови, оборони от проклятого баскетбола!
– Нет! Больше не могу! – восклицает он и бросается прочь через улицу Герцена куда-то в глубину старых кооперативных кварталов.
Из дверей консерватории выходят композитор Баклажан и Радмила.
– А зачем, Милочка, вы опять летали на Кавказ?
– Я… потеряла там кое-что… одну бобину с фольклором…
– Значит, теперь домой?
– Через три дня.
– Быть может, скоро увидимся в ваших краях.
– Как? Григорий Михайлович? Каким образом?
Баклажан апеллирует к Чайковскому.
– Дай силы им, Петр Ильич! Дай победы!
