Дэнни Уоллес - Человек-да
Лиззи вскинула брови и продолжала делать обход. Взяла книгу, лежавшую на столе передней стороной
обложки вниз, повертела ее в руках.
— Изучаешь фламандский язык?
— Ja.
— Почему именно фламандский?
Я пожал плечами.
— Spreekt du Engels! — весело сказал я.
На лице Лиззи отразилось восхищение.
— И что это означает?
— Это означает «Фламандский — сложный и загадочный язык».
— О!
На самом деле переводилась эта фраза как-то по-дру-гому, но перевода я не знал.
Лиззи улыбнулась и спросила:
— Не возражаешь, если я приму душ?
— Сейчас дам полотенце.
Через двадцать минут, искупавшись, она вышла в гостиную, вытирая волосы. От нее пахло мятой. Выглядела
она прелестно. И что-то несла в руке.
— А это что? — поинтересовалась она.
Это был помещенный в рамку диплом. Один из трех, что я повесил в ванной.
— Диплом медицинского работника со средним образованием, выданный мне Рочвильским университетом,
— объяснил я.
— Рочвильский университет? А где находится Рочвиль?
Хороший вопрос. Понятия не имею.
— Неважно, — отвечал я с умным видом. А что мне оставалось, если я купил диплом через Интернет? —
Главное — теперь я квалифицированный медбрат с дипломом, который получил благодаря своему жизненному
опыту и просмотру телепередач.
— Ты не перестаешь меня удивлять. А те другие на стене?
— Это мои грамоты. Одна — «За отличные успехи», вторая — «За выдающиеся достижения». Я хорошо
учился. Наверное, был первым в классе.
— Почему ты не сказал мне, что у тебя есть диплом медицинского работника?
— Не люблю хвастать.
Лиззи пошла назад. Я подумал, что она хочет повесить диплом на место, но она остановилась и показала в
конец коридора.
— Там есть что-то еще. В коридоре.
Я не знал, что она имеет в виду.
— Там висит твой портрет, на котором ты запечатлен с собакой.
— Ах, это.
— И?..
— Мм... ну, понимаешь...
Она смотрела на меня с недоумением.
Мне совершенно не хотелось рассказывать Лиззи про психотропную «бомбу для мозгов». У нее сложилось бы
превратное впечатление обо мне. Но как еще объяснить?
Ура, придумал!
— Местная газета проводила конкурс под названием «Самое необычное животное», я в нем участвовал и в
качестве приза получил свой портрет с моей собакой.
— Но у тебя нет собаки.
— Правильно. На самом деле я заявил Стюарта, своего кота, но художник перепутал.
— Но у тебя и кота нет.
— Нет, верно. Послушай... лучше давай не будем го-ворить про этот портрет.
Я видел, что мои слова приводят Лиззи в недоумение. Я шагнул к ней.
— И все же нам следует кое-что обсудить...
Вид у нее был озабоченный. У меня тоже.
— Похоже, ты настроен серьезно, — заметила она. — Если не хочешь, чтоб я здесь оставалась, ничего
страшного, я могу...
— Нет! Нет, я не о том. О другом. Это имеет отношение непосредственно ко мне. И, думаю, лучше
рассказать тебе сейчас, чем потом. Однажды я уже допустил подобную ошибку и не хочу ее повторять.
Присядь, пожалуйста...
Пришло время все ей рассказать. Признаться во всем, сбросить камень с плеч. Открыть свою тайную
сущность.
Лиззи села. И я стал объяснять. Поведал про все, что сделал. Рассказал все, с самого начала. Про моего
попутчика в автобусе, про «Манифест Согласного», про угрозы Иана наказать меня, про мою решимость
преуспеть. Я рассказал ей про Джейсона и про Ханну с Себом, и про то, как ездил в Уэльс к псу-гипнотизеру в
надежде, что тот избавит меня от тревог. Лиззи кивала, улыбалась, хмурилась, опять кивала и смотрела так, будто — несмотря ни на что — понимает меня. Поэтому я стал рассказывать дальше. Про то, как порой мне
казалось, что я перегибаю палку, что все мои поступки бессмысленны, никчемны и глупы, и как в какой-то
момент я поверил, будто меня направляет Майтрея, а потом понял, что я один несу ответственность за все
случившееся, и что, когда я решил, что все, с меня хватит, произошло еще одно событие, побудившее меня не
сходить с пути Согласного. А потом, на одном дыхании, я выложил ей все про Эдинбург — про то, как купил
ей билет, чего никогда не решился бы сделать, если б не придерживался тактики согласия. И Лиззи опять молча
кивнула, но на этот раз я не мог оценить ее реакцию, поэтому я продолжал гово-рить и поведал про то, как Иан
с Ханной устроили заговор против меня и как я одержал над ними победу, и что теперь вот она, Лиззи, здесь, в
Лондоне, передо мной, и что, возможно, если б я не согласился купить тот билет, а она не согласилась бы
прилететь по нему, мы не были бы сейчас вместе... словом, я рассказал ей все. Или почти все. Утаил только про
Кристен.
Лиззи молчала, переваривая услышанное.
Наконец она собралась с мыслями, протяжно выдохнула и произнесла:
— Слава Богу.
Честно сказать, я ждал несколько другой реакции.
— Ээ?..
— Надеюсь, «Чудесный увеличитель пениса», что я нашла у тебя в ванной, ты тоже приобрел из принципа
согласия.
Я покраснел. Проклятье.
— Нет, — ответил я. — Это Иана.
Я был чертовски доволен, что рассказал Лиззи про свой эксперимент с «да».
Сейчас, во второй половине холодного зимнего дня, мы сидели в «Ройял-инн», и я продолжал открывать ей
новые подробности последнего полугодия. Она полюбила Марка с моих слов и сказала, что тоже хочет, чтобы
ее преследовали ящерицы на Пулау-Убине, и выразила удивление по поводу того, что я на корню зарубил свою
кампанию «Гуси — за мир». Она, конечно, подшучивала надо мной — не без этого, — но в общем и целом моя
идея ее заинтриговала. Идея с «да», разумеется, а не с гусями.
— Знаешь, хотела спросить... — произнесла она, пальцем прочертив на столе короткую линию. — То, что я
приехала сюда, к тебе...
— Нет. Это с тактикой согласия никак не связано. На это я всегда сказал бы «да».
— Потому что, насколько я понимаю, билет в Эдинбург... правда, тогда было все по-другому, но теперь,
если б я почувствовала, что ты...
— Нет, Лиззи. Честно.
— Вот и хорошо.
Но я не хотел, чтобы она думала, будто я предложил ей остановиться у меня только из вежливости.
— Серьезно, — убеждал я. — Я никогда...
— Шш. Я верю тебе.
И по ее взгляду я понял, что она действительно мне верит.
Следующие несколько дней пролетели так же, как в Эдинбурге. Лиззи ходила на встречи, после я ее забирал,
и мы гуляли по городу. В один из дней пообедали вместе с Ианом — он тогда впервые увидел таинственную
Лиззи, — и она вела себя идеально: говорила то, что нужно, восклицала и смеялась, когда требовалось.
Иан раскололся и признал свою причастность к розыгрышу, едва я предъявил ему обвинение. Он попытался
убедить меня, будто делал это для моей же пользы: якобы он боялся, что мне это надоест, что в любом случае
было бы лучше, если б я изменил своему слову, и, вообще, поскольку пока я, фактически, не сказал «нет»,
значит, победа остается за мной. Я был строг с ним, но, если честно, в «Манифесте Согласного» ничего не
говорилось про то, что он был не вправе подтверждать подозрения Ханны. Поэтому я сказал, что прощаю его.
Но только — и вы уж меня не выдавайте — потому, что приготовил для него нечто особенное.
Как бы то ни было, после Лиззи угостила нас двоих мороженым и от души смеялась над шутками Иана.
Думаю, она жалела его из-за всей этой истории с Чудесным увеличителем пениса.
— Потрясающая девушка, — сказал Иан, когда Лиззи отошла в уборную. Я кивнул соглашаясь с ним.
Все втроем мы сели в мой маленький автомобиль и поехали в кинотеатр возле Канэри-Уорф и, несмотря на
протесты Иана, пошли смотреть первый же фильм, кото-
рый порекомендовал нам мужчина за кассовой стойкой. После мы сели в одном из пабов в Доклендсе, и Лиззи
стала ругать Иана за то, что он радовался моим бедам и испытаниям, поощрял Ханну и держал в тайне свое
наказание.
— Кстати, наказание остается в силе, — заявил Иан. — Пока ты выиграл только битву, а не войну. Ты еще
можешь проиграть. И тогда я тебя накажу.
— Так в чем заключается твое наказание? — спросила Лиззи, наверное, уже в третий раз за вечер. — Прямо
уж такой великий секрет! Ты должен ему сказать. Для него это будет хороший стимул.
— Никому я ничего не должен, — возразил Иан. — А наказание, уверяю, что надо.
— И что это за наказание? — не унималась Лиззи. — Не придумал ты никакого наказания. И даже мыслей
никаких у тебя нет. Ты просто надеялся, что, помогая Провокатору, заставишь его оступиться!
