Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово
— Мне нужно посмотреть… — Шаркая, официант уходит.
К нам подходит рыжая кошка с очень густой шерстью и, мурлыкая, начинает тереться о мою ногу. Верена крепко держит меня за руку. Мы все время смотрим друг на друга.
Стоит полная тишина.
— Я люблю тебя, Оливер.
— А я тебя. Только тебя я всегда буду любить, только тебя.
— Я так рада, что мы оказались в этой ужасной комнате. Иначе я бы никогда не смогла понять. Не так быстро. Не так ясно.
— Верена…
— Здесь тоже все выглядит ужасно. Но я чувствую себя хорошо!
— Я тоже.
Кошка прыгает мне на колени, и я глажу ее одной рукой, а другой глажу руку Верены.
Шаркая стоптанными, на плоской подошве, ботинками, возвращается официант. Он показывает нам бутылку, предварительно стерев с нее серым полотенцем пыль, — из подвала, настоящий «Курвуазье», уже целую вечность лежавший там, внизу…
— Не продадите мне бутылку?
— Но мы не можем целую бутылку… сразу.
— Нет, не сразу, мы зайдем еще.
Официант смущается.
— Мне нужно спросить нашу начальницу. Я не знаю, сколько это стоит. Но недешево. Во всяком случае, дороже, чем в магазине.
— Цена не имеет значения.
Вместо ответа официант отвешивает глубокий поклон и приносит два бокала. Я кричу ему вслед:
— Принесите третий!
Он открывает бутылку, я до краев наполняю бокалы.
— Выпейте с нами. У нас есть повод…
— Вы очень добры.
Мы выпиваем втроем. Старый официант делает очень маленький глоток.
— Если позволите, я возьму бокал с собой. Не каждый день мне делают подобные подарки. Я хотел бы растянуть удовольствие.
— Конечно, господин…
— Франц. Меня зовут Франц. — Он поднимает бокал и лишь касается его губами, сказав перед этим: — За ваше здоровье. За ваш повод.
— Спасибо, господин Франц.
Игроки за шахматной доской начинают спорить. Болельщик дает советы. Падает снег.
— Теперь у нас опять новое пристанище, — говорит Верена и делает большой глоток.
— С ума сойти, — говорю я.
— Знаешь что? Я уже не боюсь.
— Не боишься чего?..
— Не боюсь своего мужа, будущего, не боюсь того, что я намного старше тебя.
— Все будет хорошо.
— А как? Каким образом все может стать хорошо? Скажи мне! Мне нужно знать это теперь, когда я знаю, что люблю тебя.
— Я могу тебе сказать. Наконец. В Эхтернахе я знаю одного адвоката. Он мне сказал, что…
Я называю самые крупные фирмы, конкурирующие с моим отцом. Они готовы сразу после окончания школы взять меня на работу. С огромным удовольствием! Во-первых, чтобы позабавить коллег и конкурентов моего отца. Во-вторых, чтобы побесить старика! Они не намерены жадничать.
— Это правда?
— Честное слово.
— Я верю тебе. Даже если это было бы не так, я все равно осталась бы с тобой. Но я знаю, что может сделать бедность. Она может погубить самую сильную любовь.
— Не бойся. Как только я окончу школу, все будет хорошо. Ты знаешь, впервые в жизни я начал серьезно относиться к учебе. Я хочу хорошо сдать экзамены и окончить школу.
— Я сделала из тебя хорошего ученика…
— Ты сделала из меня мужчину.
— А ты делаешь из меня пьяницу.
— Раньше я тоже столько не пил. Только после того, как…
— Да, — говорит Верена. — Я тоже только после того, как…
— После чего?
— После того как появилась тоска.
— А когда у тебя она появилась?
— Это началось в Санкт-Морице.
Я страшно разволновался.
В этом теплом старом кафе я представляю наше совместное будущее, нашу счастливую совместную жизнь.
— Верена, еще год! Немногим больше года! И я смогу начать работать. Мы снимем маленькую квартирку. У тебя будет все, что тебе нужно: шубы, украшения.
— И ты…
— И Эвелин. И мой автомобиль. Мы будем самыми счастливыми людьми во Франкфурте.
— Во всей Германии.
— Во всем мире.
— Нет.
— Что значит «нет»?
— Не надо так говорить, иначе ничего не получится. Всегда, если говоришь о чем-то желанном, оно не сбывается.
— Но думать-то, по крайней мере, можно?
— Разве можно кому-то запретить думать?
— Верена…
— Что, любимый?
— Ничего.
— Я знаю, что ты хотел сказать.
— Не говори лучше.
— Хорошо.
— Думай об этом.
— Я думаю то же самое.
— Мы выпьем еще бокальчик, и я отвезу тебя домой. Уже поздно.
— И ты будешь терпелив?
— Да. А ты?..
— Я тоже.
— Скоро наступит весна. Мой муж опять уедет. Ты сможешь ко мне приходить, как тогда, в нашу первую ночь.
Мы пьем.
Шахматисты вновь принимаются спорить.
Снег падает, становясь все гуще.
Почему-то вдруг снова появляется чувство, что я скоро умру.
Но почему? Я ведь так счастлив.
— Что такое, сердце мое?
— Ничего.
— Да нет, что-то случилось. У тебя лицо стало другим… совсем другим…
— Просто подумал кое о чем…
— О чем?
— О том, как хорошо все будет, — отвечаю я.
— Ты слишком много пьешь, — говорит Верена.
— Ну, еще один глоток.
Она улыбается.
Глава 19
В школе объявилась новая парочка: Ноа и Чичита. Никому бы и в голову не пришло. Ноа из-за этого вызывал директор. Он сказал:
— Гольдмунд, ты знаешь, как я хорошо к тебе отношусь, но ты, наверное, спятил.
— В какой мере, скажите, пожалуйста, господин доктор.
— Чичите только пятнадцать.
— На следующий год ей будет шестнадцать.
— Я тебе скажу лишь одно: если вы хоть разок мне попадетесь, в тот же день вылетите отсюда, понятно?
— Во-первых, господин доктор, мы никогда не попадемся, даже если у нас до этого дело и дойдет. Во-вторых, я очень раздосадован, что вы обо мне так плохо думаете. Я не собираюсь спать с Чичитой, во всяком случае не тороплюсь.
— А что же тебе надо? — спросил директор.
— Я одинок. Чичита тоже. Мне всегда хотелось жить с таким человеком, который соответствует моим представлениям о спутнике жизни. Поэтому свою подругу я хотел бы найти как можно раньше и воспитать ее в своем духе.
— Ага, жить с собственным творением.
— Да, совершенно верно.
— Что-то наподобие Пигмалиона?
— Да, Пигмалиона. Поэтому я беседую с Чичитой о Сартре, Оппенгеймере, «Предательстве в двадцатом веке», коллективной вине, Брехте…
— Ноа, она же из всего этого не понимает ни слова!
— Ну не скажите, господин доктор! Я дал ей Камю, Мальро, Кестлера. Вы правы, многого она не понимает, хотя и утверждает, что ей все понятно. Но ведь многое все-таки остается в голове — неосознанно, подсознательно. Может, она этого никогда и не поймет, но то, что она прочла, обязательно окажет на нее влияние. И вполне возможно, что в какой-либо жизненной ситуации она поступит так, как прочла у Камю. Разве это плохо?
— Ты это серьезно?
— Вполне. Я как-то раз прочитал одно предложение, и оно запало мне в душу. Смысл его примерно таков: «Позднее мне пришлось пройти через многие процессы оболванивания, но в пятнадцать я был духовно богатым, умным и зрелым человеком! Человек не становится умнее оттого, что стареет…» Извините, господин доктор, я в этом случае ни на кого не намекаю!
— Я привык к твоим идиотским шуткам. Не думай, что обижусь. Не могу понять, как вы сошлись? Чичита ведь так почитала мистера Олдриджа.
— Я не хотел мешать этой гармоничной связи. Но как-то Чичита говорит мне: «Мистер Олдридж внимателен ко мне только из вежливости». — «Чепуха», — отвечаю. — «Совсем не чепуха, — возражает Чичита. — Он вообще ко всем девочкам внимателен только из вежливости. Он больше мальчиков любит».
— Я надеюсь, ты разубедил ее?
— А как?
— Господин Олдридж мой лучший сотрудник. В работе он безупречен. Его личная жизнь нас не касается.
— Да я и не жалуюсь. Но у девчонок свои соображения. Чичита обладает внутренним чутьем, она почувствовала, что что-то не так. Поэтому она спросила меня: «Хочешь ходить со мной?» Здорово, если девчонка так спрашивает? Обычно мы должны задавать такие вопросы!
— И ты, конечно, согласился.
— Она мне, как говорится, нравилась уже давно. И, прошу прощения, не спросив вашего разрешения, я организовал для Чичиты пару проверочных тестов. И я могу сказать одно: великолепно!
— Как раз то, что ты искал?
— Да, как раз то.
— Глина в твоих руках.
— Да, господин доктор.
— Ну хорошо. Предположим, ты создал из маленькой Чичиты свое творение, воспитал, как хотел. Что ты собираешься делать дальше?
— Мы уедем в Израиль.
— И поженитесь?
— Я этого не говорил.
— Но ты не можешь ее просто так взять с собой.
— Почему? Мы хотим жить вместе. Я чувствую, что все будет нормально. Только мы не считаем, что обязательно нужно жениться.
