Кэндзабуро Оэ - Игры современников
В спортивной газете появилась язвительная статья о «новичке с красивыми глазами» – так назвали Цуютомэ-сана, вступившего в «Сэнэтарс», – в которой говорилось, что пока его предшественник по инерции, то есть с начала сезона и до наступления лета, демонстрировал стабильную игру, он на поле не появлялся. Но еще до открытия бейсбольной площадки в парке Канэдзоно к соревнованиям колледжей Цуютомэ-сан наконец вышел с командой на поле. Его сопернику приходилось особенно трудно в жаркие дни, когда Канэдзоно задыхался от вечернего безветрия. Он допускал ошибку за ошибкой, благодаря чему у Цуютомэ-сана появилась возможность вступить в игру. Идея менеджера состояла в том, чтобы использовать его для обеспечения победы команды, если все остальные средства будут исчерпаны.
Первое, что сделал Цуютомэ-сан, игнорируя кетчера, переступающего с ноги на ногу в ожидании броска: медленно встал на четвереньки, обратившись к морю, иначе говоря, к Разрушителю, и стал бить поклоны, тряся головой, словно подавившаяся костью собака. Он не прекратил этого и после того, как главный судья громко сделал замечание, а кетчер, вспомнив о своих обязанностях, кинулся к нему – в это время комментатор рассказывал всей стране о странном происшествии, а трибуны содрогались от возмущенных выкриков и хохота. Вскочив, Цуютомэ-сан бросил кетчеру несколько мячей – такова была его тактика в игре. Каждый раз, когда игра начиналась вновь и кетчер подавал ему знак, Цуютомэ-сан отрицательно мотал головой – так повторялось много раз под неистовое гиканье зрителей. Он, видимо, был тверд в своем решении игнорировать сигналы кетчера. В этом, наверно, и заключалась суть его бесконечных тренировок, начатых еще в детстве, – в результате он стал человеком, не способным подчиняться чьим бы то ни было указаниям. Он показал какой-то сверхъестественный бейсбол, который можно увидеть только в художественных фильмах о спорте. Даже сам бросок Цуютомэ-сана был специфическим – всем телом, сжатым, как пружина, он вдруг откинулся в сторону и завертелся волчком. Потом, в какой-то момент – в какой, заметить было совершенно невозможно, – из руки его вырвался мяч, и кетчер, не устояв, упал точно подкошенный. Сам Цуютомэ-сан и все остальные игроки его команды потеряли мяч из виду, противники же перебегали из базы в базу; в результате «Кэйхан сэнэтарс» потерпел сокрушительное поражение...
Как реагировал Кони-тян на столь трагический дебют Цуютомэ-сана? Добившись после почти десятилетних бейсбольных скитаний вступления Цуютомэ-сана в команду «Сэнэтарс», он отказался от дальнейших совместных мытарств и вернулся в долину. Как, должно быть, вспыхивали от гордости и радости выступающие скулы Кони-тяна, когда перед Цуютомэ-саном, в которого никто, кроме него, не верил, открылась широкая дорога. Я понял все это еще на Гавайях и поэтому искренне радовался за него. И вдруг, сестренка, как только состоялось официальное зачисление в команду, Кони-тян бросает своего товарища, более того, возвращается в долину. Этот Кони-тян даже внешне ничем уже не напоминал того человека, который совершил знаменитый прыжок. Будто освободившись от дьявольского наваждения, он превратился в спокойного, молчаливого человека и, рано состарившись, своим поведением и манерами уподобился отцу, владельцу рыбной лавки. Теперь он не любил, когда расспрашивали о том, как Цуютомэ-сану удалось вступить в «Сэнэтарс», да и вообще у него пропал всякий интерес к бейсболу. Видимо, попав в команду, Цуютомэ-сан проявил неблагодарность, чем глубоко обидел Кони-тяна. Но даже после того, как Цуютомэ-сан, потерпев сокрушительный провал, был сразу же отчислен из команды, куда-то исчез и не подавал о себе никаких известий, Кони-тян ни словом не обмолвился об их разладе и никому не позволял совать нос в их дела.
Как раз тогда, сестренка, ты открыла ночной клуб на Гиндзе и стала опекать Цуютомэ-сана, который вынужден был теперь самостоятельно крутиться в мире бейсбола, лишившись покровительства Кони-тяна. Без твоей поддержки Цуютомэ-сан, который был лет на десять старше своих товарищей – восходящих спортивных звезд – и придерживался устаревшей философии бейсбола, никогда бы не смог ни с кем ужиться, а во время тренировок не был бы даже в состоянии обеспечить себя кетчером, способным брать его мячи, и, страдая от беспомощности, стоял бы в сторонке, опустив глаза, прикрытые густыми ресницами. Однако, сестренка, ты сделала свой ночной клуб родным домом для игроков «Сэнэтарс», посещавших его всякий раз, когда матч проходил в Токио. И это примиряло с Цуютомэ-саном бывших товарищей – его терпели как твоего брата, хоть и считали человеком со странностями. А он все еще мнил себя восходящей звездой и рассуждал исключительно о теории бейсбола, способствовавшей повышению его мастерства в броске, тайна которого была известна ему одному; а если над тренировочной площадкой, где шла беседа, пролетала сорока или домашний голубь, он внимательно следил за взмахами их крыльев, и это совсем его успокаивало. Ты же, сестренка, спала то с лучшим питчером, то с менеджером команды, провоцируя ревность. Не хочу утверждать, что только в результате этого, но все же не без твоего участия было подготовлено самое драматическое событие в жизни Цуютомэ-сана, которое случилось однажды тихим летним вечером в парке Канэдзоно.
Заразительно смеясь, ты слушала по радио трансляцию того матча, когда Цуютомэ, выйдя на площадку и помолившись, совершил странный с точки зрения техники бросок, и так же весело ты смеялась, узнав, что его команда потерпела поражение. После ухода Цуютомэ-сана из «Сэнэтарс» в твоем клубе перестали появляться основные его игроки, но молодежь, как и прежде, здесь встречали радушно – мне кажется, ты переспала со всеми. В интимных отношениях с тобой перебывало, конечно, очень много людей, среди них даже кандидат в президенты Соединенных Штатов – правда, уже после поражения на выборах, – но я не думаю, что эти молодые люди могли оставить хоть какой-то след в твоем сердце. Судя по словам переводчика – специального корреспондента одной газеты, – касавшимся событий, предшествовавших сообщению о твоем, сестренка, самоубийстве, в которое я сначала тоже поверил, во время встречи с новым президентом, видимо переживавшим последний взлет в своей жизни, у тебя уже наблюдались симптомы психической неуравновешенности. Анализируя случившееся, он именно этим объяснил твое эксцентричное поведение после поездки в Америку, повлекшее за собой самоубийство, о котором широко писали газеты. Психическая неуравновешенность объяснялась распутством, присущим тебе чуть ли не с детства. Специальный корреспондент, переводя президенту Соединенных Штатов требования, с которыми ты обратилась к нему, передал лишь их общий смысл, сводившийся к следующему: «Япония не является государством одной нации, как это принято считать. Если постараться откопать погребенные в ней «государства», то сразу же обнаружится существование независимых отдельных сообществ, которых окажется гораздо больше, чем штатов в Америке. Почему бы президенту Соединенных Штатов не установить дипломатические отношения с каждым из этих самостоятельных, но входящих в территориальную сферу Японии государств? Разве не должна внешняя политика Америки состоять в том, чтобы оказывать помощь малым угнетенным народам? Хочу, чтобы вы обратили внимание прежде всего на наш край. Хочу, чтобы вы оказали ему помощь в отделении от Японии и достижении полной независимости».
Не могу представить себе, чтобы ты была способна сказать это. Уверен, что ты сразу же со своим обычным заразительным смехом отвергла бы такой перевод. Эта беседа, я думаю, и президентом была воспринята как обычная шутка. В голове переводчика – специального корреспондента – причудливо смешались программы идеологов движения за независимость Рюкю и айнских националистов, поэтому никто не смог правильно понять твой призыв к американскому президенту, имевший целью возродить пришедшую в упадок деревню-государство-микрокосм. Более того, он был представлен, сестренка, как доказательство твоей психической неуравновешенности. Специальный корреспондент, разумеется, утверждает, что и помимо самой беседы, которую ему пришлось переводить, в твоем поведении во время пребывания в Америке тоже было немало странностей. Со следующего дня после встречи с президентом ты примерно неделю оставалась в отеле, не общаясь ни с кем даже по телефону. А через неделю, обессиленная, жалкая, встретилась с тем самым специальным корреспондентом и в ту же ночь без всяких объяснений села в самолет и улетела.
Вернувшись в Японию, ты, сестренка, заявила постоянным посетителям своего ночного клуба, что тщательный медицинский осмотр, которому ты подверглась по совету президента во время пребывания в Америке, обнаружил у тебя рак, и поэтому ты закрываешь клуб. Но не прошло и месяца, как ты вновь открыла его, полностью переоборудовав. Переоборудование заключалось в том, что главное место в интерьере заняли огромные цветные фотографии различных органов человеческого тела, пораженных раком. Специальные стеклянные панели, нарочито яркие, были предельно красочны. Просто фантастически выглядели, например, панели, на которых жирной ярко-красной краской изображался процесс перерождения клеток. Наверное, в том, что твой, сестренка, переоборудованный клуб стал столь процветающим заведением, была какая-то особая причина, кроме той, что его многочисленные постоянные посетители приходили, чтобы проститься с тобой, умирающей от рака. Я думаю, у тебя появилась и новая клиентура. Сдерживая с помощью лекарств развитие болезни, зашедшей настолько далеко, что операция стала невозможна, ты, как и прежде, с веселым смехом встречала гостей, и они, не видя оснований стесняться, непринужденно рассказывали о заболевших раком родных и знакомых, о том, как они сами боятся заболеть. Видимо, яркие цветные фотографии на стенах и внутренних перегородках утешали их как конкретное подтверждение бренности жизни.
