Хербьёрг Вассму - Наследство Карны
Ведь в Страндстедет время от времени приезжает театр. Это заставляет женщин обновлять гардероб. А домашние концерты в «Гранд Отеле»? А праздники? Приличное платье нужно всегда.
Кроме того, сюда приехал фотограф. Не станут же люди фотографироваться в чем попало!
Страндстедет растет и развивается, говорили люди, понимающие в этом толк. Не это главное, говорили другие. Главное, чтобы на всех хватало работы и хлеба.
Глава 14
Сторонники Олаисена испытали настоящее потрясение, когда председателем местной управы с большим перевесом голосов был выбран Вениамин Грёнэльв.
У Вилфреда Олаисена только что родился четвертый сын, и, по-видимому, сейчас его волновало только это событие. Он вежливо улыбался направо и налево. Этот человек не потеряется ни при каких обстоятельствах, говорили те, кто знал его лучше других.
Окружной доктор не ждал такого поворота событий. Он опасался, как бы это избрание не пошло во вред больным.
Но поскольку он не отказался, ему оставалось только принять новый пост. Так получилось, что Вениамин не только выиграл выборы, но и стал председателем управы, даже не претендуя на это.
И к тому же жена его была уроженкой Копенгагена! Ни у кого в Страндстедете не было жены, которая говорила бы по-датски. За короткое время у некоторых дам появилась привычка на датский манер катать во рту гласные, прежде чем произнести их. Если, конечно, они разговаривали с образованными людьми.
Никто их к этому не принуждал, это получалось само собой. В обществе и на благотворительных вечерах дамы говорили так, даже не замечая этого.
Многие в Страндстедете были уже сыты Олаисеном по горло, а доктор — замечательный человек! И получил образование за границей.
Незадолго до выборов распространились слухи, что дела Олаисена пошатнулись вскоре после того, как он вложил крупную сумму в новый пароход и одновременно открыл модный магазин для фру Ханны. Говорили даже, будто банку пришлось предоставить ему отсрочку займа, потому что после того, как новый слип вступил в эксплуатацию, дела на верфи пошли хуже. Непонятно почему. Уж не потому ли, что брат Олаисена все больше сотрудничал с фру Диной?
Но кое-кто понимал, где зарыта собака. Банковский заем пугал всех — и богатых, и бедных. Олаисен зарвался. А как он важничал, когда был председателем управы!
Высокомерия ему не занимать, говорили люди. И теперь, когда Олаисен перестал быть председателем управы, рабочие наконец признались, что он никогда не отличался щедростью.
Олаисен занимался оставшимися у него предприятиями и в «Гранде», встречаясь с мужчинами за пуншем, проявлял сдержанность. Его никогда не видели пьяным; не то что многих.
Фру Олаисен, напротив, после перевыборов председателя не показывалась в своей мастерской. Да и в других местах тоже.
Однажды вечером дочь пономаря, вернувшись домой после хоровой репетиции, сообщила, что Олаисен бьет Ханну.
Мать выбранила дочь и велела не разносить слухов, но тут же спросила у нее:
— Кто это сказал?
— Кто-то у нас в хоре.
— Может, это и неправда.
— Я спросила у Карны, правда ли это. И она ужасно покраснела.
— Она подтвердила это?
— Нет!
Через полчаса уже многие знали, что Олаисен — чудовище.
В тот день, когда разразился скандал, было пятнадцать градусов мороза и северное сияние зажглось на небе уже в самом начале вечера. Почтмейстер одним словом определил и небесное явление, и поведение Олаисена:
— Дьявол забавляется!
Почтмейстер часто первый предсказывал несчастье. Он уже видел письма адвоката. Толстое письмо было адресовано Олаисену. Тонкое — фру Дине.
У телеграфиста были свои источники. Денежные переводы из немецкого банка. Понять цифры не составляло труда. Они пишутся одинаково и на норвежском, и на немецком. Разобраться в деталях было куда труднее. Немецким телеграфист не владел и должен был хранить в тайне содержание полученных телеграмм. Ему оставалось только удивляться осведомленности людей. Им почему-то все тут же становилось известно!
Многие видели, как адвокат Бринк выходил из «Гранда» с портфелем для документов под мышкой. Среди бела дня. Ясно, что он ходил туда не развлекаться.
Новость быстро облетела Страндстедет. Фру Дина изъяла из верфи свой капитал. Управляющий банком отказал Олаисену в кредите, и двенадцать рабочих могли вот-вот остаться без куска хлеба. В Страндстедете ходили самые противоречивые слухи. С неба валил снег. Цены на уголь были высокие, и ощущалось приближение катастрофы.
Правда, в газете о падении Олаисена не было ни слова. Пока не было. Но этого ждали. Из-за чего газета шла нарасхват. Все хотели быть в курсе событий. Ведь об этом могли сообщить в любой малозаметной статейке.
Люди, зависевшие от заработка у Олаисена, уже потеряли последнюю надежду. Но предвкушавшие настоящую трагедию были полны ожиданий.
Столько всего хотелось рассказать, о стольком спросить, что даже поздно вечером люди выходили из дому, боясь пропустить что-нибудь важное.
Сообщение в газете обмануло все ожидания. Хотя заголовок был сенсационный:
«Фру Дина Бернхофт выкупила долю управляющего Вилфреда Олаисена в верфи, слипе и пароходной пристани».
Далее сообщалось: «Никакого банкротства! Рабочие места в Страндстедете спасены!»
Прочитавшим статью до конца было ясно, что только так Олаисен мог не допустить, чтобы его жилище пошло с молотка. А статью прочитали почти все.
В ней говорилось также, что управляющий сохранил за собой свои два парохода и может спокойно жить в своем доме на холме, созерцая оттуда пристань и верфь, которые некогда построил.
Из-за этого заголовка не одна только продавщица из лавки Холе пропустила, что говорилось в газете о женской эмансипации. А также рассказ о некоем женоненавистнике и объявление о бесплатной раздаче книг под общим названием «Месть цыганки».
А ведь именно этим газета «Сеньенс Тиденде» хотела увеличить число своих подписчиков. К сожалению, для этой кампании был выбран неподходящий день. На нее почти никто не обратил внимания — всех интересовало только то, что фру Дина спасла Страндстедет.
И люди, у которых дома царил образцовый порядок и газета в тот же день отправлялась на свое место на заднем дворе, так никогда и не прочитали статью о женской эмансипации.
Газета Олаисена более осторожно сообщала о его поражении. И это неудивительно — Вилфред Олаисен все еще располагал большей частью ее акций.
Тем важнее было для ее конкурента развернуть военные действия. Через несколько дней появилось сообщение, что некоторые круги выражают сомнение, что капиталовложение Олаисена в местной газете подтверждается его предпринимательской деятельностью.
Олаисен дал опровержение под заголовком: «Злонамеренные слухи о моем банкротстве». В нем он писал, что вполне заслуживает доверия, хотя и счел необходимым несколько ограничить свою деятельность.
В тот же день в газете на двух колонках появилось следующее объявление:
«Модный магазин Ханны Олаисен рекомендует всем посетить свою рождественскую выставку, отличающуюся богатством ассортимента. На ней представлена одежда из гладкой и буклированной ткани, а также «английской кожи» разных оттенков. Любая одежда будет изготовлена мгновенно, как только мы получим ваши размеры».
Старший сын Олаисена Рикард о многом узнавал в школе и по дороге домой. Все то, о чем не говорилось дома. Каждый день он возвращался из школы в синяках и в разорванной одежде.
Младшие мальчики еще находились под защитой Сары и няни. Но и они не могли помешать людям громко делать свои замечания в присутствии детей или бросать на них красноречивые взгляды. Любовь к ближнему многообразна в своих проявлениях.
Педер Олаисен находился между Сциллой и Харибдой. Олаисен недвусмысленно дал ему понять, что он должен прекратить все отношения с Грёнэльвами. Любой из Грёнэльвов хуже шакала или оборотня. Даже если носит фамилию Бернхофт.
Педер плохо представлял себе особенности поведения шакалов и оборотней, но от этого ему было не легче.
К тому же на верфи он столкнулся с тем обстоятельством, что он — Олаисен, а следовательно, человек ненадежный. Хотя прямо ему никто об этом не говорил.
Объяснять Вилфреду, что он должен исполнять свою работу независимо от того, кому теперь принадлежит верфь, было бесполезно.
Но думал Педер только о Карне. О дочери и внучке шакалов и оборотней. И понимал, что его способностям предстоит серьезное испытание.
Тем временем Вениамин вникал в крупные и мелкие дела местной управы. Собрания и разговоры с людьми, которых он встречал по дороге, занимали большую часть его времени. Как только заканчивался прием больных, он сразу хватался за пальто. Анна и Карна уже привыкли к его словам: «Сейчас мне некогда…»
