Хербьёрг Вассму - Наследство Карны
— У нее бывают припадки падучей, — сказал кто-то. — Это не страшно.
Он промолчал. У него было одно желание — не выпускать ее из своих объятий.
— Мы можем отвезти ее домой на тележке Ларса, — предложил кто-то.
Педер отрицательно покачал головой. И пока он грудью, всем телом ощущал ее тяжесть, тепло и влажность, она вдруг стала легкой, как перышко. Его сила была тут ни при чем. Он не прилагал вообще никаких усилий. Он просто хотел этого.
— Я сам отнесу ее к фру Дине. Это близко, — сказал он.
Карна попыталась что-то сказать, но у нее вырвался только вздох. Руки ее крепко держали пальто.
— Помочь тебе? — предложил кто-то Педеру.
— Не надо, она легкая, — отказался он и вынес Карну из дома.
Она была так близка ему! Ближе всех девушек, с которыми он танцевал и заигрывал. Ближе тех, с которыми обнимался на сеновалах или за ящиками с рыбой и штабелями торфа. И даже тех, которых видел более обнаженными, чем дозволял Бог.
Педер дошел до «Гранда», так и не почувствовав усталости. Фру Дина открыла двери и провела его в свои покои.
— Положи ее на мою кровать, — сказала она.
Он рассказал ей все, что случилось, и понял, что пора уходить. Дина на прощание пожала ему руку и как-то странно на него поглядела.
— Спасибо! Я не ошиблась. Ты — камень.
Глава 13
Педер намочил волосы и старательно причесал их. И все-таки они торчали, будто растрепанные ветром. Рукава черного потертого сюртука были ему коротки. Галстук выглядел взятым напрокат, а штаны из темно-серой фланели не шли к сюртуку.
Прямой широкий нос. Большой рот, слабый и в то же время решительный.
Осторожно, словно лунатик с открытыми глазами, Педер подошел к девушкам, сидевшим у стены.
Карна затаила дыхание, он подходил все ближе и ближе.
Глубокий, хрипловатый голос порхнул между ними. Педер слегка поклонился, Карна не сразу поняла, что он сказал.
— Могу я пригласить вас на танец, фрёкен Карна?
Глядя в его глаза, она поняла, что он останется рядом с ней, даже если она откажется танцевать. Эти глаза заставили ее встать и протянуть ему руку. Заставили вспомнить, что она описалась во время припадка и что он знает об этом, но что это не имеет значения. Потому что пришел он именно к ней.
И когда он легко обнял ее и ее рука легла в его грубую теплую ладонь, ей оставалось только полететь по комнате и взлететь к гирлянде, висевшей на железной балке.
Потому что благодаря Педеру музыка унесла ее за собой.
Он тряхнул головой, и его пробор сбился, губы приоткрылись в тихом смехе. Этот смех, словно котенок, пробрался в ее голову и свернулся там клубком.
Осенью каждый четверг Педер по вечерам помогал Дине вести бухгалтерию и писать письма. Они сидели у секретера в ее покоях.
У Педера был красивый, твердый почерк. Он подходил не только для того, чтобы записывать цифры. Кроме того, Педер говорил не больше, чем следовало. Дине было хорошо в его обществе.
Она как будто не находила ничего странного в том, что Карна под каким-нибудь предлогом тоже приходила к ней по четвергам. Напротив, она говорила:
— Подай нам через час горячий шоколад с печеньем. Ровно в семь!
Таким тоном Дина давала распоряжение горничной, когда у них были гости. Но Карна не обращала на это внимания. Бабушкин тон ничего не значил. В четверг не значил.
— У фрёкен Карны часто бывают припадки? — спросил Педер. Карна только что вышла из комнаты, и Педер открыл счетоводную книгу.
— Случаются. Она страдает эпилепсией.
— Отчего бывает эта болезнь?
— Думаю, этого не знает никто. Но спроси у Вениамина.
— Это опасно?
— Не настолько, чтобы она не могла прийти в себя после припадка. Если, конечно, не ушибется. Но приятного мало. Ты и сам, кажется, убедился в этом в тот раз?
Она положила перед ним расписки. Показала на почтовые отправления, которые казались ей сомнительными. Указала на тенденцию цифр к повышению. С еле заметной усмешкой — пусть это останется между ними.
Конечно, он все понимает.
Имя Вилфреда Олаисена не упоминалось. Да и зачем было упоминать о нем, если все в полном порядке.
— Но может, она больна? Может, нужно что-то сделать, пока не поздно? — спросил Педер.
— Ее смотрел один профессор из Копенгагена и доктор из Берлина. Они ничего не рекомендовали.
Дина взглянула на озабоченное лицо Педера. Потом толкнула его в плечо.
— Она еще ребенок. О чем ты думаешь?
— О том, что хотел бы помочь ей вылечиться, — серьезно ответил Педер.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать пять.
— О Господи, солидный возраст для мужчины! — воскликнула Дина и похлопала его по руке, словно хотела утешить. Потом измерила его взглядом и безжалостно сказала: — Но сейчас ты еще слишком стар для нашей Карны. Вот лет через пять…
Он мучительно покраснел и сбился в цифрах.
— Вы думаете… лет через пять? — осмелился спросить он.
— Поговори с ней самой. Несмотря на свой юный возраст, Карна в состоянии сказать, что она думает по этому поводу. Другое дело, что за эти пять лет она может передумать. С девушками так бывает.
— Вы считаете, что мне следует поговорить и с доктором?
— Немного попозже. Сейчас это его только испугает.
— По-вашему, нужно обязательно быть богатым, чтобы породниться с хозяевами Рейнснеса?
Она снова измерила его взглядом.
— Нет! Но достаточно умным, чтобы выжить в этом мире.
— К этому я привык. — Педер приободрился.
— Я знаю, — серьезно сказала Дина.
Они занялись делами, теперь их интересовали только цифры.
— Ты когда-нибудь кого-нибудь ударил? — вдруг спросила Дина.
Глаза у него сделались беспомощными.
— Нет! — почти с сожалением ответил он.
— Хорошо!
Он осмелел, и с его губ сорвался дерзкий вопрос:
— А вы?
Дина явно удивилась, но глаза у нее были веселые:
— Случалось.
Вилфред Олаисен посмеивался над этими занятиями бухгалтерией по четвергам. Пока ему не пришло в голову, что он мог бы использовать брата, чтобы разузнать кое-что о делах Дины. Но он наткнулся на стену. Без единой щели. Педер прямо сказал, что не намерен говорить о доверенных ему делах.
Вилфред рассердился, и Педер счел за лучшее ретироваться за дверь конторы. Там он почувствовал себя в безопасности. На верфи было слишком много рук и глаз.
— Я платил за тебя, пока ты учился в школе! — крикнул Вилфред ему вслед. — Ты должен работать на меня! На моей верфи!
— Я и работаю на твоей верфи, — спокойно через плечо ответил Педер. — Кроме вечеров по четвергам.
— Что такого особенного должно быть в женщине, чтобы она добивалась всего, чего захочет? — спросил Вилфред у Ханны тем же вечером. Он только что рассказал ей об измене брата.
— А разве ты сам не такой же? — осмелилась спросить Ханна.
— Я предприниматель!
— Не знаю, что есть в Дине. Наверное, то же самое, что в тебе.
— Это мы еще посмотрим. Я в любое время могу выкупить ее долю.
Ханна могла бы напомнить ему, как трудно им пришлось, когда Дина изъяла из дела часть своего капитала и они были вынуждены заложить дом. Но она промолчала. Как молчала все последние годы. Теперь они говорили только о том, о чем хотел говорить он. Даже в присутствии посторонних Ханна предпочитала не высказывать своего мнения.
Это могло плохо кончиться для нее уже дома, когда дети спали, а служанки были далеко. От необходимости сдерживать себя и всегда быть начеку сердце Ханны заледенело. Этот холод распространялся не только на Вилфреда, но и на всех. Даже на детей.
Зимой, поняв, что ждет четвертого ребенка, Ханна позвала к себе Вениамина. Дома никого не было. Сара с детьми уехала в Рейнснес, а Вилфред отправился куда-то на «Лебеде».
Возле «Гранда» она сунула Вениамину записку, не объясняя, в чем дело. Когда он пришел, она попросила его помочь ей избавиться от ребенка. Вениамин оторопел. Потеряв над собой власть, Ханна схватила его за руки.
— Ты не смеешь просить меня об этом. Пойми, это может стоить тебе жизни.
— Мне все равно! — крикнула она, и ей стало приятно — наконец-то она смогла повысить голос в собственном доме.
— Замолчи! Не смей даже думать об этом! — простонал он и обнял ее.
Она тотчас прильнула к нему, тогда он разжал руки. И продолжал говорить, говорить… Ему хотелось утешить ее.
Ханна была вне себя от отчаяния. В ней проснулась злоба. Захотелось хоть раз потерять голову. Отомстить. Но Вилфреда здесь не было. И все вылилось на Вениамина.
— Он же все равно забьет меня насмерть! — крикнула она.
Увидев его лицо, она раскаялась и стала умолять его остаться. Вениамин все-таки ушел.
Ночью он вернулся, чтобы, по его словам, проведать ее. Ханна обрадовалась — наконец-то он пришел к ней! Но она ошиблась. К ней пришел только доктор.
