Алексей Колышевский - МЖ. Роман-жизнь от первого лица
– Спасибо Костя.
– Не за что. Тебе спасибо, Марк.
– Мне то за что?
– За то, что помогаешь.
– Да брось ты, Костя. Чем таким уж особенным я тебе «помогаю»? Наверное, ты хотел сказать не «помогаешь», а «вымогаешь», но хорошее воспитание и врожденное чувство такта помешало тебе сделать это?
– Вовсе нет, Марк. Я действительно считаю, что я справедливо плачу тебе за твой труд. Ты многое делаешь для меня, для моего бизнеса. Мой товар представлен гораздо лучше товара моих конкурентов, некоторых из них ты вообще не подпускаешь к полкам своей сети. Я зарабатываю достаточно хорошо, ты вовремя оплачиваешь мне за товар, что мне еще желать? Я делюсь с тобой своим заработком, и делюсь совершенно справедливо. Поэтому не ерничай. Я считаю тебя своим другом, партнером, а с друзьями и партнерами я всегда говорю искренно.
– Я запомню. Костя, завтра я выхожу на работу, погляжу там, что я еще смогу сделать для тебя.
– Спасибо, спасибо, дружище. Я всегда говорил, что лучше откатить, чем что-то подписать. Зачем мне соглашаться с каторжными условиями официального договора, если я все в состоянии решить через тебя. Береги себя, Марк. Ты мне очень нужен. Если хочешь, я даже могу приставить к тебе личную охрану и сам буду оплачивать ее. Хочешь?
– Нет, Костя. Спасибо, конечно, но в офисе, я думаю, не поймут.
– Ну, как знаешь. До свидания, до скорой встречи, брательник.
– Бывай, Костя. Удачи тебе. До встречи.
Я сел в машину. Проехал два-три квартала и остановился. Проверил конверт и обнаружил в нем двести тысяч рублей купюрами по одной тысяче. Решил сразу же заехать в банк и положить сто тысяч на счет. В банке была огромная очередь, и я решил вернуться туда попозже, занял очередь, а сперва решил загнать машину в гараж, который был совсем рядом. В гараже я убрал сто тысяч в бумажник, а еще одну пачку, для банка, положил во внутренний, правый карман пальто. Бумажник я хотел сунуть в портфель, в котором лежала бутылка Chateau Margaux, подаренная Минаевым, сломанный мобильный телефон Евы, предназначенный для сдачи его в ремонт, какой-то снятый и убранный в стародавние времена галстук и ежедневник за 2004 год, но мой ангел-хранитель распорядился иначе, и я положил бумажник в нагрудный карман рубашки. Бумажник был из толстой кожи, большущим, с бесчисленным количеством отделений и кармашков. В одном из таких кармашков лежал подарок мамы – бронзовая икона Николая Чудотворца, довольно толстая и размером с водительские права. Я постоянно держал ее там и иногда, если становилось особенно тяжко на душе, доставал эту иконку, молился про себя и, поцеловав ее, убирал обратно в бумажник. У дверей банка мне стало как-то не по себе. Дело в том, что я заметил, как возле входа трется какой-то крайне неприятный тип. От него как будто бы за версту разило мертвечиной. Я знаю этот запах. Он появился в кабинете Струкова за несколько секунд до того, как я застрелил его. Запах близкой смерти. Надо было мне удирать без оглядки, как только я увидел этого живого покойника, но я только машинально пожалел про себя, что не взял с собой пистолет. Был у меня один знакомый гангстер, звали его Толян. Я не знаю, что он там творил такое гангстерское, а я с ним просто поддерживал хорошие отношения, иногда мы сидели у него на кухне, имея на столе пятилитровый бочонок пива, иначе «фуфырь», и говорили о литературе. Толик был чем-то похож на меня, только он был идейным гангстером: никогда нигде не работал, всегда что-то мутил, но свободы не покидал, в тюрьме ни разу не сидел. И всегда поучал меня:
– Марка, всегда носи с собой плетку.
Плетка на его жаргоне означала пистолет, автомат, все, что плевалось свинцом. Толик в свое время и снабдил меня некоторым количеством этих плеток. У самого у него была их целая коллекция, и мне из нее тоже кое-что перепало. Толяну его плетки не помогли, и его, как и всякого порядочного гангстера, однажды застрелили милиционеры. Причем Толян отстреливался, говорят, около часа и горлопанил при этом песни «Metallica». На строчке «Nothing else matters» меткая пуля сержанта милиции по фамилии Курилкин прервала с чувством исполняемую Толяном балладу, а заодно и его тяжелую нервную жизнь.
Совету Толика я не внял тогда, впервые в жизни, и пистолет оставил в гаражном сейфе.
А подозрительный тип щелчком отбросил сигарету и зашел в банк вслед за мной.
В банке как раз подошла моя очередь. Я подал экономисту паспорт, назвал сумму, которую хотел бы положить на счет, она выписала приходный ордер и попросила меня пройти в кассу номер три. Именно эта касса была расположена за закрытыми дверями, и никто из посетителей не мог видеть, что именно делает клиент банка: забирает деньги или, наоборот, передает их кассиру. Тот, кто вошел следом за мной, был наводчиком и также не мог видеть, что именно я делаю за закрытыми дверями, но его вверг в заблуждение мой портфель. «Раз есть портфель, значит, в нем должны быть деньги», – вот что он подумал. Двадцатичетырехлетний украинский гастролер, отморозок по фамилии Власенко. Его старший брат поджидал неподалеку. В кармане он сжимал пистолет «ИЖ», удаленный им у застреленного им же из антикварного «нагана» инкассатора. Инкассаторов было двое, они вышли из магазина с мешками денег. Один из них вопреки инструкции замешкался, у него развязался шнурок, он положил мешок на землю и присел рядом. Его напарник также отвлекся, тем более что вокруг все было спокойно. Больше они уже ничего не видели. Две пули, выпущенные прекрасным стрелком Власенко-старшим, прервали жизни двух приятелей, имевших, между прочим, семьи по двое детей. А братишки схватили мешки с деньгами, пистолеты обоих несчастных, выбросили свой «наган» и смылись.
Я получил от кассира корешок приходника, спрятал его в портфель и вышел из банка. Для того, чтобы попасть домой, мне надо было пройти двор за домом сто восемнадцать по проспекту Мира. Он обычно безлюден. Так было и в тот первый весенний день. Лишь в противоположном конце двора гуляли две бабушки с собачками и какие-то мамаши, выгуливающие детей в колясках, попивали пивко и покуривали, изредка потряхивая коляски со своими спящими чадами. Я вошел на территорию двора, предвкушая обед и послеобеденный сладкий сон. Меня обогнал какой-то человек в черной драповой куртке и в кепке. Он быстро прошел вперед метров на двадцать, затем резко развернулся, и я увидел, что это был парень примерно моего возраста. Широко улыбаясь мне, словно старому приятелю, держа руки в карманах своей курточки, он уверенно двинулся мне навстречу, сделал несколько шагов, поднял правую руку, не вынимая ее из кармана. Я увидел, как приподнялась пола его куртки. Помню, как я успел подумать, что это он собирается сделать. Ответ на вопрос прозвучал через секунду. И ответом был выстрел.
