М. Стедман - Свет в океане
— Слова тут не важны. — Он хотел взять ее за руку, но она отстранилась.
— Скажи мне, что чувствуешь то же самое.
— Разве от этого тебе станет легче, Изз?
Она собрала лепестки в аккуратную кучку.
— Ты не понимаешь, о чем я говорю, так ведь?
Он нахмурился, подбирая слова, и она перевела взгляд на огромное кучевое облако, надвигавшееся на солнце.
— Знаешь, до тебя очень трудно достучаться. Живя с тобой, я иногда чувствовала себя такой одинокой.
Помолчав, он спросил:
— Что ты хочешь от меня услышать, Иззи?
— Я хотела, чтобы мы были счастливы. Мы все. Люси удалось преодолеть тот барьер, которым ты оградил свой внутренний мир. Ты начал оттаивать, и это было так замечательно! — После долгой паузы выражение лица ее вдруг изменилось от горьких воспоминаний. — Все это время я понятия не имела, что ты сделал! И каждый раз, когда ты ко мне прикасался, каждый раз, когда… У меня и в мыслях не было, что ты что-то скрываешь!
— Я пытался поговорить об этом, Изз. Но ты не хотела ничего слушать.
Она вскочила на ноги, и лепестки посыпались на землю.
— Я хотела сделать тебе больно, Том. Больно так, как ты сделал мне! Ты это понимаешь? Я хотела отомстить! Неужели тебе нечего сказать на это?!
— Я знаю, милая, знаю. Но это все в прошлом.
— Так ты прощаешь меня? Вот так все просто? Как будто ничего и не было?
— А что мне остается делать? Ты же моя жена, Изабель.
— То есть крест, который придется нести…
— Я хочу сказать, что обещал провести с тобой всю жизнь. И я хочу провести свою жизнь с тобой, Изз. Я понял, что будущее есть только у тех, кто не пытается изменить прошлое.
Она отвернулась и сорвала несколько цветков жимолости.
— Что мы станем делать? Как будем жить? Я не могу каждый день общаться с тобой и продолжать ненавидеть за то, что ты сделал. И еще стыдиться себя!
— Нет, любимая, не можешь.
— Все разрушено. Ничего нельзя исправить.
Том взял ее руку в свою.
— Мы постараемся наладить свою жизнь. Другого нам не дано. Нужно научиться жить с тем, что есть.
Она задумчиво встала и пошла по дорожке, оставив Тома сидеть на скамейке. Обойдя сад, она вернулась.
— Я не могу ехать обратно в Партагез. Он теперь для меня чужой. — Покачав головой, она взглянула на облако. — Я не знаю, где и кому я теперь не чужая.
Том поднялся и взял ее за локоть.
— Мы с тобой семья, Изз, и должны обязательно быть вместе. И не важно, где именно.
— Ты по-прежнему так считаешь, Том?
Она рассеянно перебирала листья на побеге жимолости. Том сорвал сочное соцветие.
— В детстве мы их ели. А вы?
— Ты не шутишь?
Он чуть придавил зубами основание цветка и высосал каплю нектара.
— Тут совсем мало, но попробовать точно стоит.
Сорвав новый цветок, Том поднес его к губам жены.
Глава 37
Хоуптаун, 28 августа 1950 года
Сейчас в Хоуптауне мало что интересного, если не считать длинной пристани, которая помнит славные времена, когда город служил главным портом золотых приисков. Сам порт был закрыт в 1936 году, через несколько лет после того, как туда переехали Том и Изабель. Брат Тома Сесил пережил отца всего на пару лет, и когда он умер, оставленных денег хватило на покупку фермы неподалеку от города. По местным меркам их владения были довольно скромными, но все равно захватывали несколько миль побережья. Дом стоял на небольшом возвышении, за которым начинался пологий спуск к пляжу. Они жили тихо, иногда выезжали в город, а управляться с фермой им помогали наемные рабочие.
Хоуптаун расположен на берегу широкой бухты в четырехстах милях к востоку от Партагеза — достаточно далеко, чтобы не встретить знакомых оттуда, и в то же время достаточно близко, чтобы родители Изабель могли приезжать к ним на Рождество, что они и делали до самой своей смерти. Том и Ральф изредка переписывались, обмениваясь обычными короткими письмами, но все равно очень для обоих важными. После смерти Хильды дочь Ральфа переехала с семьей в его небольшой дом и заботливо ухаживала за отцом, здоровье которого в старости сильно пошатнулось. Когда Блюи женился на Китти Келли, Том с Изабель послали подарок, но на свадьбу не поехали. Партагез ни Том, ни Изабель больше не посещали ни разу.
Почти двадцать лет их жизнь текла мирно и размеренно, напоминая тихую реку, со временем лишь углублявшую свое русло.
Слышался бой часов. Пора отправляться в путь. Теперь до города с его скоростными шоссе можно добраться совсем быстро, не то что в прежние времена, когда они только приехали. Завязывая галстук, Том краем глаза заметил незнакомца с седыми волосами и понял, что видит в зеркале свое отражение. Костюм на нем сидел мешковато, а воротник рубашки был явно велик для торчащей из него шеи.
В окно было видно, как неспокойно море и белые барашки волн сливались вдали с висящей над водой белесой пеленой. Для океана время всегда казалось остановившимся. В воздухе слышен лишь рев августовских штормов.
Убрав конверт в сундучок из камфорного дерева, Том аккуратно закрыл крышку. Скоро его содержимое потеряет всякий смысл, совсем как фронтовые окопы, взятые в плен мирной жизнью. Все чувства и смыслы, которыми мы наделяем окружающий нас мир, время методично стирает, превращая прошлое в безучастную и лишенную красок субстанцию.
Рак убивал ее несколько месяцев, и им оставалось только ждать неизбежного конца. Он неделями сидел у ее кровати и держал за руку. «А помнишь тот патефон?» — спрашивал он. Или: «Как думаешь, а что стало с миссис Мьюитт?»
Эти вопросы неизменно вызывали у нее слабую улыбку. Иногда она набиралась сил и наказывала ему не забыть подрезать деревья или просила рассказать историю со счастливым концом. А он нежно гладил ее по щеке и шепотом начинал: «Жила-была одна девочка, по имени Изабель. И такая отчаянная, что никто не мог с ней сравниться…»
Продолжая говорить, он разглядывал веснушки на ее руке, замечая, как опухли суставы на пальцах, а обручальное кольцо стало велико и свободно скользило по коже.
Когда она уже не могла пить, он вкладывал ей в рот кусочек влажной фланели, чтобы она могла сосать, и смазывал губы ланолином, чтобы они не трескались. Он гладил ее волосы, тронутые сединой и заплетенные в тяжелую косу. Он видел, каким неуверенным стало ее дыхание и с каким трудом ей давался каждый вздох. Совсем как у Люси, когда они нашли ее в ялике.
— Ты не жалеешь, что встретил меня, Том?
— Я родился для того, чтобы встретить тебя, Изз. Мне кажется, это и было моим предназначением в жизни, — ответил он и поцеловал в щеку.
