Марио Пьюзо - Четвертый Кеннеди
Потом Ромео видел, как она стоит в лучах солнца, закованная в цепи, и глядит на него с призывом и отчаянием. Он фантазировал о будущем. Она получит небольшой тюремный срок и будет ждать его на свободе. Его тоже выпустят: либо по амнистии, либо обменяв на каких-нибудь заложников, а может просто из христианского милосердия. И тогда он разыщет ее.
Бывали и такие ночи, когда он приходил в отчаяние, думая о предательстве Ябрила. Убийство Терезы Кеннеди не входило в их план, и в глубине души Ромео верил, что никогда не согласился бы на такое. Он испытывал отвращение к Ябрилу и горечь за свою поруганную веру, за свою жизнь. Иногда он беззвучно плакал в темноте, а потом утешал себя и погружался в мечты о Доротее. Прекрасно понимая, что все это ложь, что это просто слабость, он ничего не мог с собой поделать.
В своей камере-одиночке Ромео встретил Франко Себбедичье сардонической улыбкой. На крестьянском лице этого старого человека он видел ненависть, а также непонимание того, как потомок почтенной семьи, наслаждающейся сытой и роскошной жизнью может стать революционером. К тому же, по мнению Ромео, Себбедичье был расстроен из-за того, что повышенное внимание международной общественности не позволяет ему обращаться с его арестантом жестоко.
Себбедичье остался в камере вдвоем с арестованным, два стражника и наблюдатель, присланный от начальника тюрьмы, могли в глазок наблюдать за ними, не слыша их разговор. Ромео казалось, что этот толстый старикан, переполненный уверенностью в своей власти, собирается напасть на него. Ромео презирал этот тип людей, законопослушных, скованных своими убеждениями и буржуазными моральными мерками. Поэтому он ужасно удивился, когда Себбедичье сказал ему очень тихо:
– Джаньи, ты собираешься облегчить всем жизнь и покончить с собой.
Ромео рассмеялся.
– Нет, не собираюсь. Я выйду из этой тюрьмы раньше, чем ты помрешь от высокого давления или от язвы. Я буду гулять по улицам Рима, а ты – лежать в своем семейном склепе. Я приду и спою на твоей могиле, и уйду с кладбища насвистывая.
– Я просто хочу сообщить тебе, – терпеливо разъяснял Франко Себбедичье, – что ты и твои сообщники собираетесь покончить жизнь самоубийством. Твои друзья убили двух моих людей, желая этим запугать меня и моих сотрудников. Поэтому твое самоубийство будет моим ответом.
– Не могу доставить тебе такого удовольствия, – ответил Ромео. – Я слишком люблю жизнь. А из-за всеобщего интереса ко мне ты не рискнешь прикоснуться ко мне даже пальцем.
Франко Себбедичье снисходительно улыбнулся – в рукаве у него имелась козырная карта.
Отец Ромео, который за всю жизнь не сделал ничего для людей, кое-что сделал для собственного сына: он застрелился. Рыцарь Мальтийского ордена, отец убийцы Папы Римского, человек, проживший всю свою жизнь ради собственных удовольствий, непостижимым образом решил окутать себя ореолом вины.
Когда только что овдовевшая мать Ромео попросила о свидании с сыном в его тюремной камере и ей отказали, газеты приняли ее сторону. Первый выпад сделал защитник Ромео, заявивший в телевизионном интервью: «Бога ради, он просто хочет увидеть свою мать». Эти слова вызвали отклик не только в Италии, но и далеко за ее пределами. Каждая газета поместила их на первых полосах крупным шрифтом: «Бога ради, он просто хочет увидеть свою мать».
Это было не совсем правдой. Мать Ромео хотела видеть его, а он не желал этого.
Под таким нажимом правительство вынуждено было разрешить матери Джаньи посетить ее сына. Франко Себбедичье возражал против этого свидания, но начальник тюрьмы не принял его возражений.
Начальник обитал в огромном роскошном кабинете, куда он и вызвал Себбедичье.
– Дорогой мой, – начал он, – я имею соответствующие инструкции, и визит должен быть разрешен. Он состоится не в его камере, где разговор может быть подслушан, а в моем кабинете. Проследите, чтобы никого не было в пределах слышимости. Последние пять минут этого часа запишут на пленку, и все средства массовой информации смогут использовать эти кадры.
– А это еще зачем разрешать? – спросил Себбедичье.
Начальник тюрьмы ответил ему улыбкой, которую он обычно выдавал заключенным и своим сотрудникам, стоявшим тоже почти на положении заключенных.
– Сын встречается со своей овдовевшей матерью. Что может быть священнее?
Себбедичье ненавидел начальника тюрьмы за то, что тот во время допросов всегда посылал своих людей сидеть за дверью.
– Человек, убивший Папу, – спросил он резко, – хочет видеть свою мать? Почему он не поговорил со своей матерью до того, как застрелил папу?
Начальник тюрьмы пожал плечами.
– Это решено в высших кругах, так что смиритесь с этим. Кроме того, защитник настаивает на том, чтобы кабинет был очищен от подслушивающих микрофонов, поэтому не надейтесь установить электронное оборудование.
– Ах, вот оно что, – заметил Себбедичье. – А как этот адвокат собирается проверить, нет ли микрофонов?
– Он наймет специалистов по электронному оборудованию, которые перед встречей проделают свою работу в присутствии адвоката.
– Очень важно, – подчеркнул Себбедичье, – чтобы мы слышали их разговор.
– Чепуха, – отрезал начальник тюрьмы. – Его мать – типичная богатая римская матрона, и он никогда не доверит ей ничего существенного. Это всего-навсего еще один дурацкий эпизод в нелепой драме нашего времени. Не относитесь к этому серьезно.
Но Франко Себбедичье отнесся к этой ситуации весьма серьезно. Он счел все это очередным издевательством со стороны судебных властей, еще одним унижением. Кроме того, он надеялся, что Ромео в беседе со своей матерью хоть в чем-то проговорится.
Возглавляя Отдел по борьбе с терроризмом в Италии, Себбедичье обладал большой властью. Защитник Ромео давно состоял в секретном списке левых радикалов, за которыми разрешалось устанавливать наблюдение. Это и было осуществлено: телефон стали прослушивать, почту перехватывать и прочитывать до вручения ее адресату. Поэтому оказалось нетрудным обнаружить электронную фирму, которую адвокат собирался привлечь для проверки кабинета начальника тюрьмы. С помощью одного друга Себбедичье организовал «случайную» встречу в ресторане с владельцем этой фирмы.
Даже не прибегая к силе, Франко Себбедичье умел быть убедительным. Перед ним сидел хозяин маленькой электронной фирмы, дела которой шли без особого успеха. Себбедичье мимоходом сказал, что Отдел по борьбе с терроризмом нуждается в электронном оборудовании и в таких специалистах, и что он может снять гриф секретности с некоторых фирм. Короче говоря, он, Себбедичье, может обогатить фирму.
Но для этого необходимы взаимное доверие и выгода. Почему электронная фирма должна заботиться об убийце Папы, подвергать угрозе свое будущее процветание из-за какого-то незначительного дела, как запись разговора матери с сыном? Почему бы ее специалистам не установить микрофон, когда они будут «чистить» кабинет управляющего? Кто в данном случае окажется умнее? А потом Себбедичье сам лично побеспокоится о том, чтобы микрофон был немедленно убран.
Весь этот разговор за обедом происходил весьма дружески, но в какой-то момент Себбедичье дал понять, что в случае отказа фирма в ближайшее время столкнется с большими трудностями. Нет никакой вражды, но как может он и его правительственное учреждение доверять людям, которые защищают убийцу Папы?
Договорившись обо всем, Себбедичье позволил своему собеседнику оплатить счет. Он, конечно, не собирался оплачивать обед из собственного кармана, к тому же газетчики могут пуститься по следу этого чека. Вдобавок ко всему, он ведь хотел сделать этого человека богатым.
Таким образом, встреча Армандо «Ромео» Джаньи и его матери была полностью записана. Прослушав ее в одиночестве, Себбедичье остался доволен. Он не сразу распорядился убрать микрофончик из кабинета начальника тюрьмы. Из чистого любопытства он хотел узнать, что из себя представляет на самом деле этот мерзавец, но не узнал ничего интересного.
Себбедичье из предосторожности прослушивал пленку дома, когда жена спала. Никому из его коллег не следовало знать о ней. Себбедичье не был бесчувственным человеком и чуть не плакал, слушая, как мать Джаньи всхлипывает, умоляя сына признаться, что на самом деле он не убивал Папу, а только прикрывал своего нехорошего товарища. Было слышно, как она целовала лицо своего сына-убийцы, и на мгновение он подумал о том, какое имеет значение то, что в действительности совершает человек. Но потом поцелуи и стоны кончились, и разговор стал более интересным для Франко Себбедичье.
Он услышал голос Ромео:
– Я не понимаю, почему твой муж покончил с собой. Его не волновала судьба его страны или мира, прости меня, он не любил даже свою семью. Почему, ведя совершенно эгоистический образ жизни, он вдруг ощутил необходимость застрелиться?
