Татьяна Соломатина - Психоз
Что было со всеми остальными – официантами, посетителями супермаркетов, руководителями компаний, жителями многоклеточных поселений русских подъездов и нерусскими уборщиками – неизвестно. А, нет… На одного из них данные имеются:
«В приёмный покой психиатрической больницы самостоятельно обратился Смолянинов А.В., бармен ресторана «Пиратская гавань». Общее состояние удовлетворительное, ЧСС – 70 , ЧДД – 14 , пульс ритмичный, хорошего наполнения и напряжения. Хрипов в лёгких не обнаружено. Запах алкоголя отсутствует. Предъявляет жалобы на галлюцинации. Сегодня, возвращаясь домой с работы около двух часов ночи, шёл мимо кладбища. Обычно он ненадолго останавливается у ворот покурить. Говорит, что так ему «проще сбросить рабочий стресс». Прикуривает всегда спичками (показал коробок, обычные спички с рекламой ресторана «Пиратская гавань»). Был ветер, спички гасли, и когда, наконец, удалось прикурить сигарету, он затянулся, поднял голову, и никакого кладбища не увидел. Утверждает, что вместо кладбища он увидел «как будто в кино, только с запахами и звуками… Даже не как в кино, а по-настоящему, просто я стою вроде как за деревом… и смотрю или ощущаю несущийся табун лошадей. Сложно сказать, это надо увидеть. Как будто просто, ну не знаю… Фермерское хозяйство… Нет. Усадьба. Дворянская усадьба. Я её из-за дерева не вижу, но я знаю, что она есть где-то там. А лошади… Это хозяин усадьбы их разводит. Как это называлось раньше?.. Да-да, конезаводчик. Я даже породу знаю. Там знаю, когда вижу. Сейчас не помню. Русская верховая, кажется. Есть такие, да?.. Я там всё знаю. Как будто вижу всё сразу… Или вижу – как будто знаю… Сложно описать… Можно, я закурю?.. Спасибо. Я вижу то как из-за дерева, то сверху… Как бы не человеческим зрением… может, как птица… плоско? И в то же время бесконечно объёмно… Только в голове у меня всё, как у человека. Мысли. Слова. Чувства.
Табун пересекает пастбище. На одной стороне стоит девочка. Девочка-подросток. Она уже не совсем девочка, но ещё и не девушка. Ещё в коротком платьице. Я даже знаю там… Ну, когда всё это вижу, что она ещё не девушка, потому что девушкам уже нельзя в таких коротких платьях. Я даже могу вам назвать длину… Да и вообще – в каком возрасте какой длины должна быть юбка, представляете? Откуда я это знаю. Я – бармен. Я знаю, как смешивать коктейли, откуда я знаю про положенную длину платьев для дворянок-девочек, девушек и женщин?.. Да-да, не отвлекаюсь. Девчонка сбежала из дому. Ну, из той самой усадьбы. За что-то обиделась там на кого-то. На этого… кузена, вот. Она в него влюблена, а он в неё – нет. Ему восемнадцать, и она его ненавидит. Стоит и думает: «Вот, сейчас шагну, и пусть лошади меня затопчут, и всем им будет плохо!» Глупо, да?.. Я хочу что-то сделать и не могу. Я там как собака, которая всё понимает, но ничего не может сказать. Даже крикнуть не могу. Подбежать?.. Чувствую, не успею… И при этом понимаю, что всё это вроде как сон… галлюцинация, да? Ненормальное что-то, ну, вы понимаете?.. И тут же вижу, что на другой стороне этого поля. За табуном. Там стоит мужчина. Красивый такой, франтоватый. Взрослый. Он тут землю купил у разорившихся дворян… Поверьте, я не выдумываю. Я всё это знаю-вижу там… Верите? А мне смешно, вот ей-богу! Я – бармен, у меня семья, с матерью проблемы… Нет-нет. Я к тому, что зачем мне всё это теперь – про длину платьев и про то, что мужик тот – купец. Типа – «новый русский». Тогдашний. Зачем мне знать, что аристократы его презирают? В гости не зовут. А ему – плевать. Какой-то он такой… Очень мужской мужик… Можно воды?.. Спасибо… Стою, всё вижу, всё знаю и… я, доктор, рассказываю долго. А там, когда я курю, всё сразу происходит. И страшно до ужаса, что эта девчонка сейчас шагнёт, и лошади её растопчут. Я лошадей-то раньше только… ну, там, в Парке Горького, или ещё в этом же роде. Запряжённых, посёдланных, спокойных как чурка, а тут… ну, там… понимаю, что лошадь – это махина. Мощь. Что даже одна лошадь – это сила. А тут табун. Так понимаю, будто всю жизнь на конюшне провёл… Откуда это, доктор?.. Не знаете?.. Да-да, простите. Можно я ещё закурю?.. Благодарю… И вот эта девчонка в коротком платьице уже зажмурилась и вроде как собирается с разбегу врезаться в этот несущийся табун. Но тут её тот купец с другой стороны замечает. Ну, как сказать, «замечает»… Вроде видит, но как будто не видя. Нет, ну бывает же такое, когда чувствуешь чей-то взгляд… И дальше – без паузы – он пересекает этот поток… Как тень. Как будто не здоровый мужик из плоти и крови, а как будто дух… но он из плоти и крови! Так не расскажешь… Я даже не понял, что он сделал. И лошади, лошади, доктор! Они останавливаются, успокаиваются!.. Их чуть раньше что-то напугало, и они понеслись, и тут этот франт, чистый ниндзя… А эта, зажмурившись, уже набралась духу, чтобы, значит, с разбегу… А он её хватает за кулачок и говорит: «Что же вы, мадемуазель Ларионова, хотите папеньку расстроить? А я вот не посмотрю, что вы девица знатная, да как отхожу вас по мягкому месту!» И эта пигалица ему – сущая пигалица, а глаза сверкают, прямо зажарит сейчас: «С кем имею честь?!» – как будто только что не собиралась всяких глупостей… «Простите великодушно, не представился. Дмитрий Георгиевич Югов, прошу любить и жаловать. Даже требую. Идёмте, я вас папеньке с рук на руки сдам. А завтра, в это же время, приходите сюда, к дубу, я вам в альбом напишу». Она давай вырываться, а он её кулачок разжал, крепко так за ладонь взял и в сторону усадьбы поволок. Она подёргалась-подёргалась. И пошла себе спокойно. Вприпрыжку даже. Довольная такая… А лошади по полю разбрелись. Или по лугу?.. Не знаю… Зато знаю, что этот Дмитрий Георгиевич мадемуазели Ларионовой на следующий день в альбом написал… Хотя я стихи вообще-то не очень… А это помню… Вроде как и не стихи, насколько я смыслю, а как бы… Нет, вслух я не могу. Дайте бумагу, напишу…
– Согласны Вы с тем, что ракурс был выбран не очень удачно?
– Согласна. Ещё бы!
– Согласны ли Вы, что был миг равнозначен любому такому же?
– Да… Хотя, впрочем… Не важно. Согласна!
– Тогда многоточьем растянем мы миг сей
и выберем важное самое.
Точным
не будет ничто:
ни созвездие данное,
ни возраст, ни ракурс,
ни климат умеренный.
Ничто, кроме взятого за настоящее,
нами проверенное,
Им же сведённое,
учтённое временем,
в миг обретённое…
…Вот такое кино, доктор. И главное, что я там всё про них знаю. Здесь с вами – помню. А там – знал… Вокруг ладони того, кто всё про них знает… О, господи! Это тоже оттуда. Я теперь сумасшедший, да?.. Я не хочу!..»
