Таня Валько - Арабская жена
— Всякий может ошибиться, — спокойно заявляет Ахмед.
Я теряю дар речи.
— Значит, для тебя наш брак — недоразумение? Значит, все последнее время ты притворялся, играл какую-то роль?!
— Я же не хочу, чтобы обо мне думали, будто я муж-садист. Я даю тебе свободу действий — и поглядим, к чему это приведет.
— Так, значит, ты меня проверяешь? Испытываешь?!
— Я уже сказал: даю тебе шанс…
— Но разве я тебя когда-либо разочаровывала? Что я тебе сделала плохого, почему ты так ко мне относишься?
— Я не хочу снова и снова повторять одно и то же, это становится скучным. — Он корчит презрительную гримасу. — Я уже высказал тебе свое мнение о твоем поведении. Ты можешь принять это к сведению или не принять. Мне все равно.
После этих слов Ахмед набрасывает на плечи куртку и направляется к выходу.
— Куда это ты? Мы еще не закончили разговор! — И я становлюсь у него на пути.
— Лично я уже закончил. А тебе желаю счастливо оставаться и приятно поразвлечься.
…Дискотека для меня проходит отвратительно. Я — единственная, кто напился в дым. Вешаюсь на всех мужчин, падаю на танцполе, вливаю в себя гектолитры алкоголя и надоедаю всем своей пьяной болтовней. Положить конец этому безобразию удается только Баське: она запихивает меня в машину Хассана, который везет меня к ним домой. По дороге я дважды блюю в окно, заливаюсь слезами и сморкаюсь в рукав выходного пиджака моего друга. И, прежде чем мы успеваем доехать до места, засыпаю.
Ахмед снова стал редко бывать дома. Даже когда он приходит, спать отправляется в свой кабинет на первом этаже. Со мной он опять не разговаривает. Оттепель в наших отношениях длилась совсем недолго. И вновь я начинаю беспокоиться о будущем нашего брака и задумываться о смысле моего пребывания здесь, в Ливии. У меня по-прежнему нет на руках моего загранпаспорта, и, даже записываясь на курсы вождения, я его так и не увидела — все формальности улаживал мой хитрец муж. В конце концов я получила маленькую ламинированную картонную карточку, заполненную по-арабски, и теперь имею право водить машину. Однако стоит ли ее покупать, я пока не решила — не знаю, как долго еще здесь выдержу. Зарплату свою собираю «в чулок» и прячу в самый дальний ящик шкафа — это моя аварийная страховка, хотя очень хотелось бы, чтобы она никогда мне не понадобилась. Я не перестаю надеяться, что мы с мужем все-таки придем к пониманию, и порой ищу помощи у его близких — это ведь они должны лучше всех знать Ахмеда.
— Пока ты не уйдешь с работы и не согласишься сидеть дома, в четырех стенах, он не уймется, — объясняет мне Самира и ехидно добавляет: — А если б ты еще и родила ему парочку новых карапузов, то он вообще был бы на седьмом небе и тогда уж точно оставил бы тебя в покое.
— Самира, быть этого не может. Он все время утверждал, что ему чужд традиционный уклад и что он противник такого отношения к женщинам. Мол, он и женился на мне именно потому, что хотел иметь современную семью, в которой все любят друг друга.
— Он лгал и притворялся. Это он умеет, уж поверь. Это мастерство у него доведено до совершенства. Может, он и хотел иметь белолицую блондинку в женах, но после переезда сюда эта блондинка должна, по его мнению, приспособиться к извечному здешнему порядку вещей. Мне жаль тебе это говорить, Дот, но такова правда. Ты в дерьме.
— Нет, не могу поверить, — возражаю я. — Он ведь…
— Я тоже надеялась, что он изменился, — грустно произносит она. — Так казалось поначалу сразу после вашего приезда. Но все напрасно. Это по-прежнему тот же самый Ахмед, арабский самец.
— И что теперь? — беспомощно спрашиваю я.
— Я тебе всегда охотно помогу, но никогда не обращайся со своими сомнениями к Малике. Она в точности такая же, как и наш братец. Она только притворяется эмансипе, примеряя на себя современные взгляды. В глубине души она неисправимо консервативна. Малика полагает, что она — и только она! — может быть исключением среди женщин, исключением, подтверждающим правило. Всем остальным надлежит сидеть взаперти, отказавшись от свободы и продолжив жить в унижении перед богами и царями — мужчинами.
— Ты говоришь ужасные вещи… — шепчу я.
— Дот, будь осторожна. Ты должна всерьез задуматься и осознать, что для тебя важнее: ваш брак и любовь Ахмеда — а он тебя наверняка любит, я это вижу, — или независимость и самостоятельность.
— Откуда у тебя, молодой девушки, столько житейской мудрости?
— Мне всегда приходилось балансировать на краю, замышлять интриги, лгать и изворачиваться. Родиться женщиной в арабской стране — уже невезение. И чувствуется это с раннего детства… — Самира со вздохом заканчивает свою мысль и выразительно смотрит мне в глаза.
— Самира заявила, что, если я не уйду с работы, мой брак пойдет прахом, — говорю я Баське, с которой провожу очередное телефонное совещание. — Что мне делать? Посоветуй!
— Сестра твоего мужа, должно быть, знает его лучше, — спокойно отвечает подруга. — Мне-то казалось, характер всякого можно изменить или хотя бы смягчить, но твой Ахмед — это тяжелый случай. Похоже, ничего не выйдет, тебе придется или подчиниться, или бросить его.
— Но я по-прежнему люблю его… хотя сейчас мне очень больно, — признаюсь я.
— Мне жаль тебя, Дорота. Помни, даже если ты запрешься в четырех стенах и будешь ему рожать по ребенку в год, все равно нет никакой гарантии, что когда-нибудь он не выгонит тебя пинком под зад. Мне больно говорить это, но по его поведению видно, что он тебя не ценит, не доверяет тебе, не уважает и…
— Только не говори, что он меня не любит, — внезапно перебиваю ее я. — Когда все хорошо, он замечательный, нежный и преданный муж. — И добавляю: — Да и отец отличный.
— Когда все хорошо! — подчеркивает Баська. — Но супружеская жизнь не сказка и не идиллия. Бывают в ней и тяжелые моменты, которые нужно переживать вместе. И если в такие моменты он, вместо того чтобы поддерживать тебя, будет, наоборот, перекладывать на тебя всю вину, долго ты не протянешь. Впрочем, попробовать ты можешь, это ведь твоя жизнь, никто тебе не станет подсказывать, как поступать. Ты сама должна сделать выбор, а будущее покажет, правильным ли он был.
Погруженная в свои мысли, я спускаюсь вниз, в кабинет. Оттуда доносится смех Ахмеда и Марыси. Приоткрыв дверь, я наблюдаю за ними: они сидят за компьютером и играют в какую-то детскую игру. Марыся, устроившись у папы на коленях, барабанит пальчиками по клавиатуре. Вместе им чудесно, они так увлечены игрой, что не замечают ничего вокруг. Я на цыпочках подхожу к ним сзади и обнимаю обоих. Ахмед отстраняется, Марыся подскакивает от неожиданности.
