Канта Ибрагимов - Седой Кавказ
– Как тебе не стыдно? – насупилась Алпату, она еще что-то хотела сказать в этом роде, но зазвонил телефон. – Курсани, подними трубку, – крикнула мать, хотя стояла рядом.
– Это Албаст, – окончила телефонный разговор дочь. – Говорит, что Ясуевы не приедут.
– Как не приедут?! – развела руками Алпату. – А колье?
– Таких колье у дочери Ясуева теперь валом, – заключил Домба и, предвкушая сладость, пальчиками выхватил вишенку с громоздкого торта.
* * *
Два уголовных дела, возбужденные против Самбиевых и самими Самбиевыми, как две встречные волны, погасили друг друга. Пережив ряд потрясений, обе семьи остались при своих интересах, только еще шире стала расщелина бытия, разделяющая благоденствие Докуевых и убогость Самбиевых. В период ожесточенного противостояния вопрос о сделке между Албастом и Арзо не поднимался. И как только все улеглось, руководствуясь не любовью друг к другу, а простым прагматизмом, председатель колхоза и старший экономист решили встретиться и вновь обсудить все нюансы сделки.
В принципе ни Албаст, ни тем более Арзо не изменили своих позиций. Вот только их матери категорически противились любым формам общения. И если Кемса была одинока в своем возражении, то за спиной Алпату мощным редутом сплотились дочери, муж и, конечно, зять.
– Ты заломил такую цену за этот самбиевский надел с этим перекошенным домом и старым буком, что, конечно, никто не откажется… – читал нравоучение мудрый Домба сыну. – За что такая цена? А ты подумал, как среагирует население? А какова будет реакция властей?… В любом случае все обо всем узнают, и ты погоришь… Послушайся меня, плюнь на этот надел, уволь Арзо из колхоза, и он потянется вслед за своим братом Лорсой в степи Калмыкии, а может, и еще дальше. И через год, а вероятнее даже раньше на коленях приползут они к тебе и уступят все за копейки… Только это не все. Как только уволишь Арзо, подними вопрос о колхозном коттедже, в котором они живут, и под разными предлогами высели их из него. Вот и все дело… Понял? Только все надо делать чужими руками. Правда, не такими придурковатыми, как у нашего зятька Майрбекова… У тебя ведь есть партком, профком, связи, – умело действуй, а в лицо улыбайся… Помни – человека надо так наколоть, чтобы он тебе после этого еще семь раз спасибо сказал и все время кланялся.
Образумился Албаст Докуев, не стал он больше входить в контакт с Арзо Самбиевым; верно и прочно, второпях начал плести ядовитую паутину вокруг экономиста. Секретарь парткома колхоза, осознав, что становится орудием мести Докуева, поделился с домыслами с главным агрономом – Шахидовым. Вместе они посоветовали Арзо срочно уволиться «по собственному желанию». Вначале Самбиев воспротивился, однако пару дней понаблюдав повнимательней за развитием происходящих вокруг него событий, рассчитался с колхозом и в безысходности поехал в Калмыкию к брату, в надежде забыться и устроиться на работу хоть чабаном.
– Ты как в воду глядел! – восхищался Албаст отцом.
– Это еще не все, – самодовольно сиял Домба. – Знаю я эту породу! С ними в открытую нельзя, лаская надо брать их… Там в степях их место, там и осядут, а здесь – нам будет попросторнее.
Однако прогнозы Домбы сбылись лишь отчасти. Только две недели смог прожить Арзо в изоляции пустыни. В первые дни радовался, отсыпался, гулял на просторе. Потом попытался усиленно заняться спортом, как Лорса. После первого же спаренного марш-рывка так заныли все мышцы, что он пару дней еле ходил.
Загрустил Арзо, опечалился, осунулся, оброс, как отшельник, густой щетиной. Прохладными осенними вечерами взбирался он на недалекий песчаный бархан, с тоской вглядывался в однообразный унылый горизонт. И как ни щурился, ни напрягал зрение, не видны были родные горы, буйные леса. Как-то вечером загнал Лорса овец в загон пораньше, присоединился к брату. Долго молчали, Арзо нервно одну за другой курил папиросы.
– Что, тяжко тебе, брат, здесь? – наконец угрюмо усмехнулся Лорса. – Это меня с детства приучили в неволе к одиночеству. И я даже получаю здесь удовольствие… Знаешь, мне очень неуютно в многочисленном обществе, на меня давят всякие условности, нормы этикета… Да и чувствуешь себя каким-то ущербным, обездоленным, второсортным, а здесь простор, свобода, равенство с баранами, и сколько хочешь занимайся спортом.
– Так что, всю жизнь и будешь заниматься спортом и баранами? – продолжая смотреть вдаль, со злобой спросил Арзо.
– А что еще делать? Нищета – испытание, а долги – вовсе пытка… Неужели так и помрем в долгах?
Замолчали. Сухой прохладный северо-восточный ветер понемногу сгонял песчинки с вершины бархана, уносил их безжалостно вниз.
– А знаешь, Арзо, – вдруг удивленно сказал Лорса, – этот бархан был далече от моей точки, а теперь надвигается – просто диву даюсь?! Через год-два и кошару завалит. Жена говорит, был бы золотой песок, от нас в другую сторону двигался бы… До того нам не везет… Видно, на роду так написано.
– Когда я дядей стану? – к другой проблеме перешел Арзо.
– Скоро, – смутился Лорса.
– Может, домой отправишь?
– Да нет, – вздохнул Лорса, – как-нибудь здесь выкрутимся. Там и без того вам тесно. Ты все равно уедешь.
– Не могу я здесь, Лорса.
– Ну и правильно… У тебя высшее образование. На тебя одна надежда. Может, этот сучий сын Албаст согласится за меньшую сумму взять наш надел… Хотя жалко. С тех пор как заговорили об этом, мне по ночам снится наш бук, дом, речка.
– Мне тоже, – жалобно сказал Арзо и внимательно вгляделся в обветренное, не по годам сморщенное лицо младшего брата, и вдруг выпрямив спину, уже другим басовитым голосом он процедил, – наш надел Докуев ни за какие деньги не получит. Он был Самбиевых и будет.
– Арзо, я от тебя скрывал, вчера приехал сын Дуказова, говорит, что к нам приходила какая-то комиссия колхоза, требует освободить коттедж.
– Докуев. Сука… Я должен ехать домой.
– Арзо, я тебя прошу, будь осторожен! Никаких действий и слов. Ты – наша единственная опора. Звони домой к калмыку, он мой друг, вместе служили. Через два часа я буду в курсе дел… Мне не привыкать, да и люблю я это дело.
– Замолчи! – строго глянул Арзо на младшего брата. – Ты и так из тюрьмы не вылезаешь.
– Не по доброй воле.
– Игры закончились. Ты скоро отцом станешь.
– Это верно. Но сделай одно дело… Обещаешь? Встреться лицом к лицу с Албастом и передай от меня пламенный привет. Лично от меня!
Арзо сбоку посмотрел на лицо брата, и поразился: отрешенностью, мрачностью остывшего на наковальне перекованного металла веяло от одичалых глаз Лорсы.
* * *
После буйных проливных дождей взбухает горная река. Рыча несется она в сжатых теснинах скал. А вырвавшись на равнину, разливается в раздольную ширь, сметает все на своем пути, пенится, клубится, пожирает все, и кажется, что нет предела этому сумасбродству стихии, ничто не остановит этот порыв. Однако пошумев, поворчав, наломав дров, река, оскудев возвращается в свои берега и становится по-прежнему быстрой, но не бурлящей, говорливой, но не кричащей, облизывающей камни, но не ворочающей их, устремленной вниз и никогда – вверх…
