Канта Ибрагимов - Седой Кавказ
– Да сволочи твои Самбиевы! – вновь пошла в атаку Алпату. – Всех их истребить надо!
– Не шумите, Мараби идет, – глянув в окно крикнула дочь Курсани.
– Вот тоже прихвостень! – на еще не вошедшего Мараби полились обвинения Алпату. – У нас жрет, а с Самбиевыми дружкуется.
– Ой! – воскликнула Курсани, – Арби и Джансари приехали!
Она бросилась к выходу, чуть не сбила с ног Мараби. Следом засеменила мать.
Домба и Мараби с неподдельным интересом наблюдали до боли знакомую, только на сей раз немую сцену объятий дорогих родственников. Несоразмерно брюхатая замужняя дочь яростно жестикулировала, воспроизводя ужас случившегося. Мать и сестра огорченно махали головами, искренне сопереживали. И только зять стоял важный с победоносным видом.
– Так, теперь мне придется есть в спальне, – о своем выразился Домба. – Хорошо, что не в ванной… Как-никак я на шестом месте в списке Алпату.
– Скоро на седьмое скатишься, – усмехнулся Мараби, глядя на живот Джансари.
– Да-а-а, – потянулся к плите Домба, – а ты знаешь, наш зятек с Арзо подрался?
– Когда? – встрепенулся Мараби.
– Видимо, сегодня… Знаю только, что твой дружок камнем ему в грудь въехал… Лучше бы чуть выше или хотя бы ниже.
– Я должен ехать в Ники-Хита! – вырвалось сразу у Мараби. – Можно я возьму машину? Утром буду здесь.
– А-э-э, – растерялся Домба. – Нет… Вдруг ночью машина понадобится.
– Так ведь машина Анасби в гараже стоит, зятя машина здесь паркуется, – пытался переубедить Докуева нукер.
– Это ведь чужие машины, – скрывая от Мараби лицо, полез в холодильник изголодавшийся Домба.
– Да засуньте вы их в одно место, – в сердцах крикнул Мараби, выскочил во двор и с ходу набросился на Майрбекова, – Что с Арзо?
Инспектор пренебрежительно оглядел с ног до головы нукера тестя, чинно ухмыльнулся:
– Я вспомнил, что он твой друг и не прибил…, но калекой он останется.
– Мразь, – рванулся Мараби, несколько ударов кулаками свалили зятя, женщины с отчаянным воплем повисли на руках и шее злодея, ногти впились в него. Рыча, Мараби раскидал женщин, нанес размашистый удар ногой по лежащему, сам от боли в ступне завыл и спешно заковылял к воротам. С двустволкой в руках выскочил на защиту зятя Домба, женщины со скорбью склонились над единственным, пусть даже небескорыстным почитателем их обаяния, запричитали в траурном порядке: здоровья и счастья – одному; проклятий – многим.
* * *
Грозненский особняк Докуевых светится всеми огнями. Из мощных динамиков на всю округу льются заморские ритмы.
– Убери этот барабанный вой! – надрываясь, умоляет Алпату незамужнюю дочь Курсани.
– Ничего ты не понимаешь, мама! – возмущается дочь, – таких записей в городе ни у кого нет.
– Я верю, что нет, такие деньги за эту ерунду вряд ли кто выложит, но у меня перепонки скоро лопнут. Пожалей хоть ребенка!… Выгляни в окно, неужели никто не приехал?
– Никого нет, – огорченно отвечает Курсани. После выхода замуж младшей сестры Джансари она безраздельно властвует «внешним наблюдением» из многочисленных окон. «Алые паруса» еще не появлялись (просто река Сунжа далековата), а так зрелые и не очень почитатели музыкальных вкусов Курсани имеются. И не беда, что в основном темой общения через окошко является музыка. Безусловным фактом, как отмечает Курсани, является явное духовное сближение и весьма вероятная перспектива совместного уединенного прослушивания мелодии, с постепенной неотвратимой трансформацией любви…
– Ой! – воскликнула Курсани, – отец и Саид приехали.
– Ха-ха-ха! – смеется Джансари. – Этот новый шофер отца – явный дебил!
– Ну почему же? – насупилась Курсани, – у него изысканный музыкальный вкус.
– Да откуда у этого колхозника вкус? Ха-ха-ха, он похож на откормленного бычка, – играя младенцем, засмеялась Джансари.
– Зато он очень послушен, – вступается за незамужнюю дочь мать. – А то что придурковат – даже лучше. Вон сколько бед мы от Мараби вынесли.
– Вовсе он не дурковат, – и на это не согласилась Курсани. – Просто нет в нем хитрости и коварства.
– Вот это да-а! – воскликнула Джансари. – Что-то уж слишком рьяно ты защищаешь Саида?… То-то я смотрю, как вы, влюбленно затаив дыхание, слушаете музыку.
– Да! – торжественно согласилась с фактом Курсани. – И если хочешь знать – он мне сделал недвусмысленное предложение.
– Он на это способен? – с еще большей иронией спросила замужняя дочь.
– Способен, и не только на это. По крайней мере он не дурнее твоего вымогателя – Майрбекова.
– Чего ты лишилась из-за моего мужа? – в мгновение исчезла насмешка с лица младшей сестры. – Только и знаете, что деньгами попрекать… Да рассчитается он с вами… Я посмотрю, за кого ты выйдешь?
– Перестаньте! – вклинилась в знакомый спор Алпату, придвигаясь к старшей дочери, с нескрываемой загадочностью, полушепотом спросила. – А как тебе сделал предложение Саид?
Курсани смутилась, стала прятать глаза даже от матери, до того трогательную тему затронули близкие.
– Ну-у-у, сказал…, – она кончиком носка цветастого тапочка очертила очередной полукруг на лакированном паркете. – Сказал, что у нас полная гармония…
– Саид знает такое слово? – съязвила младшая сестра.
– Замолчи! – одернула ее мать. -… А что еще?
– Ну много еще чего… Я всего не помню, музыка мешала… Но по глазам видно.
– Ха-ха-ха! – залилась Джансари.
– Замолчи! – вновь накинулась мать на замужнюю дочь.
– Так что, теперь этого оборванца в люди выводить будем? – насупилась Джансари, крепче прижимая к груди своего ребенка.
– А что, только твоего муженечка и его родню вскармливать надо? – в решительную позу встала Курсани.
– Так мой Арби участковый был, старшина.
– А Саид – профессиональный шофер, если хочешь знать…
– За-мол-чи-те! – на вопль перешла Алпату. – Если ты, – указательный палец матери – властный перст семьи – впился в сторону замужней дочери, – скажешь еще хоть слово в прежнем духе – поплатишься, и основательно… А ты, дорогая, – она ласково обратилась к несчастной незамужней дочери, – обсуждай с Саидом только музыку, а остальное предоставь мне… То-то я смотрю, он белые носки напялил.
– А при чем тут носки? – не выдержала Джансари.
– Я ведь тебя предупредила…
– Не шумите, Дада заходит…
Настежь раскрылась дубовая расписная дверь столовой; усталый сморщенный Домба, тяжело вздыхая, повалился в кресло. Из-за положенного этикета Джансари быстренько передала сына в руки сестры.
– Ну почему ты так задержался? – без злобы в голосе пожурила мужа Алпату. – Сегодня ведь два торжества!… Даже три! Месяц нашему внучонку, и должны прийти свататься Ясуевы с дочерью.
