Джудит Леннокс - Призрак былой любви
— Прекра-а-сно. Тогда пойду варить кофе.
Я тихо давилась рвотой в ванной, пока Чарльз возился на моей кухне.
— Как самочувствие? — спросил он, когда я вошла.
Он пристально посмотрел на меня; взгляд у него был беспокойный. Я заметила, что он расплескал кофе: на столе и на полу тянулась дорожка из липкой кофейной гущи.
— Я же сказала: я здорова. Чарльз, обожжешься…
Кофе переливался через край кофейника. Чарльз рассмеялся, опустил поршень, потом заявил:
— Сегодня мы с тобой едем на прогулку.
Я удивленно посмотрела на него.
— Куда?
— В Кембриджшир. В Саутэм. Начнем собирать материал для программы.
— Чарльз, — начала я. — Не знаю…
— Просто посмотрим, получится у нас что-нибудь или нет. — Он разлил кофе в две чашки. — Соглашайся, Ребекка. Прошу тебя.
Меня так и подмывало отказаться под каким-нибудь благовидным предлогом. Хотелось на один день забыть про Тильду Франклин и ее чокнутое семейство. Да и Саутэм, когда я была там первый раз, мне совсем не понравился. Однако я понимала, что должна заставить себя обдумать предложение Чарльза насчет работы и прийти к какому-то решению относительно книги и ребенка. Все это было неотделимо одно от другого. И еще: мне не давала покоя мысль, что именно в Саутэме я должна искать ответы на некоторые свои вопросы. Возможно, в свой предыдущий визит я что-то упустила.
— Ладно, — согласилась я.
В стареньком автомобиле Чарльза, «эм-джи-миджет», мы объехали Лондон по шоссе М25 (слава богу, оно было свободно), затем по М11 покатили на север. Чарльз ехал быстро, лихачил, так что все мои кости гремели и мне в голову пришла гадкая мысль, что, возможно, не придется избавляться от нежеланного плода: он сам из меня выскочит. Поскольку дождей не было вот уже несколько дней, из-под колес машины поднималась пыль.
— Пообедаем в Или? — крикнул Чарльз, когда на горизонте замаячил выпуклый силуэт собора.
— В Саутэме, — прокричала я в ответ, качая головой.
Я вспомнила, что в саутэмском пабе подавали горячее. А мне хотелось своими глазами увидеть «Фазан». Чтобы выяснить, не ошибся ли частный детектив, нанятый Джосси. А вдруг Дара все-таки был в пабе вечером 10 апреля — играл в карты или сидел где-нибудь тихонько, никем не замеченный, и пил, пытаясь забыть про свои неприятности.
Мы покинули холмистый район Айл-оф-Или и покатили по равнине. Вокруг простирались ровные поля. Чарльз чуть сбавил скорость, глядя из стороны в сторону.
— Потрясающе, — воскликнул он, останавливая взгляд на ржавой сельскохозяйственной технике, на покосившихся лачугах. — Какая атмосфера — блеск! Представь все это зимой. Куда?
Я показала на дорогу, убегающую от развилки в направлении Саутэма. Передо мной открывалась местность, знакомая мне по рассказам Тильды: вот мост, где она впервые поцеловалась с Дарой; река, где они катались на украденной лодке. Деревня, когда мы к ней подъехали, казалась брошенной, спекшейся на жаре: безмолвие, тишь, ни движения, ни ветерка; на дорожных указателях, фонарных столбах и выкрашенных в белый цвет воротах — налет черной пыли.
— Как в «Кукушатах Мидвича»,[76] — беспечно бросил Чарльз и добавил: — Чужеродное семя… — Он глянул на меня. — Прости, Бекка… тактичность не мой конек.
Я сердито смотрела на него.
— Не хочешь говорить об этом — не надо. Это не мое дело, хотя жаль.
— Чарльз…
Он резко нажал на тормоза. Машина с визгом остановилась у церкви, выбив из-под колес столб пыли.
— Ну… ты ведь беременна, да?
Я сверлила его свирепым взглядом.
— Как ты узнал?
— Тебя утром тошнило в ванной — это о многом говорит. Ну и вид у тебя…
— Сияющий? — саркастически вставила я.
— Не совсем. Опухший. Особенно лицо.
Я громко высморкалась, стараясь не заплакать. Чтобы не выглядеть еще более опухшей. Спустя некоторое время Чарльз попросил:
— Только скажи, что это не от тошнотворного Тоби?
— Не от Тоби, — буркнула я, покачав головой.
— Значит, от развязного каменщика, которого ты подцепила, возвращаясь из магазина…
— Дурак.
— Ну тогда от Патрика Франклина, угадал?
Я кивнула, вновь надела темные очки, и мы пошли по дороге к пабу. Там было с полдесятка посетителей: кто-то торчал у стойки, другие сидели за столиками. Я предположила, что изначально здесь было два маленьких зала, которые затем объединили в один большой, хотя он тоже не впечатлял размерами. Ни кабинок, ни закутков — маловероятно, что Дара мог здесь остаться незамеченным.
— Ты обдумала мое предложение?
Мы заказали бутерброды. Чарльз все время ерзал, нервно крутил в руках свой бокал с пивом, теребил сигаретную пачку и ключи от машины. И почти не ел.
Я глянула в окно. На улице какая-та женщина катила перед собой детскую коляску. Коляска старенькая, разбитая, сама женщина одета бедно — дешевое платье, стоптанные туфли. Мне сразу подумалось о Деборе Гринлис, матери Тильды: она тоже родилась в этой деревне. Дебора расплатилась свободой, а потом и жизнью за то, что родила внебрачного ребенка. Сегодня для незамужних матерей-одиночек наказанием является бедность.
— В конце концов… с ребенком… если, конечно, ты не намерена… — Чарльз умолк, не договорив.
Но я прекрасно поняла, что он имел в виду. Меня и саму мучил вопрос, должна я выносить ребенка или лучше сделать аборт. Конечно, мне не составит труда сохранить ребенка, к чему я сама стремилась всей душой, если я буду работать с Чарльзом. И напишу сенсационную книгу, которая будет пользоваться популярностью.
Своей ладонью я накрыла его руку, прерывая стук его неугомонных пальцев.
— Не знаю, Чарльз. Это очень серьезный шаг. Надо все тщательно взвесить.
Он прикурил очередную сигарету от окурка предыдущей, а я вспомнила его офис, заваленный горами папок и бумаг с набросками проектов.
— У тебя все нормально, Чарльз?
— Лучше не бывает. — Он всплеснул руками, да так резко, что опрокинул свой бокал. Я достала из кармана салфетки, промокнула на столе лужицы пива. — Я уже обзвонил всех, кого можно… масса идей… банк охотно предоставит денежки, как только поймет, какую бешеную прибыль ему это сулит…
Чарльз почему-то злился, хозяин заведения с подозрением поглядывал на нас. Я поспешила успокоить Чарльза и потащила его из паба. Мы прошли по улице, потом по тропинке, пролегавшей мимо церкви. Никто из нас не заговаривал, пока мы не достигли большого поля, отделявшего нас от Холла.
На земляном укреплении виднелись следы летних ремонтных работ — черная прореха в растительном покрове, устилавшем берег. Трава пожухла на жаре, в воздухе парили пушистые белые парашютики, слетевшие с головок чертополоха. Стена дамбы, казалось, отрезала нас от деревни и окружающей местности, спрятала в огромную медную чашу, заключенную между небом и полями. На низком горизонте клубились тяжелые свинцово-серые облака. Наши шаги не производили ни звука на иссушенной земле. Мне вспомнился тот вечер в Ричмонде, когда я бежала от дома Патрика: сейчас мною владело то же тревожное чувство, будто я была отделена во времени и пространстве от остального мира. Ни одна травинка не колыхалась; вдалеке, где поля сливались с небом, мерцало марево.
Чарльз снял пиджак, закатал рукава рубашки. Меня поразила его худоба. Он никогда особой упитанностью не отличался, но теперь и вовсе был похож на скелет — кожа да кости. Чарльз подал мне руку, помогая подняться по склону. На вершине дамбы мы остановились и, все так же держась за руки, опустили глаза, глядя на реку. Уровень воды упал, от тины исходил кислый запах. Над мутной гладью кружили мошки.
— Вон Холл, — сказала я, обратив взгляд на стоявшее вдалеке здание. Сегодня особняк казался меньше; создавалось впечатление, что он как будто сдулся, усох.
— А там что?
Я проследила за направлением вытянутой руки Чарльза, показывавшей на грязный белый дом на дальнем краю поля.
— Домик управляющего поместьем. Там жил Кит де Пейвли, кузен Джосси.
— Он был фермером?
— Учителем и археологом-любителем. Его очень интересовала история этого края.
— Жаль, что не написал две-три книжки. Нам пригодилось бы для нашей программы.
— Да, — согласилась я. А потом приставила ладонь козырьком ко лбу, ибо мне почудилось какое-то движение за маленькими закопченными окнами.
— Ребекка?
Оказывается, Чарльз что-то мне говорил. Я попросила его повторить. Моргнув, снова посмотрела на дом, но ничего не заметила. Игра света, наверно, или отражение в стекле ивовой ветви, колыхнувшейся на горячем ветру — предвестнике грозы.
— Я сказал, что мог бы жениться на тебе, если хочешь.
Вздрогнув, я резко повернулась к нему. Подумала, что он шутит, и рассмеялась.