Джеффри Арчер - 36 рассказов
История Генри так бы и закончилась, как, по-видимому, повелела судьба, если бы в нашем мире люди, подобные Генри, не начинали от неожиданности заикаться.
Шли годы, и у Генри выработалась привычка ничего не планировать заранее: опыт и его находчивый слуга Баркер заставили его поверить, что очень богатые люди могут приобрести что угодно и справиться с любыми последствиями, которые могут встретиться позже. Однако даже Баркер не смог справиться с таким непредвиденным случаем. Мистер Чемберлен заявил 3 сентября 1939 года, что британский народ находится в состоянии войны с Германией. Генри считал, что Чемберлен поступил необдуманно, объявив войну сразу после Уимблдонского турнира, и что еще более необдуманно поступило Министерство обороны, призвав Баркера на службу Его Величеству Королю и оторвав его от службы Великому Паше.
Но что мог поделать бедный Генри? Он не привык жить где-либо еще, кроме отеля «Ритц»; к тому же немцы не только упразднили Уимблдонский турнир, но еще и заняли «Георг V» в Париже и «Негреско» в Ницце. Шло время, и с каждым днем казалось, что вторжение неизбежно. Как оно ни было ненавистно Генри, он принял решение вернуться в нейтральный Каир и оставаться там до тех пор, пока британцы не выиграют войну. Ему даже на мгновение не приходила в голову мысль, что они могут проиграть ее. Ведь они выиграли Первую мировую войну, следовательно, должны выиграть и Вторую. «История повторяется», — твердили его наставники, и это была единственная мудрая сентенция, которая сохранилась в его памяти после трех лет обучения в Оксфорде.
Генри вызвал к себе управляющего отелем и сообщил, что его номер должен оставаться незанятым до тех пор, пока он не вернется. Он оплатил счет за год вперед, поскольку ему казалось, что года более чем достаточно, чтобы справиться с таким выскочкой, как герр Гитлер, и отбыл в Каир.
Генри прожил год в своем дворце в Каире и, убедившись, что не может больше терпеть своих соотечественников, отбыл в Нью-Йорк — как раз вовремя, иначе чуть позже ему пришлось бы познакомиться с Роммелем. В Нью-Йорке он разбил бивуак в отеле «Пьер» на Пятой авеню, нашел слугу по имени Юджин и стал ждать, когда мистер Черчилль закончит войну. Как бы доказывая этим, что продолжает поддерживать британцев, Генри 1 января каждого года переводил деньги на текущий счет отеля «Ритц», оплачивая свой номер за весь год.
Он отметил День Победы на Таймс-сквер вместе с миллионом американцев и немедленно начал строить планы возвращения в Великобританию. А потому был удивлен и неприятно озадачен, когда посольство Британии в Вашингтоне уведомило его, что потребуется некоторое время, прежде чем он получит разрешение вернуться. Несмотря на постоянное давление влиятельных лиц, поддержкой которых он воспользовался, Генри сел на борт судна, направляющегося в Саутгемптон, лишь в июле 1946 года. С палубы первого класса он помахал рукой Америке и Юджину и с нетерпением стал ждать встречи с Англией и Баркером.
Ступив на английский берег, он тотчас же отправился в «Ритц» и обнаружил свои комнаты в том же порядке, в каком их оставил. Насколько Генри мог видеть, ничего не изменилось, если не считать того, что его слуга — в настоящее время денщик у генерала — сможет демобилизоваться лишь спустя полгода. Решив бороться с послевоенными трудностями в течение этого периода без него, Генри вспомнил слова Баркера: «Каждый знает, кто вы такой. Ничего не изменится». И он почувствовал себя увереннее, потому что все должно кончиться хорошо. В самом деле, после дневного приема гостей у себя в столовой он получил приглашение от лорда и леди Лимпшем на ужин в их доме на Челси-сквер в ближайший вторник. Казалось, предсказание Баркера сбывается: все оставалось, как и прежде. Генри отправил письмо с благодарностью за приглашение и был счастлив, что его жизнь в Англии идет тем же порядком, что и до войны.
Он стоял на пороге их дома в пять минут девятого. Супруги Лимпшем были уже в том возрасте, когда участие в войне исключается, и, по-видимому, даже не сознавали, что Генри какое-то время не участвовал в светской жизни. Несмотря на ограничения с продуктами, на столе было изобилие всего, что Генри любил прежде. Но самое главное было то, что среди гостей присутствовала молодая дама, не похожая на всех, кого он до этого видел. Хозяйка сказала, что ее зовут Виктория Кэмпбелл и что она дочь сидящего здесь же генерала сэра Ральфа Кохуна. Леди Лимпшем по секрету сообщила Генри, когда гостям подали перепелиные яйца, что у Виктории такой печальный вид, потому что ее муж погиб в боях на подступах к Берлину всего за несколько дней до капитуляции немцев. Генри впервые почувствовал себя виноватым, что не участвовал в войне.
Весь вечер он не сводил глаз с юной Виктории, чья классическая красота так хорошо гармонировала с умной и живой речью. Он боялся, что гости заметят его пристальный взгляд и поймут причину: эта тонкая девушка с темными волосами и высокими скулами была словно прекрасная статуя, которую ему хотелось погладить рукой. Ее колдовская улыбка, обращенная к собеседнику, тотчас вызывала ответную, и Генри изо всех сил старался, чтобы она улыбнулась ему. В первый раз в жизни он был безумно влюблен, и это было так ново и восхитительно.
Последовавший потом период ухаживания был необычным для Генри, потому что он не делал никаких особых попыток склонить Викторию принять его предложение. Он просто был милым и внимательным и, когда она перестала носить траур по мужу, попросил у отца Виктории руки его дочери. Генри был на седьмом небе от радости, когда сначала генерал, а потом Виктория дали свое согласие. После объявления в «Таймс» о помолвке они отпраздновали ее в узком кругу в его комнатах в отеле «Ритц». Присутствовали лишь 120 близких друзей, которые, очевидно, пришли к заключению, что суровая программа премьер-министра Эттли касательно бытовых ограничений является сильным преувеличением. Когда гости разошлись, Генри проводил Викторию домой на Белгрейв-мьюс. По дороге они обсуждали подробности свадебной церемонии и планы на медовый месяц.
— Все будет в самом лучшем виде, мой ангел, — говорил Генри, с восхищением глядя на темные волосы Виктории. — Обвенчаемся в Сент-Маргарет в Вестминстере и после приема в отеле «Ритц» поедем на вокзал, где нас встретит Фред, старший носильщик. Он никому не позволит отвезти наши вещи к последнему вагону «Золотой стрелы», все сделает сам. Надо всегда садиться в последний вагон, моя дорогая, — объяснял Генри, — чтобы никто из других пассажиров тебя не беспокоил.
На Викторию произвело большое впечатление то, что Генри мастерски справляется с бытовыми трудностями, несмотря на отсутствие Баркера. Затем Генри более пространно рассказал о дальнейшем.
— В вагоне нам подадут китайский чай и бутерброды с семгой, чтобы мы не скучали в пути до Дувра. На станции нас встретит Альберт, которого о нашем прибытии уведомит Фред. Он займется нашим багажом, но лишь тогда, когда все пассажиры сойдут с поезда. Альберт проводит нас до пристани и проследит, чтобы вещи подняли на борт. Мы тем временем выпьем шерри с капитаном, пока наш багаж перенесут в кабину номер три. Это не только самая большая и комфортабельная каюта на корабле, но она еще и находится в центре судна, так что в случае плохой погоды качка почти не заметна. А когда мы приплывем в Кале, в порту нас будет ждать Пьер. Он позаботится о том, чтобы мы сели в первый вагон экспресса «Золотая молния».
— Эта программа говорит о самом тщательном планировании, — сказала Виктория, выслушав рассказ своего будущего мужа о первом этапе свадебного путешествия, и посмотрела на Генри своими блестящими карими глазами.
— Я бы сказал, что это, скорее, традиция, чем организованная акция, — улыбнувшись, ответил Генри, шагая рука об руку с Викторией по дорожке через Гайд-парк. — Признаюсь, прежде Баркер держал все под пристальным наблюдением, чтобы исключить любые неприятные неожиданности. Во всяком случае, я всегда ехал в первом вагоне, чтобы первым сойти с поезда и чтобы никто не знал, что я в Париже. Кроме Раймона, конечно.
— Раймона?
— Это слуга моего отца. Раймон так им восхищался. Он организует для нас бутылку «Вдовы Клико» тридцать седьмого года и бутерброды с черной икрой, чтобы скрасить нашу поездку. Он также позаботится, чтобы в купе были удобные диваны для отдыха, моя дорогая.
— Генри, ты, кажется, подумал обо всем, мой дорогой, — сказала Виктория, когда они подходили к ее дому.
— Надеюсь, ты все сама увидишь, Виктория. Когда же мы приедем в Париж, то у вагона нас будет ждать «роллс-ройс» с открытой дверцей, и Морис отвезет нас в отель «Георг V», бесспорно, лучший отель в Европе. Луи, управляющий, будет ждать на ступеньках и проводит нас в особый номер для новобрачных, из окон которого открывается захватывающий вид на город. Горничная займется твоим багажом, а ты примешь ванну и приляжешь отдохнуть после утомительного путешествия. Потом мы поедем ужинать в ресторан «У Максима». Нас встретит Марсель, старший официант, лучший официант в мире, и проводит к столику в углу, подальше от оркестра. Едва мы сядем, как оркестр грянет мою любимую мелодию, и затем нам подадут великолепнейшего омара, такого ты еще никогда не пробовала, уверяю тебя.
