Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1
- Ты, Володя, замечательный парень. Извини, у меня мысли заняты нелёгкой встречей с мужем, что-то у него случилось. А вы с Витей устроитесь, найдёте себе хорошую маму, с ней и будете жить долго-долго и счастливо. После войны много девчат неустроенных, выбирай любую. – Пообещала: - Всё у тебя будет хорошо, я чувствую, потому что женщина. Я старше тебя, у нас с Алёнушкой – своя жизнь. Будете приходить с Витей к нам в гости, подружимся. Муж у меня – очень хороший человек, он будет рад знакомству. – Спохватилась, отвлекая от неблагодарной темы: - Я ещё не поблагодарила тебя за помощь, сидели бы мы с Алёнушкой где-нибудь в проходе, на сквозняке.
- Да ну, что ты! – он тоже перешёл на «ты» и, подумав, добавил: - И вообще, не меня надо бы благодарить, а того лейтенанта из НКВД. Что я? Только вещи затащил. Он всё сделал. Правда, грубо получилось, но мы – едем. Я не мог не поблагодарить его.
Ольга успокоила:
- Что сделано, то сделано. – Помолчав, добавила: - А я бы не смогла. Понимаю, что для нас сделано, кляну себя за слюнтяйство, за то, что молча воспользовалась услугой, а переступить через отвращение к нему не могу. Потом, мне кажется, он больше старался не для вас, а для себя, себя ублажал безнаказанной расправой. Может, я и чересчур щепетильна, но что делать?
Скорее всего, с лейтенантом она попала в точку. Умная женщина. И красивая. Редкое сочетание, а потому опасное. С ней приятно вот так сидеть рядом и говорить, ощущая исходящую волнующую ауру, не задумываясь, о чём говорить и как себя держать. Но жить вместе, наверное, нелегко. А может и наоборот, если жить честно – что нелегко – без обмана и недомолвок. Как-то они с мужем ладят? Наверное, серьёзный дядя и обязательно старше её.
Ольга прервала его сумбурные никчёмные мысли.
- Мы уже встречались с этим лейтенантом, - бесцветным голосом с явными нотками горечи призналась она.
Вот оно! Вот откуда предупреждение смершевца. Владимир непроизвольно убрал свои руки, потом, опомнившись, мягко и нежно завладел ладошками Ольги, попросил:
- Говори.
Слышно было, как прежде чем начать, она трудно сглотнула комок в горле и длинно и тяжело вздохнула, готовясь снова пережить неприятную встречу.
- Как-то приходил он к нам в центральный госпиталь – я там хирургом работаю – вежливый, благоухающий сочувствием, чистенький, весь блестящий в новой форме с иголочки, а расспрашивать стал, сразу и потускнел. О муже расспрашивал. Да и не расспрашивал, а допрашивал, быстро сбрасывая с себя личину гвардейского офицера, ублажителя дам, и превращаясь в себя настоящего, привыкшего к наглости и грубости, кто бы перед ним ни сидел.
Ольга помолчала, отделяя преамбулу от самого рассказа.
- Муж у меня служит в штабе Белорусского округа, генерал Шатров. Мы не зарегистрированы, у него есть официальная жена, которая развода не даёт и строчит жалобы, куда только вздумается. Генерал – человек прямой, упрямый и честный, её не признаёт и мешает своей честностью блудничать втихаря другим начальничкам, как бельмо у них на глазу. Естественно, что и их жёны его ненавидят и подзуживают мужей. Не любят его в штабе и держат, потому что он умница и работяга, тянет за себя и за других, удобен. Командующий его уважает, но разгон за жену давал, тоже допекает: ему же надо за моральным обликом подчинённых следить. У них как в монастыре: греши, но умей, чтобы никто не поймал, тихо, не распространяй грех на всех.
Ольга отняла свои руки, сложила в кулачок, положила на него подбородок.
- Что-то в последнее время у моего генерала совсем испортились отношения с политотделом, который блюдёт нравственность грязными душами и липкими руками своих комиссаров, из которых никто не был на фронте. Вот и лейтенант пришёл ко мне не без их ведома. Ты прости, что я так зло и прямо: накопилось, и не боюсь я ничего и никого, так что слушай, раз напросился. В темноте удобно поплакаться незнакомому человеку, знакомому того не скажешь.
Снова помолчала перед тем, как сказать о главном, что больше всего потрясло душу и оставило незаживающий рубец, разболевшийся сразу же, как только получила срочный вызов от мужа.
- Он не только спрашивал о муже, но и нагло предложил шпионить за ним, доносить, с кем встречается, о чём говорит, что думает о руководстве республики, страны, о военных планах, ещё что-то.
Ольга нервно потёрла подбородок о костяшки стиснутых пальцев и прерывисто вздохнула, вспоминая домогания смершевца.
- Не слышала я уже его. Голову как стиснуло, молотом бухало в виски, глаза серой пеленой застлало, и вижу его, и нет вроде передо мной мерзавца, растворился. А он уже и не просит и не предлагает, а настаивает на своём, видно, посчитал, что хватит церемониться с ППЖ, не стоит его гнусных усилий, всё равно сломается.
Она отняла руки от лица, вытянула по столу, и Владимир успокаивающе накрыл её ладони своими, чувствуя, как тонкие сильные пальцы хирурга сжимаются в крепкие кулачки.
- Он крупно ошибся. Я пообещала, что всё расскажу мужу, а при случае – и командующему, хотя, конечно, это нереально, и потребовала, чтобы он убирался с глаз долой и никогда больше не беспокоил своими гнусными предложениями, а не то может схлопотать и по физиономии. Он взъярился, стал угрожать, но я больше не сказала ни слова, не посчитала нужным опускаться до уровня подонка, да и не могла: боялась расплакаться от обиды. Пошипев, он ушёл, пообещав отдать все силы, чтобы упечь нас обоих в места отдалённые, а меня ещё предварительно отдать солдатам на забаву. Мерзавец.
Она разжала кулаки и вложила свои подрагивающие холодные пальцы в пальцы Владимира. Он не только слухом, но и всем телом ощущал её ненависть к их общему знакомому, посадившему их в поезд, и думал, что если бы всё это знал, то никогда не обратился бы к тому за помощью, никогда не подал бы руки.
- Я потом долго не могла успокоиться. Мужу ничего не сказала: стыдно было, что мне такое могли предложить, как в дерьме вымазали, да у него забот и так хватало со мной, зачем ещё валить на душу. В отпуске у мамы отошла, забылась, а теперь снова заныла та боль. Неужели добрались-таки до мужа сослуживцы лейтенанта? Все мысли сейчас о муже, как он там? Ты прости меня. Алёнушке тоже отец нужен.
Она замолчала, не отнимая рук, и Владимиру не хотелось тревожить её тихого молчания, успокоенного неожиданной облегчающей исповедью в доверительной темноте шатающегося вагона, несущего, как оказалось, их обоих в неизвестное. Он был благодарен за доверие, тихо счастлив, что оказался рядом, когда ей понадобилось выговориться, облегчить гнёт души, а ещё с завистью думал о незнакомом счастливчике-генерале, что имея жену, сумел заполучить и такую вот замечательную молодую женщину. Генеральские передряги скоро кончатся, они, эти вояки в штабах, всегда чего-то не могут поделить, интригуя в добыче должностей и знаков на погоны и мундиры, это – их настоящая жизнь. И её генерал, наверное, не такое уж большое исключение, как считает Ольга. Может, что и отнимут у него, перехватят соратники по выслуживанию, но Ольга всё равно останется, если он не предаст её ради карьеры, а она, видит бог, стоит любой карьеры.
- 24 –
Её короткая тревога-исповедь охладила пыл Владимира, заставила задуматься о собственной тёмной судьбе человека неизвестного рода и племени, напросившегося во враждебную страну, что растоптала его родину и теперь высасывала из неё соки на правах победителя, а попросту грабя, как это делали всегда ещё со времён доисторической цивилизации, только более изощрённо и скрытно. Напросившегося совсем не потому, чтобы помочь поверженной родине, а чтобы помочь другому пауку в назревавшей схватке за опутанную стреляющим и взрывающим железом жертву, чтобы выжить, уверяя себя, что он нужен родине свободным. Так ли? Какая родине разница, кто её строит и восстанавливает – свободный человек или под конвоем? И тот и другой всё равно по принуждению. От второго, пожалуй, пользы больше, потому что у него нет выбора и нет возможности отлынить от дела ради своих меркантильных соображений. Владимир мог бы, если б не испугался, удрать из не очень охраняемого лагеря, приобрести другие документы и жить нелегально, пока всё не образуется, а главное – уже включиться в разборку руин. Однако, предпочёл другой путь на родину, казалось, более простой, но теперь думается, что не только более сложный, но и очень опасный, а виной всему привитые с детства привычка к дисциплине, умение подчиняться приказу, не осознавая и не задумываясь, каков он, какова его моральная подоплёка. Так или иначе, он выбрал этот путь, и его задача – пройти его быстро, чтобы покаянным вернуться на землю, без которой он не мыслит себя. Вместе с Виктором они успеют ещё внести свой вклад в обустройство загаженной фашистами и коммунистами Родины. Главное – не отвлекаться здесь. Он уже сорвался с Марленом и Варварой, Ольги – не надо.
