Журнал «Новый Мир» - Новый Мир. № 10, 2000
Редакция предупреждает читателей о том, что в некоторых приведенных автором цитатах употребляется ненормативная лексика.
Полка Андрея Василевского
Георгий Адамович. Собрание сочинений. «Комментарии». Составление, послесловие и примечания О. А. Коростелева. СПб., «Алетейя», 2000, 757 стр.
То самое — нечто обо всем. В настоящее издание помимо канонического текста «Комментариев» (Вашингтон, 1967) вошли полностью все 224 фрагмента в том виде, в каком Адамович публиковал их в «Числах», «Современных записках» и другой эмигрантской периодике с 1923 по 1971 год. Сергей Федякин («Ex libris НГ», 2000, № 21, 8 июня) уже посетовал на то, что привнесенная издателем римская и арабская нумерация отрывков придает им б б ольшую законченность и отдельность, от которых Адамович старался уйти. «Это субъективная, противоречивая, очень капризная книга, — пишет Ксения Рагозина (http://www.russ.ru), — она словно даже писана не на плоскости бумаги, а на чем-то вроде сфер — потому как на каждую идею можно отыскать в ней вовсе не одну контридею, а штук пять, шесть, десять, которые, в свою очередь, вступают друг с другом и своими противоположностями в довольно сложные отношения… Его „круги“ — это возможность отказаться от выражения словами невыразимого, но и возможность почувствовать его, невыразимое, с разных сторон».
Комментарии к «Комментариям» О. Коростелев сразу начинает с того, что это — вершина эссеистической прозы Адамовича и одна из лучших книг этого жанра, написанных в XX веке. Первое, наверно, справедливо. Судить об этом не могу, я всего Адамовича не читал. Вот выпустит Коростелев все намеченные тома Собрания сочинений Адамовича, с удовольствием прочту. Второе утверждение — неочевидно. У Давида Самойлова есть такой образ — сухое пламя. В чем обаяние «Комментариев»? — Сухое пламя. А, так скажем, недостаточность? — Сухое пламя. Галковский, наверно, сказал бы — сухое масонское (см. «Краткую хронику жизни и творчества Г. В. Адамовича», составленную О. Коростелевым), но я не буду.
Виктор Шкловский. Гамбургский счет. СПб., «Лимбус-Пресс», 2000, 464 стр.
«Журнал не имеет, — я говорю о толстом журнале, — сейчас оснований для своего существования в прежнем виде. Самая литература отрывается от журнала. Если при Диккенсе длина главы его романа объяснялась журнальными условиями, то теперь „Россия“ разрывает просто роман Ильи Эренбурга на две части и на два номера. Горький печатается всюду кусками любой величины.
Журнал может существовать теперь только как своеобразная литературная форма. Он должен держаться не только интересом отдельных частей, а интересом их связи. Легче всего это достигается в иллюстрированном журнале, который рождается на редакционном верстаке. <…>
Хуже дело с толстыми журналами, они никуда не стремятся, так как они уже толстые — уже большая литература. „Звезда“ так и начинала: „Восстанавливая вековую традицию толстых журналов“ и т. д.
Совершенно непонятно, какое место этой традиции хочет восстановить „Звезда“.
Менее безоговорочно работает „Красная новь“, но все же это — старый, толстый журнал со статьями (которые сейчас же печатаются отдельно), с куском прозы и т. д. Это журнал имитационный.
Любопытно проверить в библиотеках номера этого журнала — разрезываются ли они целиком. Говорят, что разрезывается только беллетристика.
„Леф“ тоже тонкий-толстый журнал. Хорошо в нем то, что в нем не все печатается. В русских журналах сейчас необычайная веротерпимость. Говорю, конечно, только о литературе. Все везде печатается. Непонятно даже, чем отличается журнал от журнала. <…>
На Западе сейчас толстых журналов нет».
Это напечатано семьдесят два года назад («Гамбургский счет», 1928). Сколько поводов для, казалось бы, утраченного оптимизма! По крайней мере еще на семьдесят два года. (В сборник также вошли «Zoo», «Третья фабрика», «Розанов» и «Жили-были».)
Полина Барскова. Эвридей и Орфика. Стихотворения. СПб., «Пушкинский фонд», 2000, 72 стр.
«С одной стороны — Новый Мир, Древний Рим, Чечня. / С другой стороны — дыр-бул-щир, улялюм, фигня. / А я говорю: „Ребята — ничья, ничья! / Мне кажется, вы обходитесь без меня…“» Полина Барскова, автор книг «Рождество» (СПб., 1991), «Раса брезгливых» (М., 1993), «Memory» (Копенгаген, 1996), родившаяся в 1976 году в Ленинграде в семье филологов-востоковедов, пишет стихи с восьми лет. В настоящее время работает над диссертацией в Калифорнийском университете в Беркли. По одной глубоко нелитературной причине, а именно потому, что я с семьей регулярно посещаю тренажерный зал, где пытаюсь поднимать тяжести, приведу полностью стихотворение «Калокагатия» из новой книги Барсковой. Греческое слово kalokagatia (от kalos — прекрасный и agathos — добрый) означает, согласно энциклопедическому словарю, гармоническое сочетание внешних (физических) и внутренних (духовных) достоинств как идеал воспитания человека в древнегреческой философии.
Как дирижабль в ночные облака,
Так погружаюсь я в спортивный зал:
Как в сон — будильник, в поцелуй — рука,
Как в лавку ювелира — бронтозавр.
Моя нигилистическая плоть,
Утратившая в странствиях задор,
Пытается бежать, крутить, молоть,
Нагар и сало изгонять из пор,
Не видеть, как поджарые щенки,
Язычники без пола и стыда,
Глазеют так, что гнутся позвонки
Железных шей. Шипят: «Смотри сюда!
Смотри, какое чудище средь нас,
То — водяная лошадь, рыба-кит,
Разлезшийся в компоте ананас,
Оплавленный пещерой сталагмит…»
А мне и дела нет до этих дел,
Я повидала всякие дела,
Во мне и тела нет для этих тел,
Я покидала всякие тела.
(Непобедимым телом я была.)
Ты помнишь край? Лимоны и т. д.?
Пустынный остров, нимфа, па-де-де
Свиней, пришелец с черной бородой.
Ты помнишь край? Красивый-молодой,
Ты, мнущий гири, как златую грудь
Веселой девки. Если да — забудь.
Но думаю, что нет. Тот край во мне,
В поту на скособоченной спине,
В зеленоватых складках живота,
В морщинке у напрягшегося рта.
Тот край во мне. И он со мной умрет,
Как несъедобный вересковый мед.
Наум Вайман. Ханаанские хроники. Роман в шести тетрадях. СПб., «ИНАПРЕСС», 2000, 414 стр.
«9.7.93. Сижу в фанерной будке, обложенной мешками с песком, пулемет глядит на ворота, военная задача: встретить прорывающегося через пропилеи противника пулеметным огнем. Середина дня. Печет безбожно, мухи, несмотря на страшные потери, атакуют, как японские летчики-камикадзе американский авианосец, хочется не то что гимнастерку — кожу с себя содрать… Читать тоже нельзя, но издалека не видно, и книгу можно быстро спрятать, если не зазеваться… Дочитываю „Эпилог“ Якова Шабтая и слезы размазываю. Слезлив стал, на манер Алексей Максимыча, а тут еще о смерти, о смерти матери, об угасании отца, о конце всего: собственном, близких, страны… Степной волк бродит в кустах у забора, какую-то лазейку знает. Худющий». Не роман, конечно, в шести тетрадях, а шесть тетрадей откровенных записей середины 90-х годов. Неполиткорректная — или политнекорректная, уж не знаю, как правильно — исповедь русского израильтянина Наума Ваймана была несколько лет назад выставлена в Сети под более адекватным названием «Щель обетованья» — в качестве электронной публикация внутри сетевого журнала «Новый мир» (http://magazines.russ.ru/novyi_mi/portf/vaiman/) и в таком качестве номинировалась на Малого Букера. Андрей Урицкий предположил («Записки отщепенца» — «Знамя», 2000, № 5), что знаменитые бледно-голубые обложки «Нового мира» при соприкосновении с этим сионистским коктейлем воспламенились бы, как бронетранспортер от «коктейля Молотова». Как человек, имеющий некоторое отношение к публикации книги в сетевом и непубликации ее в бумажном «Новом мире», скажу, что причины вполне банальны: объем книги и невычленяемая из текста эротическая составляющая, которая произвела бы на наших почтенных подписчиков иное впечатление, чем на продвинутых именно в этом отношении пользователей Сети. А сионизм… «5. 5. 94. По TV была передача о Гитлере. Он сказал немцам: либо вы станете героями, либо погибнете. То есть если вы не станете героями, то мне наплевать, что вы погибнете. А ведь и я так думаю. Не попал ли я в дурную компанию?». «31. 8. 94. Катастрофа явилась результатом тотального отсутствия героизма среди евреев, и так ее надо преподавать в школе». «По ТВ показывали фильм: фотографии времен Войны за Независимость под стихи Альтмана. Плакал. По духу, который исчез, по мифу, который умер. По светлым лицам на поблекших фотоснимках, парней и девушек в драных свитерах и коротких штанишках, идущих в бой, смеющихся на привале, павших в нежные пески, у Ашкелона, в нежные пески… Спартанцы. Сегодня уже никого не воспитывают в мужестве. Никому и в голову не взбредет». Слезы лысого израильского ястреба о погибшей мечте — лучшее, что есть в «Ханаанских хрониках».
