Жоржи Амаду - Большая Засада
И Педру Цыган отправился в бордель к Норе Пау-де-Ло. Изумленный, ошеломленный, он обошел селение от края до края, останавливаясь на каждом шагу, чтобы поболтать, не переставая охать и ахать от удивления. В борделе он, презрев ловкость и сноровку хозяйки, томность Аналии, хваленые прелести Сеси, предпочел Паулинью Маришку, на которую давненько положил глаз.
2Земля грапиуна обильна на чудеса и преувеличения — здесь стакан воды с легкостью станет океаном. На путях и дорогах, на тропинках и просеках погонщики, батраки, проститутки, перебиравшиеся с места на место, жагунсо и даже полковники на все лады судачили и раздували слухи о прогрессе в Большой Засаде. Пострадав от ужасающего наводнения — его масштабы и ужасы тоже возрастали, — деревня восстала из трясины, в которую оказалось ввергнута. И она не просто стала прежним оживленным местечком, но превратилось в процветающий поселок, которому светило прекрасное будущее, — это был настоящий рывок вперед: тут если сам не увидишь, то и не поверишь.
Вместо того чтобы покинуть насиженные места, народ объединился. Стал настоящей семьей — так объяснял в Ильеусе полковник Робуштиауну де Араужу, а уж он всему был свидетелем. В краткие сроки снова выросли дома и плантации. Рассказать в подробностях, день за днем, о возрождении Большой Засады было бы ой как нелегко, и если некоторые детали стоили того, будучи забавными или значимыми, то большая часть стала бы просто велеречивым перемалыванием общих мест и банальностей, скучным и утомительным отчетом.
Выходцы из Сержипи и сертана снова принялись обрабатывать землю, занялись разведением свиней и коз. С помощью каменщиков и плотников они построили более прочные, просторные и многочисленные жилища. Возросший спрос продвигал строгальщиков в плотники, подсобных рабочих — в каменщики; в селении появилось множество мастеров. Баштиау да Роза вспомнил о своем обещании и, прежде чем заняться домом Жозе душ Сантуша и сеньоры Клары, которые были бабкой и дедом его дочери, поставил дом для Ванже и Амброзиу. Обещание — это долг, который никто не платит, но Баштиау парень хороший — долг выплатил и обещание выполнил. Иногда такое бывает.
Они работали день и ночь, помогая друг другу. Так уж получилось, что за все платили в рассрочку, обменивались услугами или рассчитывались плодами земли или скотиной, если такое было возможно, а уж деньги — это когда Господь пошлет хорошие времена. И так они восстановили местную топографию. «Топография» — слово торжественное и гордое, к Большой Засаде неприменимое. Скажем так — изменился сам вид местечка.
До наводнения, помимо Ослиной дороги — основной артерии, шедшей вдоль реки, — был еще пустырь с площадью посередине, а поодаль были разбросаны магазин, кузница, склад какао и загон для скота, где стояли стада быков. Дальше находилась Жабья отмель с соломенными хижинами и деревянным домиком, в котором жили Бернарда и Корока. Такой была Большая Засада — место красивое, а селение убогое. Но даже память о нем смыла вода.
Ослиная дорога стала Передней улицей с веселыми разноцветными фасадами. А параллельно шла Задняя улица: некоторые предпочитали жить подальше от реки. В Среднем переулке, соединявшем две шумные улочки — или улицы, как тщеславно называли их сами жители, — обосновались таманкейру — и жили здесь, и работали. Туда же дона Наталина перенесла свою швейную машинку — со всеми обрушившимися заказами она не справлялась. Один из последних был от самого капитана Натариу да Фонсеки — праздничное платье для Сакраменту, той самой барышни, которая свела с ума полковника Боавентуру.
На Жабьей отмели на месте унесенных водой выросли новые соломенные хижины. Проституткам срочно нужен был какой-нибудь угол, где можно пристроить свои циновки. Впрочем, некоторые не так спешили. В Большой Засаде они пустили корни — возьмем для примера одну, Нининью, зазнобу Лупишсиниу, — и решили возвести более прочные жилища. Так зародилась и начала процветать улочка с домами из кирпича-сырца; на углу находился выкрашенный в желтый цвет пансион Норы Пау-де-Ло — это прозвище вполне соответствовало ей пятнадцатилетней, когда она дебютировала в Аракажу, будучи пышной и вкусной как бисквит. В сорок это была старая швабра, годная разве только для урубу. Это был пансион — или бордель — Норы, а не Рессу. Рессу, бедняжка, даже со своей собственной щелью управиться не могла и передала идею Норе за ту же цену, за какую получила от капитана, — то есть задаром.
Стоит отметить одну забавную деталь, показывающую строительный зуд, охвативший селение: владельцы хибар, которые устояли под напором воды, в конце концов снесли их, чтобы построить новые, более комфортабельные. Гончарная мастерская не успевала выполнять заказы на кирпич и черепицу. Зе Луиш и Меренсия если и не разбогатели, то по крайней мере стали кредиторами большинства жителей селения. Самое удивительное, что они надеялись собрать долги: если ранние всходы пострадали и измельчали из-за дождей, то конечный сбор урожая должен был с лихвой компенсировать убытки.
Доски моста были уложены заново, как только схлынула вода. Лупишсиниу лично съездил в Такараш, чтобы закупить материал, балочные гвозди и железные инструменты.
— А вот сейчас может случиться какое угодно наводнение, — сказал плотник полковнику Робуштиану де Араужу, имея в виду их давний спор. — Вы сказали когда-то, что наша постройка крепко стоять не будет. Так вот, кроме верхнего настила, все остальное даже не покачнулось. Если бы мы заключили пари, как вы хотели…
Пари они не заключили, но это не помешало полковнику продолжать вкладывать в определенные начинания солидные деньги. Без его поддержки сарай и близко не стал бы тем колоссом, который он с гордостью почетного гражданина Большой Засады показывал сеу Карлиньюшу Силве — новому уполномоченному «Койфман и Сиу»:
— Упорный народ — никогда такого не видал. Их ничем не сломить.
3Несколько дней после похорон Сау Алтамиранду бродил будто не в себе, потерянный, не произнося ни единого слова. Даш Дореш убивалась, работая в поле, пытаясь восстановить плантации и поголовье скота. Алтамиранду сидел на земле, крошил табак и теребил кукурузную солому кончиком кинжала. Он только и делал, что курил.
Он изменился начиная с того дня, когда на фоне солнца, стоявшего в зените, увидел на вершине холма Сау, как обычно, сидевшую на камнях, — она пришла пасти коз. Она улыбалась ему. Он позвал Даш Дореш, чтобы та тоже посмотрела, но, когда мать пришла, Сау исчезла. Алтамиранду понял, что только он и козы могут видеть ее.
Она показывалась не каждый день — так, иногда. Даш Дореш отказывалась верить: ясное дело, ведь это был секрет между отцом и дочерью. Алтамиранду вернулся к работе с удвоенным рвением и пылом. Погонщики быков, которые имели с ним дело в загоне для скота, выбирая быков на убой и продажу мяса в розницу, говорили, что у Алтамиранду одним винтиком стало меньше. Но это не делало его менее ответственным и внимательным к обязанностям и договорам. Одним винтиком меньше — но достаточно, чтобы жить и работать.
4Несмотря на уговоры Лупишсиниу, на то, как умоляли его кумовья Каштор и Дива, полковник не смог остаться на праздник в новом сарае. Его решение не поколебала даже новость, подтвержденная капитаном Натариу да Фонсекой, о присутствии полковника Боавентуры Андраде — владелец Аталайи обещал появиться.
Но взамен сеу Карлиньюш Силва, новый представитель «Койфман и Сиу», главной фирмы — экспортера какао, возвращаясь после своего обычного объезда фазенд, отправился не прямиком в Такараш, а задержался в Большой Засаде, чтобы поучаствовать в гуляньях. Остановился он в Центральном пансионе.
Это что еще за новости — Центральный пансион? В краткой хронике возрождения Большой Засады уже не раз упоминался пансион Норы Пау-де-Ло. Приводились такие подробности, как цвет фасада, точное расположение — на углу улицы из хибар в Жабьей отмели. Про номер дома ничего не было сказано по той простой причине, что его не было, но греховные уста Турка Фадула воздали хвалу достоинствам проституток, занимавших комнаты в заведении. Вот еще одно доказательство того, что отчеты и доклады, претендующие на серьезность и объективность, на самом деле являются предвзятыми и дутыми. В пансионе Норы Пау-де-Ло жили падшие женщины, это было прибежище порока и разврата, потому он заслужил славословия и восхваления. А Центральный пансион, без сомнения, в силу своего семейного характера оказался обречен на забвение.
«Строго семейное заведение», — гласила табличка, прибитая к фасаду. Здесь приезжие, которым доводилось побывать в селении, могли получить по умеренным ценам кров и пищу. Две комнаты, в каждой — три походные койки и три маленьких оловянных тазика. В глубине двора — бочка с водой. Что еще можно сказать о преимуществах Центрального пансиона, принадлежавшего доне Валентине и сеу Жуке Невешу? Что дона Валентина, будучи одновременно хозяйкой, кухаркой, официанткой и горничной, подчас проявляла слабость к приглянувшимся ей постояльцам или набавляла цену за постой? Она не была ни красивой, ни уродливой, но статус замужней женщины придавал ей значимости и пробуждал желание. Впрочем, обо всех этих подробностях, как и о прожорливости клопов, предстояло узнать самим постояльцам.
