Николай Крыщук - Ваша жизнь больше не прекрасна
— Вы обещали сообщить что-то важное, — сказал я. — Хорошо бы к делу.
У ГМ снова поползли по лбу морщины. И он снова закурил, не забыв, впрочем, поднести огонек зажигалки мне. Лицо его посерело, будто посыпанное вулканическим песком. Я вспомнил рассказанную им фантазию о старости и закате и тут же пожалел профессора. За жизнь он привык к вниманию студентов, которые ловили внезапные повороты его мысли, а афористичную шутку мысленно укладывали в будущий мемуар.
— Простите, — сказал я, — времени у меня действительно мало.
— У вас его практически нет, — мрачно произнес ГМ. — Но мое затянувшееся вступление было необходимо. Если вы согласитесь спасти Владимира Сергеевича, то решение это должно быть сознательным.
— Его необходимо спасать?
— И это можете сделать именно вы.
— Новая загадка. Ну давайте.
— Антипов собирается завтра выступить на митинге. Что он там скажет — одному Богу известно. Но в том, что это его выступление будет последним, сомнений, к сожалению, нет.
То, что, по его убеждению, вторая природа принесла людям ворох дополнительных инстинктов, вы уже знаете. Человек убивает другого не за кусок хлеба, а за модный предмет комфорта. Доносчики, расширявшие жилплощадь за счет соседа, теперь представляются едва ли не образцовыми животными. Достаточным стимулом для подлости и агрессии служит положение в обществе и внимание окружающих. Страх существует, да, но он переместился из жизненно необходимых сфер в области престижные. Страх не получить место, должность, навар от сделки, льготный трансферт, быть не приглашенным на элитную тусовку.
Задавить человека на автомобиле для поддержания звездного статуса, пустить в общепит отравленные продукты, чтобы сэкономить на фриз усадебной колонны, лишить жилья десятки семей во имя буколического вида из окна, взять в рабство из сладостного инстинкта власти, а не для завоевания его самки, допустим, как у зверей, — это все обычные, причем чисто человеческие явления. Какая любовь к ближнему? Нет даже звериной осторожности и защитного инстинкта.
Отношения с жизнью лишены осязаемого контакта, происходят через клерков, присланных от анонимных представителей анонимных посредников. С заказчиком уже не только смерти, но и жизни никто лично не знаком. Любой мальчишка объяснит, зачем у него в кармане камушек, гайка, цветное стекло или веревка. Взрослый носит при себе типографские листки бумаги, которыми дорожит, за которые убивает, не давая себе нужды даже вникнуть в их смысл.
Если раньше путь к благополучию пробивался с помощью ума, таланта, физической силы, на худой конец, или профессиональных навыков, то теперь для этого необходимы способности иного порядка. Человек больше не нуждается в творческом совершенствовании, но только в карьерном преуспеянии. Поэтому: мимикрия, подавленные эмоции, умение просчитать шаги соседей в близкой или средней перспективе, знание психологии заказчика, хозяина и прочее при отрицательных показателях ответственности и профессионализма. Попросту говоря, страна превратилась в страну халтурщиков. Рушатся плотины, падают самолеты, тонут корабли, пропадают в космосе ракеты… — ГМ на мгновение умолк. — Общество в своем развитии продвигается короткими перебежками, как во время пожара или стрельбы, каждый озабочен лишь сохранением собственной жизни и состояния. Оно больше не справляется с организацией сбалансированного мира. Общей заботы нет, и никакие комплексные методы решения проблем не помогают. Раньше этому до некоторой степени способствовала религия, теперь от Бога в лучшем случае откупаются. Технические аварии неизбежно приведут к техногенной катастрофе. Плохо закрученный болт рано или поздно разнесет вдребезги Вселенную.
Антипов полагает, что большая часть нашего населения уже совершила роковой Переход и больше не принадлежит к биологическому виду Homo sapiens. Заражение и разложение происходит стремительно и распространяется с высших этажей власти. Этот факт пытаются закамуфлировать с помощью политических брендов. Партия модернизации сортиров или партия консервации музеев с установкой в них модернизированных сортиров.
Их уже нет, говорит Антипов, они мертвы, и происшедшие процессы необратимы. Пополнение элиты давно уже идет за счет Чертова логова. Но не только элиты. Происходит что-то вроде процесса, который называется осмос: самопроизвольный перенос вещества через полупроницаемую мембрану, разделяющую два раствора различной концентрации. Или давайте проще: Чертово логово впадает в наземное общество, как Волга в Каспийское море. А поскольку оно и не море вовсе, а бессточное озеро, то концентрация солей в нем стремительно уменьшается. Что-то такое, в общем. Спасение, по убеждению Антипова, только в научно доказанной правде, которую он и собирается прокричать, вроде шварцевского мальчика.
Пользы от этого, на мой взгляд, никакой. Они легко докажут, что общество не деградирует и не буксует, а катится на прекрасной скорости по автобану. Но Антипову не простят. Верхи уже взбешены. У наших будет отнята иллюзия пережитого ими катарсиса и лелеемого превосходства. Кто же с этим согласится? Надеяться на прозрение масс? Глупо. Все начнут соображать: по ту они уже сторону или еще по эту. Будто он их мало знает. Пойдет охота на ведьм, убивать станут без разбора даже и самые тихие. Случится качественный скачок агрессии, который упредит любую предстоящую катастрофу. Если, конечно, его вообще услышат.
Антипов уверяет, что выйдет с практическими предложениями. Но, судите сами, какие тут могут быть предложения? Мне, правда, всегда казалось, что он и мне говорит не последние слова, что он что-то действительно узнал и ждет только времени и момента. Но тогда уж совсем глупо делать это на митинге. Ведь в его изысканиях участвовало множество институтов и лабораторий. Стало быть, и открытие, если оно есть, принадлежит не ему одному. Материалы разосланы экспертам по всему миру. Надо ждать. Однако он и в их беспристрастность не верит, вот беда. Получается, правду, целую правду, способен принять лишь он. Но это уже не просто мания величия, а аргумент самоубийцы, болезнь. И опять же: зачем тогда выступать?
Доводы профессора были убедительны. В лучшем случае, выступление Антипова произведет впечатление хлопка шарика на безумном карнавале, в худшем — нас ждет гражданская свалка. Если и осталась в людях подлинная эмоция, то это немотивированная, как приступ кашля у поперхнувшегося, агрессия. И вот ей будет дан выход и самое туманное направление, что и требуется для свалки. Почва готова: суды Линча на дорогах, общество догхантеров, охотящееся на собак.
Но что-то меня все время смущало. И не то даже, что мы воспитаны на подвигах сумасшедшего рыцаря и трех минутах кубинской правды. Хотя и это тоже. Так или иначе, Антипов собирается идти на смерть во имя правды, в которую верит. Вправе ли я его останавливать? Да и потом — почему я?
Вдруг я понял, что мешало расположиться к несомненной, казалось бы, правоте профессора. После смерти ГМ отпустил усики и напоминал парикмахерский манекен. Вот отчего это чувство дискомфорта, которое внедрилось в мой утренний фанатизм, когда я увидел ГМ. Усики были аккуратные, из тех, что требуют ежедневной утренней проверки.
В это время в кармане профессора подал сигнал мобильник.
— Простите, у меня через пятнадцать минут кафедра, — сказал он.
— Могу я хотя бы узнать, почему выбор пал на меня и что я должен делать?
— Вам все сейчас объяснит этот молодой человек, — профессор указал рукой на садовника, в котором я тут же узнал Васю Шитикова.
Как ни поражен я был во второй раз явлением автора моего романа, хотелось задать ГМ на прощанье еще один вопрос. Фокус со смертью и поминками не стоил объяснений. Но что делает здесь кумир моей юности?
Я знал эту кривую усмешку. Так он кривился на вопрос студента, который обнаруживал отсутствие даже поверхностного знакомства с предметом и исходил только из желания проявить интеллектуальную инициативу.
— Вы знаете место лучше? — спросил он раздраженно. — Вот мы с вами уже там, где нас нет, и ничего не изменилось. Но курица, говорят, выклевывает зернышко и из говна. Если же сухо, как милиционеру с демократизатором (это новое для меня словечко было, видимо, здесь в ходу. — К. Т.), то я работаю координатором культурных программ от Всемирного комитета третьего тысячелетия. World Millennium Committee. Кстати, и ваш сегодняшний концерт организован не без нашего участия.
— Он разве состоится? — спросил я. — Ведь митинг завтра.
— Обязательно состоится. Все вообще должно идти по плану. И мы приложим к этому свои усилия. Я не прощаюсь.
Шитиков, Шитиков…
Стены сада светились бледно-розовым стеклянным морозцем. Цвет, примерно, полдня. Василий приближался со стороны, противоположной подсолнечной. То есть, я видел его силуэт, на котором угадывалась белая рубаха с серой, что ли, жилеткой, и улыбка, в этом, по крайней мере, теневом варианте, простодушная и невооруженная. «Давно я такой не видел», — подумал я, чувствуя потребность в ответном жесте.
