Артур Хейли - Вечерние новости
Разумеется, исключения из правил не так уж редки, ведь журналисты — тоже живые люди. Но если вы в открытую станете выступать против завоеваний журналистики, вас скорее всего обвинят в низости, а не погладят по головке.
Пока Гарри Партридж раздумывал над основами своей профессии, Минь Ван Кань приготовился записывать интервью, которое Дон Кеттеринг должен был взять у Альберто Годоя.
Поступить так предложил Партридж: он видел, что Кеттеринг хочет и дальше участвовать в расследовании, и неудивительно — ведь судьба Слоунов живо волновала всех и каждого в Отделе новостей. А кроме того, сам Партридж намеревался заняться другим.
Он уже знал, что при первой же возможности вылетит в Боготу. Хотя Партридж и разделял мнение своего колумбийского коллеги-радиокорреспондента, что Улисес Родригес покинул Колумбию, он был убежден: настало время начинать самостоятельный поиск в Латинской Америке, и, разумеется, отправной точкой должна стать Колумбия.
Минь Ван Кань объявил, что можно начинать. Его пригласили войти несколько минут назад, и, осмотрев заведение, Минь решил, что возьмет интервью в подвале, там, где выставлены гробы. Благодаря специальной подсветке сзади помещения почти не будет видно, лишь та стена, напротив которой сидел Годой, была ярко освещена, однако на интервьюируемого свет не падал. Рядом с силуэтом Годоя маячил силуэт гроба — эффектно и мрачно. Голос гробовщика изменят позже, уже в здании Си-би-эй.
Сегодня звукооператора не было, и Минь снимал универсальной камерой, записывающей одновременно и изображение и звук. Он также захватил с собой небольшой монитор, который установил таким образом, чтобы Годой мог видеть то же самое, что и глазок камеры, в сложных обстоятельствах это придает интервьюируемому чувство уверенности.
Годоя это не только успокоило, но и позабавило.
— Смотри-ка, хитрые черти, — сказал он Кеттерингу, сидевшему рядом, вне поля зрения камеры.
Кеттеринг, у которого возникали некоторые идеи относительно предстоящего интервью, лишь слегка улыбнулся, оторвавшись от только что сделанных записей. По кивку Миня он начал, выждав паузу, которая потом будет заполнена вступлением, предваряющим выход передачи в эфир.
— Каково было ваше первое впечатление от встречи с человеком, который, как вам теперь известно, был не кто иной, как террорист Улисес Родригес?
— Ничего особенного. Показался мне обыкновенным парнем. — На всякий случай Годой решил не признаваться в том, что Новак, он же Родригес, вызвал у него подозрения.
— Значит, вас ничего не насторожило, когда вы продали ему сначала два гроба, а потом еще и третий? Силуэт пожал плечами:
— А чего настораживаться? Это моя работа.
— Вы говорите: “Чего настораживаться?” — В устах Кеттеринга слова Годоя прозвучали саркастически. — Но разве подобная сделка не выходит из ряда вон?
— Может быть.., в некотором смысле.
— Как владелец похоронного бюро разве вы не предоставляете клиентам то, что называется “пакетом услуг”, не обеспечиваете организацию похорон?
— Конечно, предоставляю, почти всегда.
— Ведь раньше, до появления Родригеса, вы никогда не продавали гробы таким образом? — Кеттеринг продвигался вперед на ощупь, о чем Годой не догадывался и потому не лгал во время записи.
— Пожалуй, что так, — пробормотал Годой. Интервью приняло неожиданный оборот. Он бросил весьма мрачный взгляд на Кеттеринга, но тот не отступался.
— Так, значит, вы раньше не продавали гробы отдельно?
— Я решил, — гробовщик повысил голос, — что меня не касается, зачем ему гробы.
— А о том, чтобы сообщить об этом правоохранительным органам, полиции, например, вы не подумали? Позвонить и сказать: “Слушайте, ко мне обратились со странной просьбой, с какой до сих пор никогда не обращались, и я бы хотел навести справки о личности клиента”. Это вам в голову не пришло?
— Нет. С какой стати?
— Потому что клиент не вызвал у вас никаких подозрений?
— Верно.
Кеттеринг продолжал докапываться до сути:
— Но если он не вызвал у вас подозрений, то почему же, когда Родригес пришел к вам во второй раз, вы потихоньку записали номер катафалка, в котором он забирал гроб, и прятали этот листок бумаги до сегодняшнего дня?
— Слушайте! — взревел Годой. — Я сказал вам это по секрету, а вы…
— Одну минутку, господин владелец похоронного бюро! Вы ни словом не обмолвились о том, что хотели бы удержать этот факт в тайне.
— Значит, собирался сказать.
— А это совсем другое дело. Между прочим, до начала интервью вы сообщили нам цену — почти десять тысяч долларов за три гроба, — также не предупредив о том, что это не подлежит огласке. Судя по вашему описанию гробов, цена завышена?
— Парень, который купил гробы, не жаловался. А вам-то что?
— Возможно, у него были веские причины, чтобы не жаловаться. — Тон Кеттеринга стал холодным и обвинительным. — Не запросили ли вы непомерно высокую цену, потому что знали — заплатит, никуда не денется? Вы все время чувствовали, что что-то здесь не то, и хотели, пользуясь случаем, нагреть руки…
— Эй, я не обязан сидеть и выслушивать эту собачью чушь! Хватит с меня! Я выхожу из игры.
Обозленный Годой встал со стула и пошел прочь, непроизвольно сдернув микрофон. Когда он проходил мимо камеры, Минь инстинктивно направил на него объектив, и Годой оказался в кадре анфас при полном освещении — таким образом, он сам же нарушил правила конспирации. Позже этот кадр послужил поводом для споров.
— Ублюдок! — рявкнул Годой Кеттерингу.
— Вы мне тоже не нравитесь, — отозвался тот.
— Слушайте, — обратился Годой к Партриджу, — наш разговор отменяется. — Он указал на камеру “Бетакам”. — Чтобы не смели это использовать. Ясно?
— Я понимаю вас, — ответил Партридж. — Но я не могу дать вам никаких гарантий. Это решит телестанция.
— Вон отсюда!
Альберто Годой исподлобья наблюдал за тем, как четверка из Си-би-эй сложила аппаратуру и отбыла восвояси. На обратном пути из Куинса Дон Кеттеринг объявил:
— Пожалуйста, высадите меня, как только мы въедем в Манхэттен. Я попробую напасть на след меченых денег; я знаю контору на Лексингтон-авеню, откуда смогу сделать пару телефонных звонков.
— Можно я пойду с вами? — попросил Джонатан Мони и взглянул на Партриджа. — Мне очень хочется посмотреть, чем закончится сегодняшняя эпопея.
— Я не против, — согласился Кеттеринг. — Если Гарри разрешит, я научу тебя кое-каким азам журналистики.
Партридж не возражал, и, миновав мост Куинсборо, они разделились. Джип продолжал путь к телестанции Си-би-эй, а Кеттеринг и Мони поймали такси и отправились в брокерскую контору, находившуюся чуть в стороне от Лексингтон-авеню, рядом с отелем “Саммит”.
Помещение, куда они вошли, было просторное: около двадцати человек сидели и стояли там и, задрав голову, смотрели на экран, где мелькали цифры биржевых квот. Темно-зеленый ковер оттенял светло-зеленые стены; удобные стулья, привинченные рядами к полу, были обиты зеленой с оранжевым тканью. Кое-кто из напряженно следивших за экраном держали наготове блокноты и карандаши, других цифры занимали мало. Молодой мужчина восточного вида читал ноты; несколько человек просматривали газеты; некоторые клевали носом.
Вдоль стены был установлен ряд компьютеров с несколькими отводными телефонами, над которыми висела табличка с надписью “Если хотите совершить сделку, снимите трубку”. По некоторым телефонам говорили и, несмотря на тихие голоса, можно было расслышать обрывки разговоров: “…Вы купили две тысячи? Продавайте…”, “…Можете взять пятьсот по восемнадцать? Давайте…”, “…Хорошо, начинайте с пятнадцати двадцати пяти…”
Секретарша, сидевшая в дальнем конце комнаты, увидела двух телекорреспондентов, улыбнулась в знак того, что узнала Кеттеринга, и сняла телефонную трубку. Позади ее стола находились двери нескольких кабинетов, некоторые из них были открыты.
— Смотри внимательно, — сказал Кеттеринг Мони. — Такие акционерные биржи скоро станут историей, это одна из последних. Большинство из них уже исчезли, подобно тому как исчезли подпольные кабачки после отмены сухого закона.
— Однако торговлю акциями никто не отменял.
— Верно. Но брокеры подсчитали, во что обходятся такие заведения, и пришли к выводу, что они себя не оправдывают. Слишком многие приходят сюда отдохнуть или просто из любопытства. Кроме того, здесь, в тепле и уюте, пристраиваются бездомные — ведь лучшего места, чтобы укрыться от зимних холодов, им не найти. К сожалению, бездомные не платят брокерам комиссионных.
— Может, дать это в “Новостях”? — предложил Мони. — С такой же вот ностальгической ноткой, прежде чем эти биржи исчезнут с лица земли.
