Василий Белов - Кануны
Ерохин неожиданно вышел на круг. Девки остановились и смешались с толпой, а Зырин заиграл чаще, все сгрудились.
— Давай! — крикнул Ерохин кому-то, может быть, самому себе. Он топнул не одной ногой, а сразу обеими, как делают самые залихватские плясуны. Потом ловко пошел по выбитому до черноты дерну, выкидывая ноги в стороны и хлопая по голенищам ладонями.
«Асса! Асса!» — с придыхом выкрикивал он, прошел круг, пустился вприсядку и вдруг остановился напротив неодобрительно глядевшего Меерсона и топнул, что означало, что теперь плясать должен он.
— Выручай, агитпроп!
Вокруг одобрительно зашумели:
— Давай! Давай!
— Надо выручить.
— Это как так?
Меерсон сконфузился, снял очки и начал их протирать, а секретарь отошел, видимо, довольный. Уж кто-кто, а он-то знал, какой из Меерсона плясун…
Гармонь стихла.
— Вот так! — Ерохин снял фуражку и вытер платком белый вспотевший лоб.
— Добро, ой, добро! — хвалили секретаря женщины. К нему совсем близко подошла древняя бабушка, восхищенная, поцокала языком:
— Дак ты, золотой, у кого гостишь-то?
В ту же секунду в амбаре началась возня и раздался сильный стук. Ерохин зорко оглядел притихший народ.
— В гостях-то надо бы как люди, а дома как хошь! — послышался чей-то голос.
— Пошто старики в амбаре? По какому закону? — зашевелилась толпа.
— Кто это тут законник? — Ерохин переменился в лице. — Кто бросает эти кулацкие реплики?
— У вас чуть немножко — и кулак.
— Отпусти, андели, стариков-то, — бабы тоже заговорили. — Эко дело — соплюна выпороли.
— Да его отец и хлестал-то.
— А вот мы сейчас узнаем, кто хлестал, — сказал Ерохин. — Товарищ Микулин! А ну, освободить арестованных!
Микулин взял у Скачкова ключ. Он как будто не заметил незамкнутого замка, поотпирал для виду и распахнул двери амбара. Оттуда один за другим начали выбираться довольные пленники.
Откашливались, смущенные, поправляли рубахи и опояски.
— Слава те господи! — перекрестился дедко Клюшин, а Жук сразу же тайком завернул за угол и бегом ударился от амбара. Никита Рогов и старик Новожилов вынесли на лужок Павла Сопронова, последним выбрался Носопырь и тоже перекрестился.
— Дедко, а тебя-то за что?
— Наверно, за Таню. Изобижает, вишь.
— Отстань! Не греши. — Носопырь отмахивался.
— Ну? — Ерохин вплотную подошел к старикам. — Вот ты, дед. Что скажешь насчет активиста Сопронова? Порол?
Дедко Кдюшин смутился:
— Да вить нихто и не знал, что активист. Селька и Селька.
— А ты? — спросил Ерохин старика Новожилова.
— Держал маленько.
— Я порол! — не дожидаясь очереди, крикнул Павло. — И буду пороть, пока он, дьяволенок, не накопит ума. Это что, товарищ начальник? Аль уж родной отец ни при чем? Мой парень! Я ему, прохвосту, еще и не так! Я ему покажу, как стекла бить, позорить отцову голову!
— А ежели он тебя? — засмеялся Ерохин.
— Тогда кунды-мунды складывай. Да прямиком на погост! Аминь!
— И делать тут больше нечего! — подтвердил Новожил.
— Ну вот что, граждане старики. Думаю, что вы извлекли урок. Отпускаю всех по домам, но предупреждаю впредь!
— Вот те раз!
— Выходит, мы же и виноваты?
— В чем гвоздь вопроса на данном этапе, товарищи? В том, что враги пролетарского дела мешают нам всякими мерами. Вот взять хотя бы и вашу данную местность. Я как член чрезвычайной тройки предлагаю осудить бывшего благочинного и бывшего помещика Прозорова.
— Товарищ Ерохин, это чево севодни у нас, собранье аль сход?
— Митинга.
— Слушай, коли говорят.
— А ежели усташинцы налетят?
— Да неужто усташинцев испугаемся? С такими-то командерами…
— Тише, товарищи! — Микулин остановил возгласы.
Ерохин продолжал:
— Товарищи! Благодаря наличию бывшего помещика и бывшего благочинного в вашей волости усиливается деятельность по вредительству в мероприятиях Советской власти! Мы не можем и не должны терпеть данную обстановку, необходимо ликвидировать последние очаги буржуазной опасности.
— А чего оне сделали?
— Один еле жив, а другой — кому он мешает?
— А чего жалеть-то его? Хватит, побарствовал! — крикнул Гривенник.
— Ти-хо! Слушаем.
— Вы спрашиваете, что они сделали, — продолжал Ерохин. — Так я вам скажу, что они сделали! Гражданин Сулоев, товарищи, постоянно сеет вокруг себя религиозный дурман. Это он забивает верующим нестойкие головы. Мы не потерпим в своих рядах чуждую пропаганду.
Толпа опять зашевелилась, бабы завздыхали, послышались новые голоса:
— Здря!
— Сколько годов нужен был, теперь не нужен.
— Да и церква-то на замке!
Второй член тройки, Меерсон, поднял руку:
— Предлагаю, товарищи, через губисполком ходатайствовать перед ВЦИК о выселении бывшего благочинного Сулоева… — Он достал из сумки заготовленную бумагу. Никто не перебил его, все сразу притихли. Только сзади толпы сдержанно отбояривалась от ребят какая-то девка да в воздухе на лету свистели стрижи. Меерсон развернул бумагу:
— Принимая во внимание, что бывший благочинный Ириней Сулоев ведет злостную религиозную пропаганду, к мероприятиям Соввласти относится отрицательно, ходатайствовать через губисполком перед ВЦИК о его выселении с данной местности. Принимая во внимание, что гражданин Прозоров В. С. в прошлом дворянин, лишен избирательных прав, до революции имел крупную дачу леса, к мероприятиям относится враждебно, проживает на нетрудовые доходы, по наведенным справкам, в прошлом никаких революционных заслуг за ним не имеется, просить ВЦИК о лишении его земли и имущества и выселении за пределы губернии.
Бабий шепот прошелестел по толпе. Мало кто слышал приглушенное короткое рыданье в девичьем ряду. Девки подхватили Тоню и увели, а к Ерохину проворно подскочил дед Никита.
— И не стыдно тебе? Тьфу, прости меня, господи!
— Как фамилия? — Скачков наклонился к Микулину.
— Фамиль-та? — дедко Никита подскочил ближе. — Да моя-то Рогов, а твоя как?
Маленький дед Никита, выставив белую бороду, наступал теперь на Скачкова, и тот пятился от него. Этот старик в синей рубахе то семенил на своего неприятеля, то опять поворачивался к народу, тряс кулачишком.
Вера в слезах выбежала из толпы.
— Дедушко, дедушко…
Она отгородила его, стараясь увести подальше, но Ерохин с Микулиным уже уходили, быстро шагали в сторону исполкома. Скачков оглянулся на расходившегося деда Никиту.
— Этого бы надо… А, Яков Наумыч? Что делает!
