Николас Спаркс - Чудо любви
Джереми кивнул, заметив беспокойство на лице мэра:
– Да, конечно. Все было замечательно.
Впервые за все время их знакомства мэр Геркин, казалось, был в каком-то замешательстве и как будто не знал, что сказать. Молчание становилось все более неловким, и мэр принялся старательно заправлять свой шарф внутрь куртки.
– Ну а я вот заехал, чтобы сказать вам, что жители нашего города просто в восторге от знакомства с вами. Вы произвели на всех неизгладимое впечатление.
– А скажите, пожалуйста, на что вы надеялись, когда решили прибегнуть к этой уловке? – спросил Джереми, сунув руки в карманы.
Геркин вздохнул:
– Что вы имеете в виду? То, что я включил кладбище в программу экскурсии?
– Нет. То, что разгадка содержалась в дневнике вашего отца, а вы скрыли от меня это.
Лицо мэра Геркина стало унылым.
– Да, вы правы, – сказал он после некоторого раздумья и, поколебавшись, продолжил: – Мой отец действительно нашел отгадку, и на самом деле было бы странно, если б ему это не удалось. – Мэр посмотрел Джереми прямо в глаза. – А вы знаете, почему он так интересовался историей нашего города?
Джереми отрицательно покачал головой.
– Во время Второй мировой войны мой отец служил с человеком по имени Ллойд Шаумберг. Он был лейтенантом, а мой отец – солдатом. В наши дни мало кто осознает, что в то время на войне большинство людей были самые обычные, гражданские – кто пекарь, кто мясник, кто механик… А вот Шаумберг был историком. По крайней мере так называл его мой отец, а вообще он был просто школьным учителем истории из Делавэра. По словам отца, другого такого офицера не было во всей армии. Он рассказывал солдатам увлекательные истории о прошлом, и, как говорил отец, тогда им становилось не так страшно на войне. Когда они воевали в Италии, их взвод попал в окружение, и Шаумберг приказал всем отступать, сказав, что попытается их прикрыть. «У меня нет выбора», – сказал он. Он оставался на верную гибель, но таков уж был лейтенант Шаумберг – он решил принести себя в жертву… В общем, Шаумберг погиб, а мой отец остался жив, и, вернувшись домой с войны, он сказал, что станет историком – в память о погибшем друге.
Когда Геркин замолчал, Джереми с любопытством посмотрел на него:
– Зачем вы мне все это рассказываете?
– Видите ли, – ответил мэр, – я думаю, у меня тоже не было выбора. Каждому городу нужно, чтобы в нем было что-то особенное. В Нью-Йорке, например, есть Бродвей и Уолл-стрит, Эмпайр-стейт-билдинг и Статуя Свободы. А в нашем городе ничего подобного нет, и как-то раз, оглядевшись вокруг, я понял, что у нас вообще ничего не осталось, кроме одной старой легенды. Но конечно, легенда – это лишь реликт прошлого, а городу нужно нечто большее, чтобы выжить. Вот я и пытался что-то предпринять, чтобы спасти город.
Джереми отвел взгляд, подумав о заколоченных магазинах, которые он видел здесь в день приезда, и ему вспомнились слова Лекси о том, что у них закрылись ткацкая фабрика и фосфорный рудник.
– Так вы приехали ко мне, чтобы изложить свой взгляд на эту историю?
– Нет, – ответил Геркин. – Я приехал, чтобы сказать: это лично моя затея. Никто здесь ни при чем – ни городской совет, ни кто бы то ни было. Возможно, я поступил неправильно, и, наверное, кто-то меня осудит. Но я сделал это исключительно ради блага людей, которые живут в моем городе. И я прошу вас только об одном: помните, что никто, кроме меня, ничего не знал. И если вы захотите меня разоблачить – я готов к этому, можете принести меня в жертву. А мой отец… что ж, думаю, он бы меня понял.
Не дожидаясь ответа, Геркин развернулся и пошел прочь, и вскоре его автомобиль скрылся в тумане.
Небо, затянутое облаками, начинало немного светлеть. Джереми помогал Элвину укладывать в багажник оборудование, когда появилась Лекси.
Вид у нее был такой же невозмутимый и неприступный, как и в тот день, когда он увидел ее впервые. Несмотря на то что их взгляды встретились, невозможно было понять, что таилось в глубине ее сиреневых глаз. В руке она держала дневник Оуэна Теркина. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, словно оба не знали, что сказать.
Элвин, стоявший возле открытого багажника, решил нарушить молчание.
– Доброе утро, – сказал он.
Лекси натянуто улыбнулась:
– Привет, Элвин.
– Я вижу, вы ранняя пташка.
Лекси пожала плечами и снова перевела взгляд на Джереми. Элвин посмотрел на них обоих и кивнул в сторону бунгало.
– Пойду, пожалуй, проверю, не забыл ли я чего в комнате, – сказал он, хотя на него никто и не думал обращать внимание.
Когда он ушел, Джереми набрал в легкие воздуха и повернулся к Лекси:
– Я не ожидал, что ты заедешь.
– Честно говоря, я сама не знала, стоит это делать или нет.
– Я рад, что ты это сделала, – сказал он. Серый тусклый свет напомнил ему об их прогулке на побережье, и сердце у него защемило от осознания того, как сильно он ее любил. Ему хотелось подойти к ней поближе, но ее холодность останавливала его.
– Я вижу, вы уже собрались и готовы ехать, – сказала Лекси, кивнув в сторону машины.
– Да, мы сложили вещи.
– Кстати, вам удалось вчера снять огни?
Джереми ничего не ответил, раздосадованный тем, что их разговор сводился к обмену банальными фразами.
– Ты приехала сюда, чтобы спросить, собрал ли я вещи и удалось ли нам снять вчера огни?
– Нет, конечно, нет, – ответила она.
– Тогда зачем?
– Чтобы извиниться за то, что я наговорила вчера в библиотеке. Мне очень жаль, что так получилось.
Губы Джереми тронула слабая улыбка.
– Это я должен извиниться, – сказал он.
– Да, еще я хотела передать тебе вот это. – Лекси показала ему дневник. – Я подумала, может, он тебе понадобится.
– А я думал, ты не хочешь, чтобы я его использовал.
– Естественно, не хочу.
– Тогда зачем ты мне его привезла?
– Я не хочу, чтобы ты думал, что тебя у нас обманывали. Никакого коварного замысла не было, уверяю тебя…
– Знаю, – прервал ее Джереми. – Ко мне сегодня заезжал мэр, мы с ним поговорили.
Лекси кивнула и на несколько секунд опустила глаза. Когда она снова взглянула на Джереми, ему показалось, будто она собиралась что-то сказать, но передумала. Некоторое время они оба молчали.
– Ну что ж, – сказала наконец она, сунув руки в карманы пальто. – Не буду больше тебя задерживать, тебе, наверное, пора ехать. Да и не люблю я долгих прощаний.
– Так, значит, это прощание? – пристально глядя на нее, спросил Джереми.
В глазах Лекси промелькнула грусть, и она склонила голову набок:
– А разве может быть иначе?
– Выходит, все кончено? Ты приехала, чтобы сказать мне об этом? – Он быстро провел рукой по волосам и нахмурился. – Значит, ты все уже решила за меня?
