Элизабет Гилберт - Последний романтик
– Меня зовут Дэн, – сказал он. – Я каждый год приезжаю на Мерлефест из Мичигана и всегда стараюсь найти Юстаса. Мне нравится, как он рассказывает о своей жизни. Нравится, но я ему завидую. Бог свидетель, я и сам переехал бы в леса хоть сейчас, если бы мог. Но не могу. У меня пятеро детей, все учатся, всем надо помогать. Есть хорошая работа в компании «Сара Ли»,[71] но надо платить алименты, и я просто не представляю, как отказаться от страховки, финансовой стабильности и зажить, как Юстас. Но Бог знает, как бы мне этого хотелось! Думаю об этом каждый год, когда приезжаю сюда, – каждый раз, когда его вижу. Есть в нем что-то такое, да? И посмотри, какое у него идеальное здоровье! А всё благодаря этой естественной жизни… Не то что мы.
Произнеся последние слова, Дэн немного смущенно улыбнулся и похлопал себя по пивному брюшку.
– Юстас всегда твердит: вы тоже можете, вы тоже можете, – продолжил он. – Но я одного не понимаю – того, как. Мы только что построили большой дом. В нем так много барахла, и я даже не знаю, откуда оно взялось. Клянусь Богом, не знаю я, как мы умудрились накопить столько вещей. Бывает, смотрю на свой дом, и мне хочется спалить его дотла, бросить всё, начать в другом месте с нуля. Вести простую жизнь в лесу вдали от всего этого. Ты хоть понимаешь, о чем я говорю? У тебя когда-нибудь возникает такое желание? Хочется иногда взять и исчезнуть с лица Земли?
– О да, – ответила я. – Всем нам иногда этого хочется.
– Но не Юстасу, готов поспорить.
– Не будь так уверен, Дэн.
Всё это я привожу для того, чтобы сказать: к сорока годам Юстасу ничего не остается, как признать, что он так и не добился перемен в окружающем мире, которые надеялся увидеть в двадцать. (Не просто надеялся – был абсолютно убежден, что так оно и будет.) Толпы воодушевленных граждан, готовые последовать за ним в леса, так и не материализовались, хотя в двадцать лет он был уверен в обратном. Мир остался таким же, если не стал хуже.
Оглядываясь на два десятилетия назад, Юстас говорит: «Я искренне верил, что в силах всё изменить. Я думал так: просто дайте мне Америку, а дальше я уж справлюсь! Мне казалось, что нужно лишь быть уверенным в своих силах и упорно работать; я знал, что по этой части мне нет равных. Я, конечно, не надеялся, что вся страна вернется к более естественному образу жизни, нет. Но думал, что, может быть, хотя бы от шестидесяти до ста людей в год будут приезжать на Черепаший остров, а потом передавать то, чему научились, своему окружению – и так постепенно мое послание распространится, как круги по воде, и мое влияние разрастется. Но теперь я понимаю, как трудно что-то изменить в этой стране, если ты не президент и не сенатор и у тебя нет никаких ресурсов, кроме собственных сил. Разве может один человек что-то изменить? Это невозможно, нереалистично, а главное, очень утомительно».
Одержимость американцев строительством продолжается, и это происходит всё быстрее и разрушительнее. Юстас рад, что экологическая ответственность, которая некогда считалась чем-то вроде радикального чудачества, стала «модной фишкой». И всё же он уверен, что мимолетное увлечение сортировкой мусора не сможет компенсировать всепожирающую волну промышленных разрушений, перенаселения и ненасытного потребления, характеризующих нашу культуру. Возможно, через сто лет Черепаший остров станет именно таким, каким Юстас некогда его представлял, «маленькой чашей в Земле, нетронутым кусочком природы в окружении асфальта и дорог. Люди будут карабкаться на горы вокруг Черепашьего острова, смотреть вниз, видеть зеленый, чистый островок и думать: раньше так выглядел весь мир».
Возможно, он прав. Возможно, сохраняя маленький кусочек аппалачского леса, Юстас делает то же самое, что делали средневековые монахи, переписывая старинные тексты. В темные времена, когда знания не ценятся, он упорно сохраняет нечто маленькое и драгоценное в надежде, что более просвещенные будущие поколения примут его труды с благодарностью. Может, в этом и заключается его предназначение?
Раньше Юстасу говорили: «Стоит заставить задуматься всего одного человека, и ты сможешь повлиять на весь мир!» Но Юстаса это никогда не устраивало. Он намеревался изменить судьбы человечества и никогда бы не стал довольствоваться тем, что изменил одного человека или двух. Иногда он встречает такого человека, который говорит: «О, вы Юстас Конвей! Я вас помню! Вы выступали в моей школе пятнадцать лет назад! Вы просто потрясающий человек! Вы изменили всю мою жизнь!»
Юстас оживляется, но лишь до того момента, как человек не поясняет: «О да, с тех пор, как я услышал вашу речь, я всегда заворачиваю кран, когда чищу зубы. Экономлю ресурсы!»
Такие слова вызывают у Юстаса только одну реакцию – смех, и он смеется, прикрыв лицо рукой и качая головой. «Ты не пойми меня неправильно, – говорит он мне. – Мне очень хочется сказать этим ребятам: эй, это же просто здорово, что вы закрываете воду, когда чистите зубы. Действительно хочется. Это отличный способ сберечь ресурсы, я очень за вас рад. Но знаете, я почему-то рассчитывал на большее».
Отказался Юстас и от своего наивного убеждения, что жить в лесу можно научить абсолютно любого человека. В молодости Юстас никогда даже не подумал бы отказать претенденту в ученики. Он верил, что в стране нет таких людей, которые не могли бы освоить более естественный образ жизни после небольшой подготовки. Но теперь он стал более осторожным и разборчивым. Ни бывших заключенных, ни вчерашних наркоманов, ни сбежавших из дому озлобленных тинейджеров больше не ждут на Черепашьем острове с распростертыми объятиями – слишком уж много беспорядка вносят эти люди в систему.
Юстас также посчитал полезным сделать программу обучения более структурированной. Раньше это была свободная программа, менявшаяся от ученика к ученику, от года к году, и все обязательства скреплялись одним лишь рукопожатием. По сути, все, что нужно было сделать, чтобы стать учеником, – приехать на Черепаший остров и проявить интерес. Юстас тут же записывал желающих в программу, взяв с них лишь обещание упорно трудиться и сохранять позитивный настрой. Но в последнее время все ученики Юстаса проходят довольно суровый отсев: они должны прислать резюме, предоставить рекомендации, рассказать о себе и написать эссе. Кроме того – во избежание деморализующего рабочую силу эффекта, который я называю «ударом пыльным мешком из-за угла имени Юстаса Конвея», – Юстас теперь раздает каждому новичку следующую памятку (она называется «Re: Отношения с Юстасом»):
«Пожалуйста, не надейтесь, что вам удастся подружиться с Юстасом. Не будьте разочарованы, если он так и останется для вас всего лишь боссом, лидером и старшим товарищем. Людей привлекает его теплая и щедрая натура, и им часто хочется узнать его поближе, намного ближе, чем положено, ближе, чем Юстас готов их подпустить. Ученики испытывают разочарование, когда им кажется, что они мало общаются с Юстасом. Но Юстас готов уделить вам время лишь настолько, насколько позволяют взаимно оговоренные отношения. Это строго определенный тип отношений между лидером и учениками, которые прибыли сюда, чтобы изучить нужды нашей фермы и образовательного центра, виды работ и методы».
