Гарольд Роббинс - Охотники за удачей
— А не слишком ли много ты сваливаешь на коммунистов?
Ирвинг улыбнулся:
— Может быть. Но коммунисты действительно имеют в профсоюзах вес. Скоро будут выборы в комитеты, и если мы не подсуетимся, нас просто вытеснят. Если это случится, иметь с ними дело будет гораздо труднее.
— Ну и что ты предлагаешь — выбирать между вами и коммунистами? А что сами члены профсоюза об этом думают?
— Большинство из них — сопляки, — констатировал Ирвинг. — Все, что их интересует — это жалованье и тот, кто больше пообещает.
Он достал пачку сигарет и добавил:
— Сейчас им все больше нравятся коммунисты.
Ирвинг закурил. Когда он убирал золотую зажигалку в карман, полы его пиджака распахнулись, и Дэвид заметил черную рукоятку пистолета.
Золотые зажигалки и пистолеты, и двое парней из Ист-Сайда стоят теплой весенней ночью под калифорнийскими звездами и толкуют о деньгах, власти и коммунистах… Ему стало интересно, что с этого имеет Ирвинг, но он понимал, что об этом не спрашивают. Некоторые вещи его не касаются.
— Что я должен делать?
Ирвинг выбросил сигарету.
— Комми требуют прибавки в двадцать пять центов в час и тридцати пятичасовую рабочую неделю. Мы согласимся на прибавку в пять центов немедленно, еще пять на следующий год и рабочую неделю в тридцать семь с половиной часов. Дэн Пирс говорит, что у него нет полномочий принимать решения, а с Кордом связаться не может. Я жду уже три месяца. Больше ждать не могу. Если вы будете упорствовать, начнется забастовка. Потеряем и мы, и вы. Но вы — больше. Компания окажется на свалке. Выиграют по-настоящему только коммунисты.
Дэвид колебался. У него было не больше полномочий, чем у Дэна. Однако ждать появления Джонаса тоже нельзя. Понравится это Корду, или нет, но пойти на попятный он не сможет.
— Договорились, — вздохнул Дэвид.
Зубы Ирвинга блеснули в улыбке. Он слегка толкнул Дэвида в плечо.
— Молодец! Я знал, что тебя долго уговаривать не придется. Завтра утром комитет встречается с Дэном Пирсом. Пусть сделают официальное объявление.
Он повернулся к Розе:
— Извините, что ворвался на ваш вечер, док. Но я был рад снова вас видеть.
— Я тоже, мистер Шварц.
Они стояли, глядя, как Ирвинг идет к своему кадиллаку. Включив двигатель, он крикнул:
— Эй, знаете что?
— Что? — спросил Дэвид.
— Как сказала бы твоя мама, вы — красивая пара!
Когда он уехал, Дэвид взглянул на Розу. Ему показалось, что она чуть порозовела. Он взял ее под руку.
— Моя машина на той стороне улицы.
Она молчала почти всю дорогу до больницы.
— Вас что-то беспокоит, док?
— Ну вот, теперь и вы! — сказала она. — Все зовут меня «док». Мне больше нравилось, когда вы называли меня Розой.
Он улыбнулся.
— О чем вы думаете, Роза?
— Мы дошли до Америки, спасаясь от них.
— От них? — переспросил Дэвид.
— Как в Германии, — коротко сказала она. — Нацисты. Гангстеры. У них много общего. Они говорят одно и то же. «Либо мы, либо коммунисты. А с нами легче иметь дело». — Она взглянула на него. — А что можно сказать, когда оказывается, что они лишили тебя всего? С помощью этой уловки они завладели Германией. Спасали ее от коммунистов.
— Вы хотите сказать, что мой друг Ирвинг Шварц — нацист?
— Нет, ваш друг не нацист, — серьезно ответила она, — но им движет та же безумная жажда власти. Ваш друг — очень опасный человек. Вы знаете, что он носит пистолет?
— Да, я заметил.
— Интересно, что он сделал бы, если бы вы ему отказали?
— Ничего. Иглонос ничего плохого мне не сделал бы.
Она снова вскинула на него свои серые глаза.
— Нет, я не имею в виду пистолет, — быстро пояснила она. — Против вас у него есть другое оружие. Он может разорить вас. Но раз человек носит пистолет, значит он намерен рано или поздно воспользоваться им.
Дэвид остановил машину перед больницей.
— А что я мог сделать? Отказаться уступить Шварцу и позволить, чтобы все, что я делал все эти годы, пошло прахом? Подставить тех, кто вложил свои деньги и надежды в нашу компанию? Выгнать служащих на улицу? Так я должен был поступить? Это я виноват в том, что моим работникам не хватило мозгов выбрать достойных представителей и честный профсоюз?
Сам того не замечая, он повысил голос.
Вдруг она положила свою руку на его пальцы, сжимавшие руль.
— Нет, что вы. Вы не виноваты. Вы поступили так, как считали правильным.
Швейцар спустился по многочисленным ступенькам и открыл дверцу машины.
— Добрый вечер, доктор Штрассмер.
— Добрый вечер, Портер, — ответила она и спросила Дэвида: — Хотите посмотреть, где я работаю?
— Не хотел бы мешать вам. Я готов подождать вас здесь, если вы это предпочтете.
Она пожала ему руку и улыбнулась:
— Идемте, прошу вас. Я буду очень рада. Тогда я, во всяком случае, буду знать, что вы не сердитесь на меня за то, что я сунула нос в ваши дела.
Он рассмеялся, и Роза, не выпуская его руки, повела вверх по ступенькам.
* * *Он стоял на пороге и наблюдал, как она осторожно приподняла повязку с лица девочки, а потом молча протянула руку, и медсестра вложила туда тампон из баночки.
— Сейчас будет немножко больно, Мэри, — сказала Роза, — но ты не будешь двигаться и говорить, правда?
Девочка кивнула.
— Вот и хорошо. А теперь — не двигайся, — тихо и мягко произнесла Роза и быстро провела тампоном по краю губы девочки.
Дэвид увидел, что глаза ребенка моментально наполнились слезами. Ему показалось, что девочка вот-вот дернет головой, но она сдержалась.
— Вот и все, — мягко сказала Роза, отдавая медсестре тампон. — Ты очень смелая девочка. Завтра утром мы снимем повязку, и ты сможешь вернуться домой.
Девочка взяла с тумбочки блокнот и карандаш, что-то быстро написала и протянула Розе. Та прочла и улыбнулась.
— Завтра, когда снимем повязку.
Когда они шли по коридору, Роза предложила:
— Ну что ж, теперь мы можем вернуться к вашей маме.
Пока они ждали лифт, Дэвид сказал:
— Очень милая девочка.
— Да.
— А что с ней?
— Заячья губа. С рождения. Теперь она стала такой же, как все, — в ее голосе появились нотки гордости, — и никто не будет глазеть на нее и смеяться, когда она заговорит.
Двери открылись, и они вошли в лифт. Дэвид нажал на кнопку, и двери плавно закрылись. Он заметил, что Роза все еще держит в руке записку девочки. Он взял листок. Детским почерком было выведено: «Когда я смогу говорить?»
Он взглянул на Розу.
— Вам, наверное, приятно.
