Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы
Кто-то колотил в мою дверь. Я отодвинул засов: какое-то существо, отпихнув меня, ринулось в комнату и рухнуло у моей кровати. Я схватился за нож, с которым не расставался последние дни, – я решил, что меня атакует один из монстров доктора Кляйна.
– Уиллард, – услышал я слабый незнакомый голос. – Уиллард!
Я зажег лампу и нагнулся над телом ночного гостя.
Да, сомнений быть не могло: то был доктор Кляйн. Скорчившись, он лежал на полу, весь в грязи и крови. Я заметил несколько рваных ран, одна из них – на горле – пузырилась багровым. Воздух рвался наружу с присвистом.
Из последних сил доктор Кляйн прошептал:
– Они вырвались наружу, Уиллард… я слишком полагался на этих горилл… они вышли из повиновения…
На мгновение у меня появилась надежда, что я смогу перевязать и спасти доктора Кляйна. Каким бы чудовищем ни был Курт Кляйн, он все-таки был белым человеком посреди враждебного африканского мира – и мой долг был помочь ему.
– Я помогу вам, – сказал я.
– Не тратьте время, – прошептал Кляйн, – убейте их всех!
Кровь хлынула у него изо рта. Доктор Кляйн последний раз дернулся и замер.
Я выбежал на крыльцо. Лаборатория была охвачена огнем. В ярком свете пожара толпа негров шныряла по лагерю туда-сюда. Вначале я подумал, что они бегут к реке за водой, но потом понял, что дикари слишком неразвиты для такой организованной деятельности: они бегали без всякой цели, визжа и завывая.
Внезапно один из них приблизился ко мне. В свете пожара он казался огромным, каким был в минуты своего триумфа доктор Кляйн.
– Доктор Кляйн? – спросил меня негр. – Она мертвая?
Я кивнул – и неистовый крик радости был мне ответом.
Сотни глоток эхом откликнулись из темноты. Через несколько минут мой дом был окружен плотным кольцом черных лоснящихся тел. Мне казалось, все монстры, порожденные больным гением Кляйна, собрались на его поминки.
Я был обречен. Только страх перед Кляйном до поры до времени удерживал эту толпу от расправы. Доктор мертв, и я стану их следующей жертвой.
Внезапно прозрение ударило меня, словно молния. Я вспомнил роман Уэллса, который повторился в моей жизни с такой пугающей буквальностью. Набрав воздух в легкие, я закричал прямо в лицо приближающимся дикарям:
– Доктор Кляйн не умер! Он переменил свой образ, переменил свое тело! Некоторое время вы не увидите его. Он там, – закричал я, указывая на черное ночное небо, освещенное сполохами пожара, – и оттуда смотрит на вас. Вы не можете его видеть, но он видит вас! Бойтесь его, потому что ужасен его гнев, страшна его ярость!
Толпа замерла. Не знаю, поняли ли они мои слова или на дикарей произвела впечатление моя решимость, но спустя несколько минут я стоял на крыльце один.
Старина Герберт Уэллс, прошептал я, мог ли ты надеяться, что твоя книга спасет кому-нибудь жизнь?
Не буду рассказывать, как я выбрался оттуда. Еле живой, оборванный и истощенный, я снова очутился в Бамбола-Брагамансу.
Признаюсь, в то время я был не совсем здоров. Меня посещали мысли, которые сегодня я сам назвал бы бредовыми. Так, я переживал, что, по местному обычаю, не подпалил усы убитым мною зверолюдям, и мне казалось, что они преследуют меня.
За это время директор забыл обо мне – а может, просто не узнал. Я, в свою очередь, теперь все видел в ином свете. Директор напоминал свинью, его подчиненные – крыс. Конечно, я понимал, что меня окружают обычные люди, – но в каждом прозревал черты того или иного зверя. Вышибала казался мне гориллой, девицы в баре – мартышками или гиенами. Однажды в проулке мне показалось, будто я снова встретил женщину-пантеру, – бросился к ней, но то была лишь бледная тень, не гордая пума, а ободранная кошка.
Самое смешное, что никто из них не знал о своей подлинной животной природе. У меня не было особого желания их просвещать, но я с трудом удерживался, чтобы не расхохотаться при виде их глупо-самоуверенных лиц.
Я бродил по улицам Бамбола-Брагамансу под солнцем, красным как рана, и в ожидании парохода в Европу горько усмехался, глядя на этих почтенных людей. Допускаю, что я вел себя непозволительно, но в те дни моя температура редко бывала нормальной…
(Выписка из истории болезни, уверенный мужской почерк, мелованная бумага с гербом лечебницы Хелтфул-Хаус, Северная Каролина)
Больной, мистер Джозеф Уиллард, был направлен к нам в январе 1930 года по просьбе его невесты мисс Люси Треф. Диагностирован тяжелый бред, вероятно, вызванный последствием малярии и регулярным курением гашиша, к которому больной, по его словам, пристрастился в Африке. В преследующих его видениях легко обнаружить фрагменты прочитанных книг, полностью подменивших реальные воспоминания пациента.
Консилиум психиатров диагностировал Dementia Praecox и прописал пациенту покой и теплые ванны. В случае отсутствия положительной динамики было предложено провести иссечение лобных долей мозга.
По просьбе доктора Херберта, заинтересовавшегося некоторыми подробностями навязчивого бреда мистера Уилларда, мы навели необходимые справки о докторе Кляйне. Профессор Курц из Обществе кайзера Вильгельма по развитию науки сообщил, что никому в Германии ничего не известно о докторе Курте Кляйне. Возможно, предположил он, речь идет о самозваном полковнике Кляйне, одном из участников подавления африканского восстания готтентотов 1904 года. Как и многие немецкие поселенцы, мистер Кляйн отважно сражался, защищая немецких колонистов от озверевших туземцев и, вероятно, поэтому посчитал возможным присвоить себе звание полковника. Подтвердилось знакомство мистера Кляйна с проф. Фрицем Габером, одним из ведущих немецких химиков. Впрочем, неизвестно, работал ли мистер Кляйн в группе, созданной проф. Габером во время войны для разработки отравляющих газов.
Так или иначе, в начале 1920-х годов следы «полковника» Кляйна теряются, и проф. Курц не исключает, что тот в самом деле мог вернуться в Африку. Возможно, он действительно жил на заброшенной станции, о которой рассказывает мистер Уиллард.
Окончательный ответ на вопрос о судьбе мистера Кляйна могли бы дать туземцы, которых не представляется возможным разыскать. Впрочем, даже найди мы этих дикарей, толку от них было бы немного: как известно, африканские негры не способны долго сохранять в памяти события собственной жизни и тем более рассказывать о них другим. В этом смысле они немногим отличаются от животных – на сей предмет мы вынуждены согласиться с мистером Уиллардом.
(Следующие листы заполнены крупными, почти печатными буквами)
