Елена Колина - Сага о бедных Гольдманах
Лиза обернулась и попыталась разглядеть Олега в толпе встречающих. Нереально. И его самого уже не видно за спинами людей, а тем более того, с кем он в этой толпе. Ее вдруг ударило. Аня!..
Тогда, семнадцать лет назад, беременная Лиза в один день обрубила все: и Олега выгнала, и Ане позвонила. Железным голосом сказала: «Ты мне больше никогда не звони. Ты для меня не существуешь. Все». Больше Лиза ничего о них не знала. Не знала и знать не хотела. Первое время гадала, вместе ли они, а потом и вовсе запретила себе о них вспоминать. Помнить об Олеге было все равно что предать беспомощную Ксению, пятьдесят один сантиметр, три килограмма четыреста граммов. Лиза забыла, как будто Олег и на свет никогда не рождался.
Неужели Аня его жена? В этом-то Лиза должна убедиться. Имеет право. Лиза повернулась и вошла обратно в зал. Встала в сторонке, поднялась на цыпочки. Да вот же она! Постарела, с удовольствием отметила Лиза, лицо огрубело. Ну, если честно, красивая, яркая, как всегда была, только лицо чуть опухшее, щеки немного отвисли... И прическа какая-то странная: волосы с немодным красноватым отливом подняты в высокий хвост, как будто ей все еще двадцать, а у самой второй подбородок намечается. А главное, поправилась, не уродливо толстая, конечно, как в детстве, но и не такая худенькая, как Лиза. Так себе, полноватая тетка в кожаном плаще, очень дорогом, но совершенно бабском. Правда, таких пышногубых ярких брюнеток полнота не очень портит. Сама Лиза в короткой куртке и узких черных джинсах со спины казалась подростком. А это... неужели? Додик, Дина... Не старики, конечно, хорошо сохранившиеся пожилые люди, но... Сколько же им лет, около шестидесяти? Почему-то казалось, что Додик с Диной стареть не должны. Боже мой, сколько времени прошло, целая жизнь! Все, она достаточно увидела. Можно ехать домой.
– Я тут подружку из лагеря встретила, сто лет ее не видела, можно я с ней поеду? – верещала Ксения. – Ты не обидишься? Ты же любишь одна ездить!
Лиза кивнула.
Она часто оставляла машину на стоянке в аэропорту. Если ее встречали, Лиза прибывала домой в плохом настроении – слишком резким оказывался переход в повседневную жизнь. К состоянию своему Лиза относилась внимательно, как к капризному прибору, зная, что из неважного настроения может вырасти долгий «плохой» период. Лучше побыть в машине одной, постепенно возвращаясь мыслями из поездки. И сейчас купленный всего полгода назад синий джип «судзуки-витара» пришелся особенно кстати. «У Ани Олег, а у меня джип! И я, между прочим, на него сама заработала, в отличие от большинства дамочек», – подумала она и улыбнулась своим детским мыслям.
Лиза вслух разговаривала сама с собой короткими, рублеными фразами. Это случалось с ней нечасто, только если уж очень волновалась. Так, звуком собственного голоса, она себя успокаивала.
«Олег такой же красивый? Стал с возрастом лучше? Хуже? Не поняла. Поняла только, что это он. Может, он теперь лысый, кривой, хромой. Не видела. Странно. Все сразу. Встреча с родителями, с Ольгой. Жизнь теперь бежит так быстро. Не то что раньше. Когда была девочкой, жизнь казалась бесконечно медленной. А теперь все быстро. Мгновенно. Неделя пробегает так, что не успеваешь подумать. Месяц, год. Это потому, что стала такая жизнь. И у меня свое дело. Журнал. Или потому, что сорок лет. Тоже может быть. А с другой стороны, странно, что раньше не встретились. Ни с кем. Ни с ним, ни с Аней. Черт с вами со всеми. Аня выглядит старше, чем я... Потому что толстая. Толстая женщина всегда кажется старше. Правильно, что я исправила зубы. Раньше зубы торчали вперед. Как у кролика. Всю жизнь переживала, улыбалась в ладошку. Как только появились деньги, поставила себе брэкет. Примета новой жизни и новой себя. Все смеялись: взрослая тетка ходит с проволокой для детей. Зато теперь зубы почти прямые. Олег, наверное, заметил... Эта чужая сорокалетняя тетка – Аня. Аня не сделала мне ничего плохого. Ни о чем не знала. Конечно!.. Ее любили. Оберегали. Как всегда. Со мной только спать, а с ней ходить в театр. Мне ни одного ласкового слова, а Ане фата и свадебный букет... Кому вершки, а кому корешки...» – Лиза представила себя простодушным медведем, а Аню хитрым бородатым мужиком, засмеялась и въехала в свой двор. И что она так взволновалась, глупо!
Для окончательной дрессировки настроения надо было выполнить еще один ритуал – покурить одной во дворе. За полгода, что Лиза жила здесь, в Толстовском доме, не было дня, чтобы она не останавливалась на минуту, прежде чем войти в подъезд. Если уходила и возвращалась несколько раз за день, то останавливалась каждый раз. Думала всегда одинаково: какая красота и какая она, Лиза, молодец.
Лиза любила подробно вспоминать, как все получилось. Она всегда все сама! Ну, правда, квартиры ей достались от родителей и от мужа, но ведь родители уехали, в общем-то бросили ее с Моней. Игорь умер, тоже в некотором роде оставил ее, и не одну, а с Инной Сергеевной... Можно было бы разменяться с ней, но как ее такую старую оставить одну без обожаемой Ксении!
Лиза посмотрела множество квартир: больших, красивых, в хорошем состоянии и полуразвалившихся – разных. Одна квартира была потрясающая, в объявлении особо было подчеркнуто: «два камина». Лиза еще не вошла в эту квартиру, еще только в машине номер дома сверяла с адресом на помятой бумажке, но уже решила, что будет здесь жить. Адрес был «Дворцовая набережная, дом №...». Два камина, белого и зеленого изразца. Белый камин с золочеными решетками, а зеленый с большими порталами... Лиза вышла на набережную и заплакала. К каминам прилагалось печное отопление. Кто мог подумать, что в наше время может быть печное отопление и не быть горячей воды... Петербург! После каминов как-то все остальное не ложилось на душу, ни на что не могла решиться, настроение испортилось, и азарт прошел. Лиза начала думать, что нет для нее квартиры, как вдруг поняла, что не нужны ей камины из чужой красивой жизни и есть только одно место, где она хочет жить. Она удивлялась: как она не вспомнила о доме своего детства... Улица Троицкая, Толстовский дом. В Лизином детстве там жил дядя Наум с тетей Раей, а совсем давно – Маня с Моней, Лизины молодые родители и родилась она сама.
Когда Лиза вошла во двор Толстовского дома, взглянула на раскачивающиеся от ветра старинные фонари, она поняла, что согласится на любую квартиру. Только бы здесь. Она не сразу вспомнила квартиру родственников, сама не пошла, попросила в агентстве узнать, кто там сейчас обитает. Оказалось, что Гольдманы давно уже съехали, а квартира предлагается к расселению. Сделку совершили очень быстро, и через три месяца Лиза уже вводила плачущего Моню туда, где прошли двадцать лет его жизни.
