Стивен Кинг - После заката
— Она накупила белья, — пожаловался Монетт попутчику, который по-прежнему сидел отвернувшись и прижимался лбом к окну, туманя стекло своим дыханием. У ног лежал потертый рюкзак, накрытый плакатом так, что сверху оказалась сторона с надписью «Я немой!» — Барб мне его продемонстрировала. Оно было спрятано в шкафу комнаты для гостей. Чертов шкаф чуть по швам не трещал! На полках нашлись и бюстье, и топы, и маечки, и бюстгальтеры, и десятки пар шелковых чулок в упаковке, и чуть ли не тысяча кружевных поясов, а еще трусики, трусики, трусики. По словам Барб, Ковбой Боб обожает трусики. Думаю, она с удовольствием развила бы тему, только я и так все понял куда лучше, чем самому хотелось. Помню, ответил: «Разумеется, он обожает трусики! Раз ему шестьдесят, в юности наверняка на первые номера «Плейбоя» дрочил!»
За окном мелькнул указатель Фэрфилда, зеленый, залитый дождем, с мокрой вороной на верхушке.
— Все белье было отменного качества, — продолжал Монетт, — в основном «Виктория сикрет», плюс кое-что из дорогущего бельевого бутика под названием «Искушение». Этот бутик в Бостоне. Прежде я понятия не имел о бельевых бутиках, зато теперь узнал много нового и интересного. В том шкафу хранились сокровища стоимостью несколько тысяч долларов, и это не считая туфель на высоком каблуке, точнее даже на шпильке. Похоже, Барб основательно вжилась в роль секс-бомбы! Надеюсь, наряжаясь в вандербра и эфемерные трусики, она очки снимала! Однако…
Мимо прогрохотал грузовик с полуприцепом, Монетт машинально выключил дальний свет, и водитель грузовика благодарно мигнул габаритными огнями: «Спасибо!» Вот он, дорожный этикет!
— Однако большая часть белья оказалась неношеной. Барб им просто… набивала шкаф. Когда я полюбопытствовал, зачем ей столько кружевного барахла, ничего путного она не объяснила. «Так уж у нас повелось, — ответила Барбара. — Красивое белье стало фетишем, своеобразной прелюдией к сексу». Опять-таки ни стыда, ни бравады я не услышал, Барбара была как во сне и не желала просыпаться. Помню, мы стояли у залежей трусиков, маечек, черт знает чего еще, и я спросил, на что все это куплено. Я ведь ежемесячно проверяю выписки по счетам и приобретений в бостонском бутике «Искушение» не видел. Тогда я и понял, с какой страшной проблемой столкнулся. С растратой.
7— С растратой, — повторил священник, и Монетт принялся гадать, доводилось ли святому отцу слышать это слово.
Судя по всему, да. Ну, по крайней мере о кражах-то он слышал!
— Барбара работала в МУГ-19, — пояснил Монетт. — МУР значит Мэнский учебный городок. Он довольно большой, располагается в Даури, что чуть южнее Портленда. Там находится бар «Ковбои», а неподалеку от него — приснопамятный «Гроув-мотель». Очень удобно: где танцуешь, там и тра… занимаешься любовью. И ехать никуда не надо, если перебрал, а они с Ковбоем Бобом даром времени не теряли: текила для дамы, виски для кавалера, причем не какое-нибудь, а «Джек Дэниэлс». Барбара мне рассказала. Она мне все рассказала!
— Она была учительницей?
— О нет, учителя не имеют доступа к таким деньгам! Будь Барб учительницей, точно бы не растратила более ста двадцати тысяч долларов. Старший инспектор мэнского учебного округа с супругой однажды у нас ужинал, и я, разумеется, видел его на всех пикниках, посвященных окончанию учебного года, которые обычно проводятся в местном кантри-клубе. Его зовут Виктор Маккри, он окончил физкультурный факультет университета Мэна, играл в футбол и стригся под «ежик». Диплом, вероятно, получил благодаря щедрым «удовлетворительно» добрых преподавателей, зато Маккри — душа любой компании и по любому поводу способен рассказать как минимум пятьдесят анекдотов. В его ведении десяток школ от пяти начальных до средней Маски-Хай и огромный годовой бюджет при том, что Виктор два плюс два на калькуляторе складывает! Барб уже целых двенадцать лет служит его личным секретарем. — Монетт сделал паузу. — Чековая книжка находилась у нее.
8Дождь усиливался, еще немного и превратится в ливень. Монетт машинально сбавил скорость до пятидесяти миль, хотя остальные машины легкомысленно проносились мимо, поднимая мини-цунами. Пусть себе несутся! Зато за всю свою карьеру Монетт ни разу не попал в аварию, продавая «Лучшие книги осени» (а еще «Великолепные весенние книги» и «Легкое летнее чтиво», состоявшее в основном из книг по кулинарии, здоровому питанию и клонов «Гарри Поттера»), и собирался продолжать в том же духе.
Попутчик шевельнулся.
— Эй, парень, ты не спишь? — спросил Монетт.
Вопрос бесполезный, хотя вполне естественный.
— Ф-фиит! — отозвался попутчик. Восклицание было совсем не немым, зато кратким, вежливым и, главное, без запаха.
— Примем это за «да», — кивнул Монетт и снова сосредоточился на езде. — Так на чем я остановился?
На белье, вот на чем! Оно стояло перед глазами Монета, затолканное в шкаф, как простыни мальчишки после поллюции. Белье, затем признание в растрате колоссальной суммы, а затем гробовое молчание: он подумал, вдруг по некой сумасшедшей причине (сумасшедшей среди моря полного сумасшествия) Барбара все сочинила, и осторожно поинтересовался, сколько денег осталось на вверенном Маккри счету. «Нисколько», — с тем же сомнамбулическим спокойствием ответила Барб и добавила, что собирается снова воспользоваться чековой книжкой. Мол, в ближайшие дни деньгопровод еще не перекроют. «Хотя растрату все равно обнаружат, — объявила она. — Старине Вику я бы годами пудрила мозги, но на прошлой неделе у нас были аудиторы из Огасты. Задали кучу вопросов, затребовали копии финансовых документов. В общем, огласка теперь только дело времени».
— Я спросил, как можно спустить более ста тысяч долларов на трусики и кружевные пояса, — рассказывал безмолвному попутчику Монетт. — Даже не злился, по крайней мере тогда, скорее испытывал шок и искреннее любопытство. Она по-прежнему без стыда и бравады ответила, что дело не только в поясах: «Мы пристрастились к лотерее. Надеялись таким образом вернуть деньги».
Монетт остановился и рассеянно посмотрел на мечущиеся по стеклу «дворники». А если резко развернуться направо и на всей скорости влететь в бетонную эстакаду? Крамольную мысль Монетт отверг, как впоследствии объяснил священнику, отчасти из-за внушенного в детстве запрета на самоубийство, но в основном из желания еще хоть раз послушать сказочный альбом Джоша Риттера.
К тому же он был не один…
Поэтому вместо того, чтобы оборвать свою жизнь и жизнь глухонемого пассажира, Монетт на прежних пятидесяти километрах в час проехал под эстакадой. На пару секунд лобовое стекло очистилось, а потом у «дворников» опять появилась работа.
