Михаил Белозеров - Река на север
Отвлекли. С пятого этажа бросили сигарету и со вкусом выругались. Оказывается, кричали цикады и в ближайших кустах бунтовала кровь: "К-к-кончаю..." — сообщил кто-то фальцетом. В соседнем переулке, шурша шинами, пронеслась машина.
В темноте липкой ночи, где невидимо дышала привычная река, окруженная влажными лесами и болотами, остывали асфальтовые кварталы города, а бензиновые петли дорог все крепче стягивали его, ближе, в Стритенском переулке, на его липовом повороте, раздались мужские голоса и стук женских каблуков. На фоне редко-блеклых огней Львовской площади, сквозь чернильную зелень, как в густом бульоне, замаячили головы, и невидимый сосед по наблюдению, застегивая штаны, по всем законам тактики, на четвереньках, отползал к стенам детсада.
Из-за колонны выступил человек, и Иванов внутренне перекрестился — недаром он потратил последние полчаса, чтобы незаметно, даже, оказывается, еще для кое-кого, подобраться к дому Изюминки-Ю.
— Свободен, — махнул рукой доктор Е.Во., и человек снова убрался в тень.
Блондинка поднялась из-за стола и стала мыть посуду. Спина у нее оказалась без капли жира — сухая и мускулистая. Трапециевидные мышцы были слишком развиты. "Качается", — решил Иванов и перевел взгляд ниже, на тротуар.
Изюминка-Ю о чем-то спросила доктора Е.Во., спросила резко, словно рассыпала в ночь сухие бертолетовые искры. И снова все на секунду расплылось в теплом ночном воздухе, в котором, казалось, даже дышать было невозможно.
Лицо ее белело в свете уличного фонаря. Ноги смотрелись не менее сексуально, чем грудь у блондинки. Все — от лодыжки до короткой обтягивающей юбки. Бедра — без намека на дефекты, свойственные маленьким женщинам, с единственной пропорцией: одна на миллион, — бедра и продолжение вниз к узким коленям и точеным икрам, — он все помнил и отказался — легко и без сожалений; то, чему давно научился, не давало сбоя и сейчас. Она переступила с ноги на ногу, и он почему-то решил: "Дурак!" Преодоление рефлексий — ассоциировать согласно своей шкале ценностей. Жесткость — форма рационализма. Фыркнул. Ночь проснулась: Изюминка-Ю оглянулась, словно от толчка, охранник сверкнул белками в темноте. Доктор Е.Во. бархатно — в листья — рассмеялся:
— Не откажите в любезности... понять, конечно... охраняем...
Все-таки чуть-чуть — ненастоящий. Ненастоящие усы, ненастоящие щечки. Левый глаз желто-кошачий, поперек разделенный зрачком. Одна говорливость. Кашлянул в кулак вполне официально, словно призывая к вниманию.
— Я вам не верю, — возразила она, и каблук еще раз потрогал мостовую, чтобы издать: "Цок-к...цок..."
— Нет, мы заботимся о безопасности, — серьезно произнес доктор Е.Во. — Ты же не хочешь... не хотите... м-м-м... — заикнулся и сбился: достаточно, чтобы растерять уверенность.
В сущности, так и остался вечным дилетантом, не понимающим ни одной из пословиц о добре и зле, не умеющим вытащить пробку из бутылки, а проталкивающий ее пальцем внутрь — негодяем? Нет, конечно. Один из многих, из нас... — приобщиться к власти и остаться без головы на плечах. Теперь многозначительность казалась ему лучшим выходом из положения.
— Ах, вот как это теперь называется! Увольте, достаточно вашего навязчивого присутствия!
Она была хороша. Любо-дорого смотреть. Даже в темноте щеки розовели от возмущения.
— Запомни, детка, что...
Наградила огненным взглядом. Такой Иванов ее не видел: маленькая бешеная фурия. Запнулся, как ужаленный: "Ох, ох, ох..."
Блондинка пошалила. Высунулась и произнесла:
— Эгешь?..
Доктор Е.Во. задрал голову и проглотил слюну.
— Чего ты балуешься, котик?
— У меня простатит от воздержания, — завороженно пожаловался он луне и небесному ветру.
— Поднимайся, вылечу... — пообещала блондинка.
Топтался гусаком. Ворочал шеей в тугой петле галстука: "Вот бы, вот бы..." Распалялся от похоти и жалости к себе, сучил ногами от: "Иногда у меня не получается..." и смущенно поглядывал на Изюминку-Ю: "Если бы не она, если бы не служба..."
— А почему, собственно, и нет, — произнесла Изюминка-Ю, приободряя: "Ну, давай же..."
Тайное намерение — улизнуть между делом. Иванов сразу все понял.
— Я... — Любовь и плотские желания давно стали для него раздельными, не осознанно, а по наитию, по общепринятому сценарию жизни. — Запиши ее! — приказал он, опомнившись. — Запиши!..
Чинушество взяло верх. Усы возмущенно шевелились, как у таракана. Оскорбленные чувства вечного скопца.
— Слушаюсь, — ответил человек из темноты.
— Я не числюсь в твоей картотеке, — засмеялась блондинка.
— Посмотрим! — заявил он. — Проверим! — в следующее мгновение крикнул он.
— Не трудись, — ответила она и погасила свет.
— Я тебя все равно достану! — подпрыгнул доктор Е.Во.
— Насколько я помню, у нас демократическая страна, — заметила Изюминка-Ю.
Доктор Е.Во. засмеялся и смеялся долго:
— Не так громко, а то кого-нибудь испугаешь.
— Главное, чтоб ты не испугался сам! — с вызовом произнесла Изюминка-Ю и вошла в подъезд.
Господин Е.Во. задохнулся от возмущения — давно с ним никто так не разговаривал.
— Истеричка! — крикнул он ей вслед. — Прокаженная! — И хлопнул дверью. Голос его безнадежно запутался в листве деревьев. Но, возможно, он просто был смелым с женщинами и детьми.
— Так точно... — высунулся из темноты человек.
— Спрячься! — посоветовал доктор Е.Во., — надоел! Стой! На всякий случай запиши обеих.
— Слушаюсь! — покорно ответил человек.
* * *
Обойдя дом, выдавил стекло в подъезде. Хвала хрущевкам с низкими потолками. Пахло мочой, кошками и столетним подвалом. Обрывая мертвую паутину, лез, как домовой, на пиршество. Если бы не доморощенный профессионализм полиции. Старался не думать о том, что и у сыщика тоже могут быть уши.
Дверь с вырванным замком. Провода — отсутствующий звонок. Следы пребывания блюстителей порядка. Не постучав, вошел и услышал с кухни:
— Знать ничего не желаю!
— Детка, нам так не договориться. — Знакомый голос увещевал с профессиональным терпением.
По отеческим ноткам узнал господина полицмейстера.
— Что за шум? — произнес он и вошел.
За столом сидел господин Дурново и пил водку, которую они с Изюминкой дней десять назад, не допив, поставили в холодильник. Аппетитно закусывал половинкой луковицы. Изюминка-Ю стояла, прижавшись к стене.
— А вот и наш герой, — произнес господин Дурново обрадованно и с долей иронии.
— Кто убил Губаря? — спросил Иванов.
— Тот, с кем вы тянете резину, — не моргнув глазом, ответил господин полицмейстер.
Изюминка-Ю со странным выражением на лице подошла к Иванову:
— Я должна тебя предупредить...
— Погоди, — сказал он и вопросительно посмотрел на господина Дурново.
Он всегда прибывал на службу (даже в двенадцатом часу ночи) одетый в безукоризненно аккуратную форму и скрипя новенькой портупеей. Наверное, он любил эту форму. Любил запах скипидара, когда чистил пуговицы или когда их чистил его сын. Наверное, в молодости это привносило в его дом какой-то смысл, но теперь этого смысла не было, он просто жил и выполнял свой долг, как старый флюгер, — поворачиваясь по ветру. Когда-то его можно было разбудить только фразой: "Тревога!", зато теперь он сам пробуждался от звонка будильника, но это было неважно, важным было то, что он кому-то был нужен. Он просто делал свое дело, как и большинство людей, — по инерции.
— Разве я вас когда-нибудь обманывал? — спросил он, глядя на него выцветшими глазами. Когда-то они были серыми, но потом, как и их хозяин, потеряли определенность.
— Догадываюсь, — сказал Иванов, пытаясь придать голосу сарказм.
Господин полицмейстер засмеялся. Засмеялся с явным облегчением:
— Вечно вы со своими интеллигентскими сомнениями...
Луковица в его руке была сочной, как яблоко, он со вкусом хрустел ею.
— Они меня заставили... — сказала она, доверчиво, как и тогда в доме, глядя снизу вверх ему в глаза, и он подумал, что хорошо, если и через двадцать лет она так же будет глядеть на него.
Он взял ее за руку. Господин Дурново скромно отвел глаза и потянулся за рюмкой. Она пожаловалась:
— Они сказали, что Дима имеет контакты с какими-то сектами и готовится поджечь город с четырех сторон.
— Сейчас это неважно, — сказал он. — Важно, кто убил Губаря.
— Они сказали...
— Господин Ли Цой? — спросил он.
— Холодно, — ответил господин полицмейстер, — хотя и не очень.
— Ваш заместитель?
Господин полицмейстер глядел на него с укором.
— Он не так умен. Семья...
— Какая семья? — тупо спросил Иванов.
— Такая... — ответил господин Дурново и многозначительно посмотрел на него.
— Не может быть, — сказал он, — я не верю...
