Джозеф Хеллер - Уловка-22
Аарфи никогда не купался. Все остальные носили плавки — из уважения к сестре Даккит, а также к сестре Крэмер. Сестра Крэмер всегда сопровождала сестру Даккит и Йоссариана на пляж и обычно с высокомерным видом усаживалась поодаль, метрах в десяти от них. Никто, кроме Аарфи, не обращал внимания на голых летчиков, загоравших неподалеку или нырявших с огромного, добела отмытого морем плота, который прыгал на волнах за песчаной косой. Сестра Крэмер сидела в одиночестве: она сердилась на Йоссариана и была разочарована в сестре Даккит.
Сестра Даккит презирала Аарфи, и это было одно из ее достоинств, ценимых Йоссарианом. Иногда в сумерках они лежали на пляже, и в такие минуты ее близость давала ему утешение и успокоение. Он любил ее — безмятежную, мягкую, отзывчивую, любил за преданность, которую она демонстрировала с гордостью. Заморыш Джо тоже жаждал приласкать сестру Даккит, и Йоссариан не раз осаживал его сердитым взглядом. Сестра Даккит кокетничала с Заморышем Джо, желая распалить его посильней, а когда Йоссариан унимал ее, толкнув локтем или кулаком, в ее круглых светло-карих глазах мелькало огорчение.
Пока они играли в карты на полотенце, на белье или одеяле, сестра Даккит, сидя спиной к дюнам, тасовала запасную колоду. А когда не тасовала карты, косилась в карманное зеркальце и подмазывала тушью загнутые рыжеватые ресницы. Иногда она ухитрялась спрятать несколько карт из колоды, и они обнаруживали пропажу только в процессе игры. Когда, раздраженно отшвырнув карты, они колотили ее по рукам и ногам, обзывали разными нехорошими словами и требовали, чтобы она перестала дурачиться, сестра Даккит хохотала во все горло и вся светилась от удовольствия. Заметив, что игроки как-то особенно напряженно задумались, она принималась бессмысленно болтать, а когда они начинали еще сильней бить ее кулаками по рукам и ногам, требуя, чтобы она заткнулась, на щеках сестры Даккит разгорался счастливый румянец. Когда взоры Йоссариана и его приятелей устремлялись на нее, сестра Даккит упивалась подобным вниманием и радостно трясла короткой каштановой челкой.
По вечерам, когда Йоссариана одолевала душевная маята, он брал два одеяла и отправлялся с сестрой Даккит на пляж. Над ними, на холодном, черном, как тушь, небе, светились крохотные ледяные звезды. На призрачной лунной дорожке покачивался плот: казалось, его уносит в открытое море.
Сестра Крамер перестала разговаривать со своей лучшей подругой, сестрой Даккит, из-за ее связи с Йоссарианом. Но она по-прежнему ходила повсюду с сестрой Даккит: ведь та была ее лучшей подругой. Сестра Крэмер не одобряла поведения Йоссариана и его друзей. Когда они вставали и шли купаться вместе с сестрой Даккит, сестра Крамер тоже вставала и шла купаться, сохраняя все ту же десятиметровую дистанцию. И в воде она молчаливо держалась от них на расстоянии десяти метров, презрительно вздернув нос. Если они смеялись и плескались, то и она смеялась и плескалась; если они ныряли — и она ныряла; если они заплывали на песчаную косу и отдыхали там, то сестра Крэмер тоже заплывала на песчаную косу и тоже отдыхала там. Они выходили из воды — она тоже выходила, вытирала плечи полотенцем и усаживалась в сторонке, на свое место, прямая, как доска, и вокруг ее льняных волос сиял радужный солнечный нимб. Сестра Крэмер была готова заговорить с сестрой Даккит, если бы та покаялась и принесла извинения. Но сестра Даккит предпочитала, чтобы все оставалось, как есть. Ей уже давно хотелось дать сестре Крэмер хорошего шлепка, чтобы та заткнулась.
Сестра Даккит находила Йоссариана очаровательным и уже занялась его перевоспитанием. Она любила смотреть на него, когда, уткнувшись лицом в песок, он дремал, обняв ее одной рукой, или когда с мрачным видом наблюдал, как бесконечной чередой катились незлобивые волны, прирученные, точно щенки, резвились у берега, прыгали на песок и затем рысцой убегали обратно. Когда он молчал, сестра Даккит чувствовала себя спокойно. Она знала, что не докучает ему, и, пока он дремал или предавался размышлениям, старательно полировала и красила ногти. Дрожащие струи теплого предвечернего бриза осторожно ворошили песок. Ей нравилось глядеть на его широкую, длинную, мускулистую спину, покрытую безупречной бронзовой кожей.
С сестрой Даккит Йоссариан никогда не чувствовал себя одиноким. Хотя характер у сестры Даккит был достаточно капризный, она умела вовремя и смолчать. Вид обширного и бескрайнего океана преследовал и терзал Йоссариана. В то время как сестра Даккит полировала ногти, он оплакивал всех людей, нашедших смерть под волнами. Наверняка их было уже больше миллиона. Что сталось с ними? Какие твари изъели их плоть? Он представил себе ужасающее бессилие легких, которым нечем дышать под многотонной толщей воды. Йоссариан следил за рыбачьими лодками, военными катерами, снующими взад-вперед; они казались нереальными, не верилось, что там, на борту, люди обычного, нормального роста занимаются своими делами. Он посмотрел в сторону каменистой Эльбы и машинально поднял глаза в поисках пушистого, белого, похожего на луковицу облака, в котором исчез Клевинджер. Он вглядывался в туманный итальянский горизонт и думал об Орре. Клевинджер и Орр. Куда они девались?
Однажды в час заката Йоссариан стоял на дамбе и заметил замшелое бревно, которое прибой нес прямо на него. И вдруг он неожиданно понял, что перед ним утопленник со вздувшимся лицом. Это был первый покойник, которого он видел в своей жизни. Ему безумно захотелось жить. И он бросился к сестре Даккит, чтобы прильнуть к ее телу. С тех пор он начал пристально всматриваться в каждый плывущий по волнам предмет, боясь опознать обезображенный труп Клевинджера или Орра.
Он был готов к любому ужасному сюрпризу, но только не к тому, что преподнес ему однажды прямо средь бела дня Макуотт. Среди полного покоя и тишины откуда-то издалека бурей налетел самолет Макуотта. С неистовым ревом и грохотом он пронесся над береговой полосой, над пляшущим плотом, на котором голышом стоял светловолосый бледный Малыш Сэмпсон. Даже издали было видно, насколько он худ. Паясничая, он подпрыгнул, но в этот момент мчащийся самолет, то ли в результате шаловливого порыва ветра, то ли в результате чепухового просчета Макуотта, будто слегка провалился и пропеллером рассек тело Малыша Сэмпсона пополам.
Даже те, кто не был на пляже, живо, со всеми подробностями помнили, что произошло дальше. Сквозь сокрушительный, оглушающий рев моторов просочилось коротенькое, тихонькое, но отчетливо слышимое:
— «Тссс!»
На плоту остались стоять только две белые костлявые ноги Малыша Сэмпсона, каким-то образом еще связанные между собой сухожилиями у окровавленных, перерезанных бедер. Казалось, ноги простояли как вкопанные целую минуту, а потом со слабым всплеском опрокинулись в море и перевернулись так, что из воды торчали только гипсово-белые пятки и ступни с карикатурными пальцами.
На берегу разразился ад. Невесть откуда появилась сестра Крамер и истерически зарыдала на груди у Йоссариана. Одной рукой он поддерживал ее, а другой — сестру Даккит, которая тоже, дрожа всем телом и рыдая, уткнулась ему в грудь длинным, угловатым, смертельно-бледным лицом. Весь пляж с визгом побежал. Мужчины голосили, как женщины. Согнувшись в три погибели, люди в панике неслись к своим вещам. Те, кто еще был в воде, отчаянно торопились к берегу. Началось всеобщее беспорядочное отступление с пляжа. Оборачиваясь через плечо, люди бросали назад взгляды, полные муки и ужаса. Тенистый, густой, шелестящий лес наполнился стонами и криками. Йоссариан подгонял растерянных, спотыкающихся женщин, заставляя их поторапливаться, потом с руганью побежал назад, чтобы помочь Заморышу Джо. Тот, перебираясь через ручей, наступил не то на одеяло, не то на футляр фотоаппарата и упал лицом в грязную жижу.
В эскадрилье уже все знали. Люди в военной форме, охваченные мистическим ужасом, кричали и бегали или застывали на месте. Другие, как сержант Найт и доктор Дейника, задрав головы, сосредоточенно следили за провинившимся, несчастным, одиноким самолетом Макуотта, который, виражируя, медленно кружил и кружил, набирая высоту.
— Кто это? — тревожно закричал Йоссариан. Задыхаясь и прихрамывая, он подбежал к доктору Дейнике. — Кто в машине?
— Макуотт, — ответил сержант Найт. — И с ним два новых пилота, которых он взял в учебный полет. И доктор Дейника тоже там.
— Да здесь я, — возразил доктор Дейника странным, встревоженным голосом и метнул острый взгляд в сторону сержанта Найта.
— Почему он не идет на посадку? — в отчаянии воскликнул Йоссариан. — Зачем он набирает высоту?
— Наверное, боится идти на посадку, — ответил сержант Найт, не отрывая взгляда от одинокой машины Макуотта, карабкавшейся все выше и выше. — Он ведь понимает, в какую влип беду.
