Пол Боулз - Дом паука
— El aidek mebrouk. Поздравляю с праздником, — ласково произнес Мулай Али без малейшей иронии. — Ступай за мной.
Он повернулся и стал подниматься по лесенке перед Амаром, Лахсен замыкал шествие.
Небо — вот что прежде всего увидел перед собой Амар, небо, которое переполняло комнату, стены которой состояли практически из одних окон. Часть их была открыта, и за ними в угасающем свете дня можно было разглядеть горы, равнину, верхушки олив, а впереди — только крышу дома, возвышавшуюся над комнатой. Амар радостно озирался, все вместе произвело на него сильнейшее впечатление. Мулай Али наблюдал за ним. В комнате были только большой стол да несколько тяжелых кожаных подушек на полу. На столе, с одной стороны, лежала груда книг, журналы и газеты, на другом конце стояла пишущая машинка.
— Садись. Ну как, нравится тебе мой кабинет?
— Никогда в жизни не видел такой комнаты, — ответил Амар, оглядываясь на Лахсена, который присел у двери, не выпуская из рук револьвера. Мулай Али перехватил его удивленный взгляд и рассмеялся.
— Сегодня Лахсен — мой телохранитель. Наконец-то человек, которому я могу доверять. — (Лахсен довольно заворчал.) — А все другие пташки разлетелись по своим друзьям.
— Вы имеете в виду полицию? — потрясенно спросил Амар.
Мулай Али изучающе поглядел на него, слегка склонив голову набок.
— Нет, — невозмутимо ответил он. — Но они слишком много болтали, а это почти то же самое. Видишь ли, меня сегодня здесь нет. Ты думаешь, что перед тобой — я, но на самом деле я в Рабате.
Внезапно переменив тон, он спросил, как показалось Амару, с угрозой:
— А откуда все эти мысли о полиции? Зачем кому-то идти в полицию? Почему ты вообще про нее вспомнил? Боюсь, придется тебе объяснить. А то я что-то не понимаю.
Спускались сумерки, и с гор через равнину потянуло свежим ветерком, который, влетев в открытое окно, коснулся щеки Амара. Если бы Мулай Али действительно решил разыгрывать перед ним святую невинность, он вряд ли бы упомянул о Рабате.
— Не знаю, — просто ответил Амар. — Мне кажется, французы хотят вас арестовать. Разве они не готовы схватить всякого, кто борется за свободу?
Мулай Али прищурился.
— Думаю, ты прав, — ответил он, глядя в окно на расстилавшуюся кругом равнину. — Думаю, им бы хотелось меня схватить. Поэтому-то я и не говорю людям, где я.
Он повернулся и пристально поглядел на Амара.
Амар молчал, гадая, объяснить ли цель своего появления прямо сейчас или подождать еще немного. Пока мы будем играть в шарады, подумал он, и Мулай Али не прекратит допытываться, что мне известно, а я не перестану гадать, в чем он меня подозревает, все бессмысленно. К тому же его одолевало малоприятное чувство, что пока ситуация остается неясной, с каждой минутой растет опасность, что Мулай Али может принять какое-нибудь непоправимое решение.
— Я видел Бенани, — неожиданно сказал он.
— Понятно, — ответил Мулай Али и выжидающе замолчал. (По крайней мере, не спросил: «А кто такой Бенани?»)
Последовала пауза, после чего Мулай Али невозмутимо спросил:
— А кого еще видел?
— Не знаю, как их зовут, тех, что были с ним.
— Я не о них, — спокойно произнес Мулай Али. — Их я знаю. Я имею в виду, кого еще ты видел, с тех пор как был здесь три дня назад?
Всего три дня, подумал Амар, а как будто прошел целый месяц. В розовых лучах заходящего солнца большая круглая рана на ноге Лахсена, казалось, пылает. Амар вздохнул. Да, это походило на допрос, который учинил ему Бенани; итак, все по новой.
— Я видел родных и Мохаммеда Лалами.
— Кого? — резко переспросил Мулай Али. Амар повторил имя своего приятеля.
— Кто он такой?
— Один дерри, который живет в медине. Тот самый, который расквасил мне нос в прошлый раз, — весело добавил он. — С которым мы ездили вместе в Айн-Малку.
— Кого еще? — настойчиво повторил Мулай Али.
Амару даже не пришло в голову упомянуть о двух туристах: они и время, которое он провел с ними, были частью другого, далекого мира, не имевшего ничего общего с миром, где они жили и о котором шла речь сейчас.
— Больше, пожалуй, никого, — сказал он.
— Понятно.
Видеть сейчас лицо Мулая Али было малоприятно. Его черты исказились, точно сведенные судорогой, передернулись, как умирающая змея, затем на долю секунды показалось, что он сейчас разрыдается, но вместо этого он глубоко вздохнул и широко открыл глаза. Амар испугался, потому что сообразил, что Мулай Али вне себя от гнева. Тот яростно взвыл, вскочил на ноги и принялся быстро-быстро говорить.
— Почему в тебе нет ни капельки уважения ко мне?! — крикнул он. — Уважения! Уважения! Простого уважения! Если бы ты хоть чуточку уважал меня, то сообразил бы своей ослиной башкой, что мне врать нельзя. Где ты спал прошлой ночью?
Он, как башня, возвышался над Амаром, по телу его, когда он говорил, пробегала едва заметная дрожь. Амар инстинктивно вскочил и немного отступил, так что теперь их разделяла лежавшая на полу подушка.
«Я вообще не спал» — ответил он с видом оскорбленного достоинства. — Я был в Сиди Бу-Хта, ездил смотреть фраджа.
Мулай Али возвел глаза к потолку. У Амара мелькнула мысль, что чем больше он поддавался гневу, тем меньше уважения внушал, потому что становился похож на самого обычного человека.
— Нет, каков лжец! Вы только послушайте его!
Он повернулся и наклонился к Амару.
— Ты провел ночь в полицейском участке. Вот где. Могу подсказать, если у тебя такая плохая память.
Он грубо притянул Амара к себе и стал обшаривать его карманы, пока не наткнулся на деньги, после чего тут же отпустил его и слегка ударил по щеке пачкой банкнот. Конечно, это было не больно, однако большего оскорбления нельзя было придумать. Ни секунды не задумываясь о последствиях, Амар размахнулся и изо всех сил ударил кулаком по пухлому подбородку Мулая Али. Лахсен мигом вскочил, пистолет в его руках неожиданно оказался прямо перед лицом Амара, и в тот же самый момент Мулай Али одним ударом сбил Амара с ног. Амар ползал по полу, стараясь укрыться за подушкой, на которой только что сидел, машинально потирая лицо и не спуская глаз с Лахсена.
Мулай Али пересчитал деньги и бросил их на стол. Платок, в котором были завязаны собственные деньги Амара, он все еще держал в руках и небрежно помахивал им.
— Девять тысяч франков! Вот уж не думал, что они меня так высоко ценят, — саркастически, но уже спокойно сказал он, и на лице его мелькнуло удивление.
Амар вышел из себя. Он ни в чем не виноват, а с ним обращаются как с преступником — этого он не мог стерпеть. Этот человек не был ему отцом, и Амар не чувствовал себя перед ним в долгу. И пусть Лахсен стреляет. Пусть.
— Ты хочешь сказать, что не знал, что они так ценят меня?! — крикнул Мулай Али.
Лахсен угрожающе заворчал, но Мулай Али оттолкнул его обратно к дверям.
— Сядь, — сказал он. — Я и сам справлюсь с этим уилдом. Очень интересный экземпляр. Никогда не видел подобной твари.
Он начал расхаживать взад-вперед: пару шагов в одну сторону, потом обратно.
— Много я повидал в своей жизни чкама, практически только с ними я и общался. Большинство таких драри, как ты, кончают тем, что становятся доносчиками, в этом нет ничего необычного, — присовокупил он с коротким смешком. — Но, похоже, такого, как ты, мне еще встречать не приходилось.
— Тогда глядите хорошенько, — прервал его Амар, едва сдерживая рыдания от нахлынувших чувств (каких — он и сам не знал), — потому что другого такого уже не увидите. Человек вроде вас, привыкший к кузнецам, не встречается с торговцами пряностями. Пусть Аллах хоть немного вразумит вас. Клянусь, мне вас жаль.
Мулай Али фыркнул и повернулся к Лахсену.
— Нет, ты только послушай! — изумленно воскликнул он. — Ты хоть раз слышал что-нибудь подобное? — И, обернувшись к Амару, сказал: — Надеюсь, что я и без помощи свыше, своим умом обойдусь.
Последние слова Мулая Али были неприкрытым богохульством. Амар посмотрел на него, отвернулся и яростно плюнул. Затем снова повернулся к Мулаю Али и заговорил тихим, напряженным голосом:
— Я шел сюда и радовался, что увижу вас, хотя и знал, что вы не мусульманин.
При этих словах Мулай Али открыл рот и снова закрыл его.
— Я и вправду уважал вас, очень уважал, потому что думал, что у вас есть голова на плечах и вы на стороне мусульман. Но вместо этого вы ткете для нас паутину, анкабуц, и пусть Всевышний, который прощает всех, услышит мои слова, потому что это так.
Он всхлипнул, зарылся головой в подушку и зарыдал.
В какой-то момент Мулай Али остановился, изумленно глядя на Амара, теперь он снова принялся расхаживать по комнате, растерянно потирая подбородок. Солнце село, в комнате становилось темно.
