Марек Хальтер - Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь
Атаковавшие меня коллеги покинули холл, но я понял, где их искать. Чтобы в этом убедиться, я быстро сбежал по лестнице, что вела во внутренний двор здания. Я услышал их голоса еще издали. Фоторепортеры толкались позади фургона для перевозки арестованных. Полицейские с Мариной задержались на ступеньках, и вся свора защелкала фотоаппаратами. Ослепительные вспышки усиливались черным металлом фургона. Марина даже не могла поправить прическу. Руками в наручниках она тщетно пыталась откинуть с лица растрепавшиеся волосы. Сквозь разорванную на груди кофточку виднелась бледная кожа. Несложно было представить, что увидят завтра читатели листков Хёрста.
Один из фотографов выругался в адрес Марины, а та не успела понять, что это провокация. Она обернулась и плюнула в его сторону. Фотоаппараты дружно защелкали. Вот уж снимок так снимок! Полицейские заржали. И в эту минуту Марина подняла глаза, и наши взгляды встретились. Я стоял на крыльце, а потому возвышался над толпой. У меня, вероятно, был ошарашенный, насмерть перепуганный вид. Но я ждал этого взгляда два дня. Она мне улыбнулась! Улыбка была похожа на молниеносные вспышки, которыми фотографы бомбардировали синие океанские глубины ее глаз. В этой невероятной улыбке сквозили гордость и насмешливое безразличие, спрятанные под маской ненависти и ярости, — смена чувств на лице настоящей актрисы, сознательно продолжающей играть свою роль. Господи, откуда у нее брались силы?
Несколькими минутами раньше мне хотелось мужественно ринуться вперед, взять Марину на руки, вынести с поля боя. Но в этом не было необходимости: что бы ни творила эта банда кретинов, она была для них недосягаема. Она, настоящая, была для них невидима, они видели лишь ее талантливую игру.
Один из репортеров оглянулся и крикнул мне:
— Иди сфотографируйся вместе со своей любимой!
Послышались другие насмешки и восклицания. Прежде чем полицейские наконец затолкали Марину в машину, та подарила мне еще один взгляд — немного удивленный и даже теплый и нежный. Так, по крайней мере, мне хотелось думать.
Дверцы машины захлопнулись, и тут послышался крик:
— Никсон! Никсон!
Никсон стоял на противоположном крыльце здания. На его невзрачном лице блуждала хитрая улыбка: он был готов поведать остальному человечеству, как большевистская шпионка пыталась его убить графином. Пираньи косяком ринулись в его сторону, а я воспользовался случаем, чтобы незаметно улизнуть. На парковке я осторожно приблизился к моему «нэшу». Ширли не ошиблась: агенты ФБР больше не прятались, они просто сидели в небесно-голубом олдсмобиле в пяти-шести метрах от моей машины. Их было так же легко заметить, как мух на банке с вареньем. Типичные сотрудники в штатском: короткая стрижка, сигарета в зубах, невыразительный взгляд поверх газеты с кроссвордом. Из-за жары они сняли пиджаки и опустили стекла. Тот, что потолще, все время вытирал пот с жирного подбородка и шейных складок сзади, над воротником рубашки. Незавидная работенка.
Я двинул обратно прежде, чем мое присутствие дошло до их полусонного сознания. Лучше мне было домой не возвращаться. Я пересек двор Конгресса и поймал такси около «Юнион-стейшн». Через четверть часа я уже подъезжал к ресторану «У Джорджа» на углу Мэриленд-авеню и Элиот-стрит. Ресторан был на втором этаже, но на первом находился уютный бар, а в подвале прятались телефонные кабинки. Бар был заполнен уже на три четверти. Инкогнито здесь находились и несколько известных личностей. Я аннулировал вечернюю бронь. Когда администратор задала мне вопрос, не желаю ли я перенести ее на более поздний срок, я открыл рот, чтобы сказать «нет»… и закрыл его, кивнув головой, что «да».
— На какой день?
— Через десять дней, 5 июля, пожалуйста.
Это была интуиция или, если хотите, приступ суеверия. Ведь Ширли это приглашение заслужила, а мне словно надо было отвести от себя неприятности с ФБР. Потом я заказал двойной бурбон и лишь затем, прихватив рюмку, спустился к телефонным кабинам. Улисс соединил меня со своим шефом за секунды. Это был рекорд.
— Надо повидаться. Мне наступают на пятки.
Он тут же все понял и возбужденно закудахтал.
— Я могу к вам приехать? — продолжил я.
— Для приятной беседы это лучшее место.
— Буду через полчаса.
Мне понадобилось чуть больше времени. В такси я снова думал о Маринином выражении лица. Поняла ли она, наконец, что я — не враг? Что только хочу помочь? Но мог ли я еще что-то для нее сделать? Мог ли действительно ей доверять? И было ли это мне нужно? Ее номер с Никсоном впечатлял, но это мог быть как приступ ярости, так и хитрый способ избежать неудобных вопросов. А вдруг, все, что она рассказала, — чистый блеф? Стена молчания, которой она решила себя окружить, защитить ее была не в состоянии. Эта свора легко сможет использовать ее в своих целях. Но как это объяснить Марине теперь, когда о визите в тюрьму нельзя было и заикнуться?
К Т. К. я поехал во многом от отчаяния. Улисс, в своем всегдашнем белом костюме, повел меня, как и накануне, через сад. Хозяин с непокрытой лысой головой, в сильных очках, за которыми едва виднелись близорукие глаза, сидел в том же плетеном ивовом кресле на краю бассейна. И вид на Потомак был так же приятен. Поскольку обстановка была домашняя, мы обошлись без приветствий.
Улисс принес мне приличную дозу бурбона пятнадцатилетней выдержки. Т. К. пододвинул мне свою пепельницу-тюльпан.
— Не переживайте из-за ФБР, Ал. Они вам, конечно, мешают жить и давят на вас, но дальше этого дело не пойдет.
Я сделал глоток из бокала и покрутил в руках незажженную сигарету.
— Речь не только обо мне.
Я рассказал ему о записке Ширли.
— Она рискует больше, чем я.
Т. К. покачал головой:
— Ее шеф не позволит ФБР создать ей проблемы.
— Вуд?
— Бьюсь об заклад, что сенатор сам решит вопрос с вашей подружкой. Если это будет предано огласке, ему же будет хуже. Вы уничтожили поддельное разрешение на свидание?
— Да, успел.
— Тогда у ФБР на вас ничего нет. Одни подозрения и слухи. Пальцем погрозить могут — и только.
Наконец, я зажег сигарету и затянулся с некоторым облегчением. Т. К. был, вероятно, прав. Потом он улыбнулся, явно желая узнать подробности:
— Дошли слухи, что заседание закончилось довольно бурно.
— Вы уже в курсе?
— В общих чертах, не более.
Я едва не задал вопрос, как он умудряется быть в курсе всего, но Т. К. поднял свою пухлую руку.
— О чем вы задумались? Продолжайте, я слушаю.
Говорил я долго, пересказывая события этого длинного дня. Под конец я описал сцену с репортерами и поведал, как на меня напали коллеги из желтой прессы.
