Фэнни Флэгг - Стоя под радугой
Через некоторое время Родни, делать которому было, в общем, абсолютно нечего, кроме как быть под рукой, когда Хэмму приспичит поболтать, бодро ворвался в кабинет министра юстиции. Венделл Хьюитт оторвался от бумаг на столе, глянул на него и сказал:
– Входи и закрой дверь, надо поговорить.
Родни сел:
– Чего?
– Знаешь, он только нас двоих тут и слушает. Честно говоря, я за него немного волнуюсь. Думаю, надо нам с тобой усадить его и побеседовать.
– О чем?
– Обо всей этой беготне по вечеринкам. По-моему, он как-то излишне увлекся светской жизнью, об этом уже в газетах пишут. Если он не будет осторожен, то разозлит тех, кто за него голосовал.
Родни отмахнулся:
– Да ну, об этом не волнуйся. Они знают, что под всеми этими костюмами – человек их породы.
– Уверен?
– Да, черт, конечно. Слушай, у фермеров есть секретный метод распознавать друг друга, их не одурачишь. Они фальшивку за милю чуют.
– Правда?
– И не забывай, я с ним сто лет уж знаком, видел его с этими трудягами. Самое главное – он один из них, а второе самое главное – он их понимает, понимает, как они мыслят, чего хотят, и поверь мне, если бы он их не понимал, черт, скажу даже больше – не любил, они бы это почуяли. Сейчас они верят, что он за них вступится, но еще важнее – чтобы верил он. Верил, что встанет за них горой даже против нас.
– Думаешь, встанет?
– Еще бы. Он ведь всерьез говорил о том, что маленького человека не бывает. Это не красивые слова, не игра на публику. Он знает, где у них чешется и как там почесать. Они за него в горе и в радости, и он поймет, если слишком далеко зайдет.
– Ты уверен? По мне, так уже зашел.
– Неее. Всех этих людей окружает невидимая линия. Пересечешь ее – берегись, брат. Навсегда с тобой покончат. Но Хэмм знает, где она, линия эта. Это как свисток для тренировки собак – собаки его слышат, а люди нет.
Но, несмотря на уверенность Родни, вокруг Хэмма погромыхивало, некоторые начали замечать, что он изменился. Там-сям в передовицах и светской хронике что-нибудь да проскакивало. Говорили, он проводит слишком много времени с элитой и не глядит в сторону тех, кто избрал его на должность. Но прав был Родни: Хэмм знал, что сказать и как сказать. В последнем большом выступлении по телевидению перед поездкой в Нью-Йорк на национальный съезд губернаторов он закончил обращение к штату с еле заметным смешком:
– Знаете, друзья, похоже, всем не угодишь. Некоторые жалуются, что я в последнее время слишком сблизился с богачами, и с этим я соглашусь, но позвольте вот что у вас спросить. Как иначе я могу следить, чтобы они вас не обворовывали, если совсем не сближаться? Некоторые говорят, что я стал похож на любимую козу леди Астор, имея в виду эту мою новую взбитую прическу и воротничок с пуговицами на концах. Мне самому это все нравится не больше, чем вам, но что поделать, если мода такая. Главное, чтобы в Нью-Йорке не сказали, что губернатор великого штата Миссури – деревенщина и не умеет одеваться. Такого не скажут, пока я занимаю эту должность. Да я жемчужное ожерелье нацеплю, если потребуется. И судя по тому, как идут дела, в следующем году, может, так и придется сделать.
Оператор в студии расхохотался, так же поступило большинство зрителей, и напряжение ушло.
Электричество
Хэмм Спаркс не единственный, кто отправился в Нью-Йорк в том году. Кузина Нормы Уоррен – Дена Нордстром – уехала из родного города в четырехлетнем возрасте вместе с матерью, Марион Нордстром, и с тех пор Уоррены ее не видели. Сейчас Дена работала на телевидении и была очень успешным тележурналистом. Норма решила: пора навестить ее в Нью-Йорке. После смерти Герты, бабушки Дены, Норма хотела, чтобы кто-то из семьи поддерживал с девушкой связь. Утром в день отъезда тетя Элнер жарила бекон в кухне, когда раздался телефонный звонок. Она сняла трубку, дивясь, кто это может быть в такую рань:
– Алло.
– Тетя Элнер, это я, Норма.
Элнер удивилась еще сильнее:
– Как, уже долетели? Так быстро?
– Нет, мы еще в аэропорту…
– А-а.
– Тетя Элнер, сделай мне одолжение, выгляни из окна спальни и скажи, не видишь ли ты дыма.
– Жди. – Тетя Элнер стукнула трубкой о стол. Через минуту вернулась: – Нет. Никакого дыма.
– Уверена? Ты в сторону нашего дома смотрела?
– Да.
– И дыма не было?
– Нет.
– Уверена? А понюхай – не пахнет дымом? Сходи, пожалуйста, еще раз глянь.
– Жди. – Чуть погодя: – Не-а, на горизонте все чисто.
– И пожарных сирен не слышно?
– А что?
– Да мне кажется, я не выключила кофеварку. Мака прямо убила бы. Торопил меня, торопил, и теперь я не помню, выключила или нет. Почему, интересно, он уверен, что в аэропорт нужно приходить за два с половиной часа до вылета? Мы выбежали в такой спешке, как тут о кофеварке упомнить. Я страшно нервничаю.
– Наверняка выключила, милая. Насколько я тебя знаю, ты, скорей всего, ее еще и вымыла.
– Иду, Мак! Тетя Элнер, будь добра, позвони Вербене на работу. У нее есть ключ от задней двери. Попроси ее зайти и посмотреть, вынула ли я штепсель из розетки, и если нет, чтоб вынула.
– Хорошо.
– Я пыталась позвонить ей. Но она уже ушла, а мне нужно через минуту сесть на этот самолет. Только не хватало, чтоб дом сгорел. ДА ИДУ, МАК!.. Он орет, так что мне пора.
– Не волнуйся, я прослежу. Беги и ни о чем не думай. Успокойся. Я оставляю кофеварку в розетке на весь день, и ничего пока не сгорело.
– Спасибо, тетя Элнер. Иду, Мак. Все, побежала, позвоню, как прилетим. Пока.
Тетя Элнер положила трубку и вернулась на кухню. Покончив с завтраком, перешла в гостиную, села за телефонный столик и с помощью лупы, лежащей рядом с телефонной книгой, нашла в «Желтых страницах» номер химчистки «Голубая лента».
– Вербена, это Элнер. Норма звонила из аэропорта насчет кофеварки. Да, снова. У нее если не кофеварка, так утюг. В общем, она велела позвонить тебе, вот и звоню. Никогда не видела, чтоб человек так переживал из-за электричества. Стоит грому громыхнуть – она начинает носиться по дому, как курица с отрубленной башкой, и выдергивать все из розеток, надевает резиновые сапоги и сидит в темноте. Представляешь? Наверное, считает, что если она в резиновых сапогах, то молния в нее не ударит. Кто-то рассказал ей о мальчике из Поплар-Блаф, которого ударило молнией. Помнишь, племянник Клэр Хайтауэр. Такой изнеженный мальчонка, еще чечеткой занимался. В общем, бежал он как-то после танцев домой, к маме, а обувку сменить забыл, и бац – молния его ударяет прямо в набойку на каблуке. Его подкинуло на двадцать футов в воздух. Про это во всех газетах писали. Но знаешь, Клэр говорит, после этого у него волосы виться стали. А до молнии прямые были как палка. Говорит, он после этого совершенно изменился. Жениться не женился, так что никто не знает, какой вред ему молния нанесла. Короче, когда ты домой вернешься, сходи туда, чтобы я могла ей сказать, что дом не сгорел. Ну ладно, бывай.
