Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2009)
Но чтобы воспользоваться этой возможностью в полной мере, надо быть поэтом. „Уменье чувствовать и мыслить нараспев” — так замечательно верно определил Вяземский искусство поэзии. Не просто читать нараспев, а мыслить и чувствовать!
Стихотворная речь произносится особым образом вовсе не потому, что так она звучит красивее или что так повелось; к специфической стиховой интонации вынуждает асемантическая пауза, которая в верлибре является ее единственной причиной. Будучи помехой для фразовой интонации, она служит знаком того, что речь имеет другой характер, она сигнализирует о переходе в область поэзии, как бы нажатием педали переводит речь в другой регистр.
Онтологическое свойство поэзии обеспечено особым устройством стихотворной речи. Обращение к провиденциальному собеседнику производится напевным звучанием. Речь, можно сказать, употребляется в функции пения. Хотя песню и можно кому-то спеть, мелодия, в отличие от речевой интонации, лишена адресованности. Так что метафора, к которой обращаются поэты, уподобляя свое искусство пению, имеет точное, лингвистически подтвержденное основание”.
Борис Парамонов. Шансон рюсс. Стихотворения. — “Русская жизнь”, 2009, № 11 — 12 (50) <http://www.rulife.ru>.
Читал-читал я эти разудалые и лихо сверсифицированные сочинения известного публициста с “Радио Свобода”, сглатывая подступающие чувства, — а все возвращался к обложке издания. …Да нет, “Русская жизнь” написано, никакой не “Синтаксис”. Лирическая такая сатира, антилубок, понимаете ли. Названо сие блюдо по сочинению, посвященному А. Солженицыну. Так, глядишь, и до антологии дойдет у какого-нибудь неопознанного издательства: “Представление” Бродского и “Шансон рюсс” Парамонова, сатиры Шендеровича и гарики Губермана, ну, Иртеньев, само собою. Словом, еще поучат читателей родину-то любить. Хотя до “Балтийского дневника” Е. Фанайловой даже Парамонову не дотянуться, по-моему.
Первая любовь: поэзия и проза (“круглый стол”). — “Виноград”. Православный образовательный журнал, 2009, март-апрель <http://www.vinograd.su>.
“ Савельева Ф.: Как вы думаете, на что родителям нужно обратить особое внимание? Можно ли дать какие-то практические советы?
Иеромонах Иов (Гумеров): Может быть, мой совет для кого-то покажется мало практичным, но нужно много молиться за детей. А кроме неустанной молитвы, нужно иметь любовь и терпение. Наказания и запреты совершенно ничего не дадут. Можно только потерять всякую возможность разумно воздействовать на ребенка, потому что он сначала замкнется, а потом может просто уйти из дома. Надо, чтобы сын или дочь почувствовали, что во всем этом огромном и холодном мире только отец и мать являются ему самыми близкими людьми”.
Владимир Салимон. Место у окна. — “Арион”, 2009, № 2.
Никаких особых у калеки
нет перед отечеством заслуг.
Жил в Орле, ходил служить в морпехи,
потерял в бою одну из рук.
Вижу его главную заслугу
в том, что он на паперти стоит,
что ему в единственную руку
каждый сунуть мелочь норовит.
Дмитрий Сладков. Умер Владимир Махнач. — “Фома”, 2009, № 6.
Памяти замечательного церковного историка и педагога.
“Он никогда не поддавался на понятное по-человечески стремление отождествить Россию с коммунистическим мороком, который взял ее в плен на долгие десятилетия. Он жестко и определенно называл подвиг подвигом, а преступление преступлением. Заслуга его в восстановлении позитивного представления о национализме — о русском национализме — как беззаветной любви к своему народу, его земле, языку, культуре, истории. Эрудиция его была поистине замечательной. Широко известные и совсем редкие факты он сополагал свободно и легко, можно сказать, весело. Знание давно минувшего становилось надежным основанием для оценки недавнего прошлого и настоящего, в том числе советского времени и трагедии распада исторической России в конце ХХ века. Его выводы и оценки, уже без авторства, широко расходились из уст в уста и становились общими местами, тем, что само собой разумеется.
У нас долг перед ним. Видно, что он был во многом недооценен, недовостребован. Его работы разбросаны по множеству сборников, журналов и газет. Отсутствуют хорошие издания его книг. Аудио- и видеозаписи разрозненны. Издание его наследия — наше общее дело. Он был удивительным, от Бога, преподавателем. Он и сам про себя говорил: „Какой я историк... Я преподаватель истории... Зато лучший в России. Один из лучших — уж точно”. В этом были мягкая ирония, смирение, но было и спокойное уверенное сознание своей силы.
Его знала и любила вся православная Россия. Без преувеличения можно сказать: он был поистине знаменит. Его голос расходился по радио и в записях, часто любительских, самодельных. Уже будучи тяжело больным, он продолжал ездить с лекциями по всей стране. До кафедры иногда шел с трудом, но когда всходил на нее, слушатели забывали о его болезни, и раздавалась ясная, классическая, архитектурно выстроенная, увлекательная, эмоциональная и глубоко содержательная русская речь. В эти минуты он делался по-настоящему красив.
Что можно еще сказать о нем? Главным в его облике было непоколебимое личное достоинство. Он не боялся ничего и любил Россию.
Мы учились у тебя, пока ты был жив. Мы будем помнить тебя. Покойся с миром. Помолись там о нас, а мы помолимся о тебе. До встречи”.
Хели Сузи. Вне оценок третьих лиц. — “Вышгород”, Таллинн, 2009,
№ 1 — 2.
Этот и еще несколько текстов в номере посвящены теме “Солженицын и Эстония”: здесь публикуются переписки с эстонскими друзьями-помощниками А. С., выступления эстонцев на вечере памяти Солженицына в декабре 2008 года.
Хели Сузи — дочь Арнольда Сузи, с которым Солженицын попал в одну камеру на Лубянке в 1945 году и который много помогал автору “Архипелага” в работе именно над этой книгой (вспомним главу “Эстонцы”). Представлены и письма уже совсем нового времени — 1990-х годов. “Рукопись „Архипелага” — для меня очень ценна, Лембит, она — единственная исходная. Нет, не отдавайте её в литературный музей! Как бы Вы не оговорили мою properity — но все эти литературные хранилища очень жадны, держатся за литературные подлинники. За прошедшие годы моя бывшая жена сдала в несколько мест мои рукописи (не спрося меня) — и ничего не могу получить, только копии” (А. С. — Лембиту Аасало, 1998).
Виктор Шнитке. Возвращение в Энгельс. Предисловие Ольги Суворовой. — Литературно-художественный альманах “Другой берег”, Энгельс, 2008, № 2.
Рассказ и стихотворения родного брата Альфреда Шнитке. И то и другое переведено автором с немецкого языка, на котором и было написано. Семья Шнитке (и Лев Кассиль, конечно) — главные имена в приволжском, “немецком” городе, который когда-то назывался Покровским. Я был там недавно и поразился тому, что портреты Шнитке обильно размещены прямо на билбордах, вдоль трассы.
Я видел город детства. Освещённый
уже нежарким, предзакатным солнцем,
он был всё тот же: низкий, деревянный,
в глухих заборах. Заросли паслёна
цвели в проулках. Тяжело катились
в пыли дорог скрипучие подводы,
и те же баржи, чёрными бортами
почти черпая воду, шли по Волге…
Всё было так, но на скрещеньях улиц
вздымались в небо белые соборы,
в дворы вливалась степь, дыша полынью,
колодцы были полны, и — живая —
ты с нами шла домой.
6 октября 1975
Евгений Юдин. Юсуповы и Николай II (1890 — 1916 гг.). — “Вопросы истории”, 2009, № 7.
Об истории четвертьвековых отношений (с особым акцентом по “делу Распутина”).
“По решению Николая II Ф. Юсупов был сослан в свое имение Ракитное в Курской губернии. Некоторое время спустя туда приехала его жена Ирина и родители. Интересное объяснение достаточно мягкого наказания участников убийства предложил Р. Ш. Ганелин (автор книги 2005 г. „Николай II и Александра Федоровна в переписке друг с другом перед убийством Распутина. Россия в XX веке”. — П. К. ). По его мнению, перед убийством Распутина давление его кружка на императора достигло такой силы, что его убийство вызвало у Николая II чувство облегчения. Уже 23 декабря 1916 г. Николай II телеграфировал матери, императрице Марии Федоровне, ходатайствующей за Юсупова и великого князя Дмитрия Павловича, что дело будет непременно прекращено”.
