Тюрьма - Светов Феликс
Камера на восемнадцать человек. Два окна —«решки». Между ними шкаф — «телевизор». Стены покрашены коричневой краской. У двух стен двухэтажные железные нары — «шконки». Посреди камеры — стол, «дубок». Сортир слева от двери — ватерклозет, завешанный тряпкой на завязках. Справа от двери — вешалка. Рядом глазок — «волчок». И над сортиром волчок. Железная дверь с вырезанной в ней «кормушкой» украшена вбитыми в железо болтами — шесть болтов в ряд, шесть рядов, образующих правильную геометрическую фигуру.Нижние шконки застелены: матрасы, одеяла, подушки, Верхние накрыты пожелтевшими газетами.
В камере шесть человек. Пятеро лежат внизу, шестой наверху.
ПЕТР ПЕТРОВИЧ — под пятьдесят, невысокий, крепкий, седоватый — вор в законе.
МИША — сорок два года, еврей из Ташкента, сидит уже год, ждет суда, несомненно «кумовской».
ВАЛЕНТИН — двадцать пять лет, сидит за изнасилование, человек неуправляемый.
МУРАТ — двадцать лет, узбек из Самарканда, студент, запутали дружки, сидит за мелкое воровство.
ГЕРА — сорок лет, продавец-мясник, сидит за взятку, робкий, недалекий.
САНЯ — тридцать восемь лет, художник, сто вторая статья, убил мать.
И еще:
СОНЯ — девятнадцать лет.
ШЕСТЕРО ЕЕ СОКАМЕРНИЦ.
(Герои раскрываются, естественно, в диалогах).
Акт первый. ПРИКИДКА.
В камере новый «пассажир»
— ВАЛЕНТИН. Он только пришел, но уже через час вся камера, прежде тихая, бурлит.
ВАЛЕНТИН — расторможенный, распущенный, избалованный, неглупый. Красавец. Он сразу понимает «сюжет» камеры: скрытую силу П. П., прочное положение МИШИ. Вяжется к слабым — ГЕРЕ и МУРАТУ. САНЯ в жизни камеры никак не участвует.Лежит наверху.
ВАЛЕНТИН: Скучно живете, урки! Дохлая камера. Что мы — не живые? Посадили — пропали? В бардаке — вот где жизнь! А мы бардак не сляпаем?
Рядом, за стеной женская камера. Первым делом Валентин пытается наладить с ней связь: перестукивается. Вечером закидывает «коня» —пошла почта! «Девочки» включаются активно, им тоже с к у ч н о , они будто ждали сигнала — наконец-то! Ситуация вспыхивает пожаром.
Пошли«сеансы» — один мерзее другого, письма читают вслух, камера гогочет, всю ночь идет гульба «всухую».
Утром Валентин делает фантастическое предложение: пробиваться к соседкам — всего одна стена! Он так настырен, убедителен, азартен — с ним соглашаются. П. П. пассивен, Миша уклончив, Мурат полностью во власти Валентина, смотрит ему в рот, Гера на подхвате. Саня лежит наверху, как бы отсутствует. Отламывают ручку от бачка — «восьмерки»,делают нож. Работают ночью — под шконкой, мусор высыпают в сортир. Все невероятно возбуждены. «Девочки» ждут, активно сочувствуют.
Акт. второй. РАСКРУТКА.
Ночь. Вынут кирпич. Пробились!
ВАЛЕНТИН: Здравствуйте, девочки-воровки!
«Девочки» кидают сигареты, им — конфеты, яблоки. Треп!.. Валентин — герой новой ситуации. Принимается решение: расширить отверстие.
В соседней камере — семеро. Пожилая «дама», остальные — от восемнадцати до тридцати.Лихорадка в камере доходит до степени кипения.
Ночь. Вынуто еще три кирпича. Первым лезет Валентин, за ним Мурат. Возвращаются через час и до утра камера слушает их невероятные рассказы.
«Девочки» экстра-класса — валютчицы, воровки, убийцы. На старую грымзу внимания никто не обращает.
МУРАТ: Ну бабы! Урюк…
Следующей ночью в камере появляются три«девочки». Партнер у них, кроме Валентина и Мурата — П. П. Сцена — сентиментально-омерзительная.
Следующая ночь. Пятеро «подружек». П. П. уламывает Мишу — его необходимо «повязать». Гера давно согласен. Сцена еще более отвратительна.
Заходит разговор о шестой сокамернице. Она наотрез отказалась от участия в «развлечениях». Валентин ею особенно интересуется.
ВАЛЕНТИН: Девочка в норме… Сонька золотая ручка! «Подружки» против нее: гордячка, недотрога, блядь.
Следующей ночью Валентин ее заманивает:.«Боишься?»
— «Я никого не боюсь!..»
Она свободно ходит по камере, ей все и все интересно.
— «Оставайся».
— «Не хочу».
— «А я хочу»
— «Я делаю только, что сама хочу… Кто таму вас наверху? Больной?..»
— «Оставайся, не пожалеешь…»
— «Я бы одна всем вам дала, блядушек бы навсегда позабыли.»
— «Считай, столковались!»
— «Надо иметь подход, мальчик…»
И тут Саня, который, как выяснилось, все видел и слышал, взрывается:
«Коммунисты вы, а не урки! Все принадлежат всем — вот ваша идея! У вас ничего своего, в крапиве родились, все разменяли! Ублюдки…»
— «Ты с какого… сорвался?» — спрашивает Соня.
— «Кто ты такая?! — кричит Саня. — Отца-матери нет! Лица у тебя нет, одно… поганое гузно!..»
— «У меня все чего надо, такие, как ты, душу отдадут, лишь бы я показала… А у тебя… что? Мать у тебя? Ты ж убил свою мать, паскуда!»
— «Я себя убил, — говорит Саня. — Меня нет. Я мертвый…»
Ночью, когда «десант» мужиков пролезает в соседнюю камеру, Соня приходит к Сане п о г о в о р и т ь . Они говорят подолгу, все более свободно, рассказывают друг другу о себе. У Сони статья сто пятнадцатая, часть вторая: «заведомое заражение другого лица венерической болезнью»; два месяца ее лечили в тюрьме, через месяц пойдет на этап, статья до трех лет…
Однажды, заговорившись, она не успевает выскочить к поверке, Саня надел на нее свою меховую шапку, а пьяный с утра корпусной не заметил подмены.
Акт третий. ЭПИЛОГ.
«Дама», оскорбленная, что «заявок» на нее так и не поступило, грозит сдать всю «малину». Решено несколько дней подождать, затаиться, Миша обещает «уладить» по своим «каналам»: «даму» сплавят.
Именно в эти ночи Саня сближается с Соней. Они разговаривают через дыру под шконкой. Их диалог — г л а в н о е в пьесе. Убийца и блудница.
— «Ты хорошо рисуешь, можешь делать деньги. Но… не понять, что это?»
— «Я рисую себя.»
—«Себя? Это… ты?»
— «Я рисую только себя…»
— «Как ты мог это сделать?»
— «Это не я, понимаешь?»
— «Нет, не понимаю. Кто убил твою мать?»
— «Ты думаешь, когда предложила спать с ними со всеми — это была ты?»
— «А кто же? Я всегда делаю, что хочу. В том и жизнь. Делать, что хочешь»
— «Жизнь в том, чтоб не делать того, что хочешь.»
— «Ты говоришь так, потому что мертвый. А я свободна. Я и в тюрьме свободна.»
— «Свобода в том, чтоб отказаться делать, что хочешь.»
— «А меня ты хочешь?»
— «Н-не знаю. Я мертвый.»
— «Я про то и говорю. Мертвый не может быть свободным. Он труп. Потому ты меня и не хочешь».
— «Ничего ты не знаешь.Что делает человека… трупом? Живым трупом? Он думает, что живой, а уже смердит. Но… мертвый может восстать. Вот в чем свобода.Если ему покажут, если он увидит себя… трупом. Увидит и задохнется от омерзения к себе. А ты себя не знаешь, не видала. Тебе не показали…»
—«Не понять. Чокнутый ты… Что мне могут показать — меня? Кто мне покажет? Себя я знаю.»
—«Ты ничего не боишься?»
— «Нет. Я и смерти не боюсь.»
— «Это не самое страшное… Тебе бывало кого-нибудь жалко?»
— «Старика. Я разделась, а он захлюпал. Не может.»
— «У тебя есть друзья?»
— «Когда есть деньги, есть и друзья.»
—«Ты когда-нибудь… страдала?»
— «А как же.Меня обокрал один пидераст. Украл колготки и… А я тогда была пустая.»
— «Ты сейчас говоришь правду?»
— «С какой стати? А ты разве сейчас не врешь?»
— «Мертвые не врут. Им не надо. Им ничего не надо.»
— «Зачем же ты со мной разговариваешь?»
— «Я бы хотел тебе помочь.»
— «Зачем?»
— «У тебя впереди жизнь, а у меня ее уже нет.»
— «Даже если ты, как говоришь… восстанешь?»
— «Если это случится, то не здесь, а в другой жизни.»
