Джойс Оутс - Сад радостей земных
Когда она, босоногая, вбежала в аптеку, все, кто был у прилавка, уставились на нее. Они не спеша потягивали кока-колу.
– Мистер Мак! – позвала Клара.
Над прилавком медленно, с громким гуденьем вращались лопасти вентилятора.
– Где мистер Мак? – сказала Клара. – У меня ребенок болен, в машине лежит. Пускай он поможет.
Она говорила так, будто обвиняла всех этих людей, а они глядели на нее, точно первый раз видели, точно она не прожила в этом городишке два года. Женщина за прилавком, племянница Мака, разглядывала Клару долгие десять секунд, потом сказала:
– Он прилег соснуть после обеда, будить не велел.
– У меня ребенок больной, – повторила Клара и пошла мимо всех, кто тут был, вглубь аптеки. – Мистер Мак! – крикнула она. У дверного проема на миг замялась в нерешительности, даже пальцы ног поджались. Проем закрывала грубая шерстяная занавеска. Клара не отдернула ее, только опять позвала: – Мистер Мак! Это я, Клара… Может, выйдете на минутку?
Аптекарь был еще не старый человек, но всегда казался стариком, а за то время, что ее не было в Тинтерне, вроде еще постарел. Лет сорока пяти, не больше, а лицо в багровых жилках, и под этим нездоровым румянцем сквозит бледная кожа, а волосы поредели, лоб залысый; он откинул занавеску и поглядел на Клару. Прищурился, вспоминая.
Клара заговорила поспешно, сбивчиво, путаясь в словах:
– У меня ребенок больной, там он, в машине. Лихорадка у него, что ли… никак не проснется.
– Отвезите его к врачу.
– К какому врачу?
Аптекарь посмотрел мимо Клары, будто старался разглядеть вдалеке лицо врача.
– Здесь, в городе. Разве ваш сожитель не показывает вас кому-нибудь из здешних врачей?
– Мне пилюли надо, лекарство какое-нибудь, – сказала Клара, сдерживаясь: только бы не заплакать! – Он весь горячий, как печка. Может, выйдете, поглядите? Он там, в машине…
– Сколько у вас денег?
– Не знаю… я… я деньги забыла взять, – сказала Клара.
Они молча, в упор смотрели друг на друга, и Клара со страхом подумала – надо было принести ребенка сюда, не оставлять в машине… а может, она боялась взять его на руки? Все, кто был у прилавка, неотступно следили за ней. И на улице стало шумно – должно быть, вокруг ее маленькой ярко-желтой машины уже собрались зеваки, но она не обернулась. Наконец мистер Мак сказал:
– Ладно. Сейчас.
И по его тону было совершенно ясно, что он о ней думает.
Мимо рослой и плечистой, как мужчина, тетки, которую она когда-то раза два видела, должно быть работницы с фермы, мимо двух девчонок лет по тринадцати, которые в тот далекий день прокатили перед нею на велосипедах, Клара выбежала на улицу. Она на них и не посмотрела. Когда за нею закрылась затянутая москитной сеткой дверь, кто-то засмеялся. «Сволочи, – подумала она. – Сучьи дети. Я им покажу». Мысль мелькнула и погасла, миг – и она выхватила малыша из машины. Веки его сомкнуты, личико совсем белое… Клара коснулась его щекой – дышит ли? – не понять… У нее на мгновенье остановилось сердце: вот она стоит на солнцепеке, подходят люди, глазеют – а вдруг ребенок у нее на руках уже мертвый? На тротуаре через дорогу собрались мальчишки, что-то ей кричат…
Наконец-то вышел Мак. Лицо его все изборождено морщинами, точно у древнего старика.
– Помните, я ведь не врач, – говорит он. – Давайте посмотрю ребенка.
– Он весь горит, правда?
– Не держите его на солнце, – сказал аптекарь.
На лице его брезгливость, отвращение. Хоть бы поглядел на нее, признал ее. Они отошли к самой аптеке. Мак тронул лоб ребенка тыльной стороной ладони, точно боялся запачкаться.
– Слушайте, у меня есть деньги, – вне себя сказала Клара. – Вы же знаете, я могу заплатить, только помогите маленькому. Ведь он-то ни в чем не виноват…
– У него жар.
– Это очень плохо? Опасно это?
Мистер Мак пожал плечами.
– А вдруг он умрет? – сказала Клара.
– Не умрет.
– А вдруг…
– Ну, значит, умрет.
Клара посмотрела на него в упор.
– Слушайте, дайте мне какие-нибудь пилюли, что-нибудь. Вы лучше дайте мне лекарство.
– Я не врач. Я не прописываю лекарства.
– Пожалуйста, мистер. Дайте хоть что-нибудь…
– Ладно, сейчас.
Он скрылся в дверях аптеки. Тишина. Клара не оглянулась, не стала проверять, отчего так тихо. Веки малыша задрожали, он словно силился проснуться. И слабо поперхнулся.
– Что с тобой? – сказала Клара. – Да проснись же!
Хоть бы ты заплакал, что ли!
Вернулся Мак, подал ей склянку.
– Разотрите его этим, – сказал он и неловко, небрежно вытер руку о штаны. Клара тупо смотрела на этикетку: «Спирт для растирания». – И еще вот это давайте. Читать умеете? – прибавил Мак и подал ей пузырек с аспирином в крупинках, изготовленных нарочно для детей.
– Читать я умею, – сказала Клара.
– Ладно. Все, – сказал он, довольный, что отделался от нее. И уже хотел уйти, но Клара его задержала.
– Сколько я вам должна?
– Нисколько.
– Как так нисколько?
– Это неважно.
Повернулся и пошел прочь. Клара на минуту забыла о больном сыне.
– Еще чего выдумал, моими деньгами брезговать! – сказала она.
Мистер Мак будто не слыхал. Захлопнул за собой дверь. Кларе хотелось броситься вдогонку, крикнуть им всем что-нибудь такое, чтоб их проняло… Но она положила ребенка в машину и постаралась успокоиться. Теперь он силился вздохнуть поглубже, сучил ножками. Она решила, что это добрый знак.
– Плевать мы хотели на них на всех, – пробормотала Клара.
Краем юбки она обтерла ребенку рот. Развернула одеяло, расстегнула на сыне рубашонку и опять же краем юбки, смочив его спиртом, минуту-другую легонько растирала малышу грудь. И вдруг подумала – а может, все это глупости, Мак просто над ней насмеялся… Нет, навряд ли, ведь на склянке так и написано: «Спирт для растирания». Прежде она никогда такого не слыхала, думала, спирт – для питья.
На той стороне улицы о чем-то толковали мальчишки. Один заорал:
– Клара, прокатишь?
Довольно большой мальчишка, и лицо знакомое: вон что, один из братьев Кэролайн.
– Чего тебе? – крикнула Клара.
И вдруг испугалась этих мальчишек и еще каких-то людей, привлеченных шумом и суматохой, из аптеки тоже кто-то вышел поглядеть… она заторопилась, неловко влезла в машину, захлопнула дверцу. Жуть взяла от сознания: они все заодно, а она – совсем одна.
– Вот я ему расскажу, и он вас убьет, – пробормотала она.
«Он» – это Лаури; возможно, Лаури уже кого-нибудь убил, так может и еще убить. Хотела тронуть машину с места, но зажигание почему-то не включалось. А жара – дышать нечем. Кто-то из мальчишек опять заорал, но Клара не обернулась, вспомнила, как она сама и другие ребята потешались над людьми и орали невесть что.
