Рохинтон Мистри - Дела семейные
— Раз мы не можем войти, Хусайн-миян, возвращайся домой и отдохни денек. Тебе этот день оплатят. А мистера Капура увидим, когда откроется магазин.
Хусайн с ужасом посмотрел на него:
— Вы что говорите? Мы больше никогда не увидим Капур-сахиба!
Йезад прислонился к двери, чтобы остановить тротуар, поплывший под его ногами. Он опустился на крыльцо, чуть не упав. Хусайн поддержал его и сел рядом, обливаясь слезами.
— Что случилось?
— Что говорить? Убили его… двое.
И пожал плечами, показывая, что добавить нечего.
Сдерживаясь изо всех сил, Йезад осторожно выспрашивал Хусайна о тех людях, о том, что они говорили, была ли драка. Он старался, как всегда делал Капур, говорить на хинди, чтобы помочь Хусайну объясниться.
Тот старался, через силу.
— Я на улице был… Слышу, сахиб говорит им: сегодня магазин бизнес не делает, только детей пускаем. Они смеются, говорят, что их бизнес даже лучше делать в закрытом магазине.
Его передернуло при воспоминании.
— Назвали его «панджу»: мы тебя, панджу, проучим. Толкнули его в угол. Бить стали, в живот, ногами тоже. Я хотел закричать, а голос пропал. Вдруг сахиб схватил биту и кричит: головы вам разобью!
Припомнив, как хозяин взял верх, Хусайн ободрился на миг. Но рассказ о Капуре, неукротимом, не сдающемся до конца, буквально сломил Йезада. Он забыл о слабости Хусайна и резко потребовал:
— Что дальше, пхир кья, говори, Хусайн!
— Испугались, убежали за прилавок. И у них были ножи. Один ударил в спину. Сахиб закричал. И я закричал, голос вернулся. Они убежали как собаки. Сахиб упал, я подбежал. Сначала крови не видел — одежда тоже красная. Потом сильно потекла. Он говорит: помоги, Хусайн. Жене позвони. Я позвонил, Капур — биби ответила, я повторяю, что сахиб говорит: «Беда, вызови «скорую», приезжай быстро».
Йезад кивнул, и Хусайн продолжил:
— Повезли в больницу, я тоже поехал, Капур-сахиб велел меня взять. Я его за руку держал, пока Капур — биби не приехала. Вставили ему трубку, кровь налить из бутылки. Я говорю, если не хватит, из меня возьмите. Проверили, сказали — нет, другая нужна.
Он замолчал.
— Почему они мою кровь не взяли? — со слезами спросил он. — Потому, что моя мусульманская, а Капур — сахиб индус?
— Нет-нет, Хусайн, совсем не из-за этого. По медицинским причинам, не по религиозным. Твоя группа крови может отличаться даже от крови твоих родных братьев. Кровь у Капур-сахиба может быть не такой, как у Капур-биби. Религия тут ни при чем.
— Ачча, ладно, — с некоторым облегчением кивнул он. — А вечером сахиб перестал дышать, и они вытащили трубку.
Хусайн ударил себя кулаком в грудь.
— Такой человек! Почему убивают хороших людей?
Йезаду так хотелось бы позволить себе роскошь так же простодушно горевать, как Хусайн. Однако потом у него будет достаточно времени, чтобы разобраться в своих чувствах, а сейчас Хусайн нуждается в нем.
— Как нам знать, Хусайн? Воля Аллаха. — Он обнял его за плечи, как делал Капур. — А полиция что?
— Полиция? — презрение вытеснило слезы. — Вопросы задавали, много вопросов. Я все рассказал. Какие они были из себя, что говорили. Записали. Сказали, что это, наверно, бандиты, а мой крик их спугнул, не успели ничего украсть. Я даже не понял. Сказал им, что утром Шив Сена приходила, большая ссора была. Я боялся про это говорить. Но я хочу, чтобы полиция поймала этих собак, которые Капур-сахиба убили!
Хусайн смолк, Йезад подождал, потом подтолкнул его.
— Полиция говорит, нельзя впутывать Шив Сену, нет доказательств. Один полицейский нехорошо засмеялся и сказал: «Вы, мусульмане, во всем обвиняете Шив Сену». Я испугался и сказал: «Извините меня, полис-сахиб, я этого не хотел. Пожалуйста, накажите убийц. Я говорил, потому что мне сказали все говорить».
Хусайна била дрожь, он бессмысленно возился с завязкой на сандалии, качая головой. Йезад потрепал его по колену и сказал, что он очень храбро вел себя.
— Мне надо сходить к Капур-биби, — сказал он Хусайну, — выразить скорбь, предложить помощь по магазину. Хочешь со мной пойти?
— Она знает мою скорбь. Побуду здесь.
Йезад коснулся его плеча, встал с крыльца и пошел. Он шел, не разбирая дороги, наталкиваясь на встречных, спотыкаясь на выбоинах.
Он в изумлении остановился в квартале, где жил Капур, пытаясь сориентироваться. Пришлось спрашивать прохожих, искать нужный поворот. Всю дорогу он не мог думать ни о чем, кроме интриги, которую он затеял с Виласом и актерами, он винил их, винил себя за то, что в результате случилось с Капуром… Несчастный человек, нелепая смерть… Конечно, он мог заподозрить мошенничество, когда явились настоящие шивсеновцы, но кто же знал, что они еще раз явятся? В этом вся беда, возможность такого совпадения никому и в голову не приходила…
Йезад вошел в облицованный гранитом холл и тупо уставился на бронзовую пластину со списком жильцов. Привратник узнал, кого он ищет, и назвал номер квартиры. Скоростной лифт мгновенно доставил его на шестнадцатый этаж роскошной башни.
Дверь квартиры была открыта. Он замер в коридоре, не зная, позвонить ли или пройти дальше. Медная дверная ручка в форме ситара. Полно народу, толкутся, переходят с места на место. Могло бы показаться, что просто в доме гости, если бы не белые одежды на всех и не приглушенность разговоров…
Вновь пришедшие увлекли с собой Йезада. Он решил выразить соболезнование миссис и сразу уйти.
В мраморном холле он замялся, не зная, куда дальше идти, но движение посетителей подсказывало, что миссис Капур должна быть в комнате справа. Он двинулся туда, преодолевая неловкость: в доме явно были родственники, близкие друзья, они смотрели на него с некоторым недоумением. Кто-то поздоровался и пожал ему руку.
— Ужасно, ужасно, — пробормотал он. — Какой позор! Бомбей превращается в криминальный город.
— Просто страшно, — покачал головой Йезад. — Миссис Капур…
— Да, да, она в той комнате.
Йезад пробрался сквозь толпу и увидел миссис Капур, она сидела в кресле у окна. Но ее окружал целый сонм родни, и пробиться к ней было трудно — в чем он скоро убедился. Каждый раз, как только он делал шаг вперед, кто-то загораживал путь, а поскольку ему казалось неудобным проявлять настойчивость, то пришлось ждать.
Он отметил, что всем хотелось поддерживать физический контакт с ней-будто их скорбь оказалась бы под сомнением, если бы они не держали ее за руку, не гладили по волосам, не касались лица. Бедная женщина… пережить такую трагедию, а теперь еще и это терпеть…
Йезад переминался за группой, которая, с его точки зрения, уже выразила соболезнования в полной мере.
Из перешептывания родни он понял, что ждут тело мистера Капура — судмедэксперты уже сделали свое заключение, и теперь его должны были скоро привезти.
Возбужденный голос с балкона объявил:
— Кажется, приехали!
В ворота дома въезжало нечто похожее на катафалк.
Народ хлынул на балкон посмотреть. Ложная тревога — это был фургон доставки мебели.
— Простите, — оправдывался мужчина, — сверху плохо видно. Нужно взять бинокль, он у Викрама в кабинете.
И пошел искать бинокль.
ПОХОРОНЫ, УТХАМНА, чаран… На протяжении четырех дней молебствий и обрядов Йезад и Роксана регулярно виделись с Джалом и каждый раз отмечали, что он выглядит все более изнуренным. Потом он исчез на несколько дней, и Роксана тревожилась за него.
— Он знает, что в любую минуту может обратиться к нам за помощью, — успокаивал ее Йезад.
Джал появился вечером следующего дня и честно признался, что минувшая неделя вымотала его и он отсиживался дома, чтобы отдохнуть и подумать. Принес алюминиевые судки с едой: дома столько всего скопилось, он еще не успел сообщить в Сева Садан, что отныне будет заказывать на одного.
В судках были котлеты, картофельное пюре, маленькая мисочка подливки и сладкий пудинг. Роксана была счастлива — вот им и ужин, а если в подливку добавить немного воды, то может хватить на пятерых.
Заговорили о похоронах и поминальных обрядах, и Джал сказал, что, хоть он и устал смертельно, но никогда в жизни он не спал так крепко и сладко, как в те ночи, что провел в Башне молчания.
— Верю, — кивнул Йезад, — так и со мной было несколько лет назад, когда умер отец. Я дал клятву, что буду сидеть возле него, пока не взойдет солнце. Но Дунгервади — магическое место. Там исчезла боль, исчезла скорбь, их сменил глубокий мир. Будто ангелы и фареишты слетелись с небес утешить меня.
Он улыбнулся Роксане: это было ее выражение — и продолжил:
— Я вспоминаю, как часа в три ночи я заснул. Я спал так сладко, будто, как в детстве, отец гладил меня по голове и по спине.
— Вот так и со мной было, — подхватил Джал.
Он рассказал, как вчера побывал на поминальной службе по Эдулю, чтобы выразить свои чувства семье Манизе, которая его винила в смерти мужа. Когда во время приношения огню сандалового дерева ему пришлось пройти мимо сидевших длинным рядом членов семьи, он поклонился им, касаясь рукой лба. Он счел за благо отложить на потом рукопожатия и соболезнования.
