Салчак Тока - Слово арата
И гремела песня:
Люди О-Шынаа, люди У-Шынаа,
В работу включайтесь дружней!
Проложим дорогу себе и машинам,
На радость отчизне своей!
…Вот и Калдак. Все подступы к нему, все холмы вокруг — будто лагерь огромной армии. Каждый хошун прислал своих людей. Палатки, шалаши. Всюду развевались красные флаги.
А по ночам загорались костры… Жаркие, шумные, веселые, как песня. Тихие и задумчивые. Одни — в ущельях — озаряли серые скалы. Другие пылали на ровной поляне, выхватывая из темноты густые ели и лиственницы. Третьи, как волчьи глаза, сверкали в открытой долине… Не счесть их, костры Калдака!
У каждого костра — свой кружок, своя песня, своя история, чаще всего забавная.
Особенно шумно было у тоджинцев. Никто не мог тягаться с ними в искусстве разжигать костры. Весело поднималось пламя.
Посмотрите, как тоджинцы укладывают сухие дрова, как набрасывают сверху еловые ветки… Сделайте все точно так же, как они, а такой костер все равно не получится.
Старый охотник Бараан Мырлаа с жаром рассказывал об одном из бесчисленных своих таежных приключений. Он, как кряжистое дерево, которое не возьмут ни пила, ни топор.
— В руках у меня ружье. Стреляю! А он, черт этакий, на дыбы поднялся, пасть разинул, лапы ко мне тянет… Я еще раз выстрелил. Он поднялся — и опять на меня. Что такое? Ну, думаю, теперь все. А медведь ревет. Все ближе ко мне. Я чуть не упал — через поваленное дерево перескочить хотел. Гляжу — он уже сзади рвется ко мне. Отхватил кусок тужурки — косулья тужурка на мне была, — дерет лапами. Пока он клочья эти лохматил, еще успел я зарядить. Что же, думаю, разве я не охотник, не сын охотника?.. Доконал. А страху, конечно, натерпелся.
— Хаа, вот герой! — послышался насмешливый голос из темноты.
— Да, ты бы на его месте…
Мырлаа улыбался. Его дело рассказать. Начать только. Сейчас обязательно кто-нибудь вставит: «А вот со мной было…» Так и есть.
…Вскоре у Калдака еще прибавилось шума и грохота — пришла колонна машин из Советского Союза. Зарокотали тракторы, пошли в наступление грейдеры.
— Вот это да! — восхищались араты, никогда не видевшие таких машин.
— Землю как мягкий сыр режут!
— Пустить бы их в нашу степь…
Покорился перевал. Легла через него широкая дорога. Ликовала вся Тува.
Большой был праздник. Пир устроили. Боролись силачи. Состязались на скачках лучшие наездники.
По увалам и долинам разнеслась новая песня:
Калдак-Хамар, ты грозным был.
Мы покорили твои вершины.
Глава 21
Колхоз на терзиге
…Два дня над Каа-Хемом и его притоками не умолкали раскаты грома. Два дня лились с неба потоки воды. Терзиг вырвался из берегов и ревел, никого не подпуская к себе. Бешеная стремнина отрывала от берега целые островки вместе с деревьями. Кружа на перекатах мутную пену, с ревом и стоном свиваясь в водовороты, несла река к низовьям бугристые валы.
Разом густо зазеленели обширные поймы. Качались на ветру бесчисленные алые фонарики-бутоны диких пионов. Горели среди зелени белыми, желтыми, красными огоньками лепестки таволожника, которыми любят лакомиться медведи и маралы. Улучи минуту, когда порыв ветра промчится по этому раздолью цветов и трав, вдохни полной грудью воздух Терзига, и ты узнаешь, как может благоухать земля.
Была середина июня. На пути к золотым приискам Харала я завернул в аал моих родных и застрял. Пришлось ждать, пока прояснится небо, успокоится река, просохнут дороги.
Многое изменилось в жизни моих близких за последние десять лет. Незаметно выросла племянница Сюрюнма и, соединив свою судьбу с Сарыг-оолом из Усть-Копто, перебралась к нему. Там же обосновался и брат Пежендей. Младшая сестра Будуней расписалась с Арланмаем из Бельбея и переехала к нему. Один Шомукай остался холостяком — возит почту между Терзигом и Харалом.
Как и по всей Туве, бедняки Мерген-Терзига получили в личный надел овец и коз, до пяти коров, стали хозяевами пашен, лугов и пастбищ — лучших земель, которыми прежде владели феодалы Таш-Чалан с Тожу-хелином и кулак Чолдак-Степан.
…На пригорке, возле самого Эртине-Булака, где прежде возвышались островерхие берестяные и лиственничные чумы, выстроились в ряд молодцеватые домики, похожие на желтые шкатулки с коричневыми и зелеными крышками.
И у моей Албанчи прибавилось в доме. И кровать у нее железная, и машина швейная, и умывальник. А как красиво стояли вдоль стен узорчатые сундучки со всякой всячиной, а сколько полотенец махровых, а посуды на полках — стеклянной, фарфоровой, металлической.
При встрече я сказал ей:
— Года-то наши идут, сестрица. Переехали бы вы ко мне. Вместе-то лучше.
Албанчи рассмеялась. Погладила меня по голове.
— Кто же, сынок, возражать станет. В Кызыле, конечно, лучше. Но подумай, могу ли я наши места бросить, где родились, где выросли… Что мне теперь? Сестры, братья — семейные. Все вы работаете, все помогаете мне. Что же мне, сынок, еще-то нужно? Здесь мать наша Тас-Баштыг билась, бедная, нас выхаживала. И кости тут сложила. Никуда я отсюда не поеду…
У сестры под глазом задергалась жилка. Она раскурила трубку и стала жадно сосать чубук.
— Дети ваши, — сказал я, — и мы, ваши младшие братья и сестры, разбрелись кто куда. Трудновато вам одной-то жить. Давайте ко мне поедем. Поверьте, сестричка, всем нам хорошо будет.
— Не-ет, не-ет, — замотала головой Албанчи. — Как же мне отсюда уехать?..
Стали подходить соседи. Ничего в них прежнего не осталось: и одеты в новое, и лица у всех бодрые, задорные. Называли меня таргой-начальником не с опаской и подобострастием, как прежде обращались к высоким чинам, а по-дружески:
— О-оо, наш тарга приехал!.. Здравствуй, тарга. Здравствуй, Тока! Что там у вас нового? Расскажи-ка, — появился на пороге Саглынмай.
Мы с жаром пожали друг другу руки.
Подошли Мунзум, Куртугбай, Чадаг-Кыдат. Как у себя дома расселись, ожидая моего рассказа.
Отвертеться я не смог. Рассказал, как выполняются решения Восьмого съезда, как быстро овладевают араты письменностью, как зарождаются в Туве колхозы и госхозы, строятся первые заводы и мастерские, вырастают поселки и города.
— Объясни-ка, тарга, пожалуйста, как нам получить подходящую землю. — Саглынмай привстал на одно колено и уминал в трубке табак. — Мы обговорили тут между собой. Думаем работать сообща, всем нашим арбаном. Так вот, ты и объясни — дадут нам сенокос на Чоолюсе и Кыс-Кежиге? Это первое дело. И второе дело, мой товарищ. В устье Терзига и в устье Мерген — самые подходящие земли для нашего общего хозяйства. Самые хлебородные. Дадут нам эти поливные земли?
— Без разговора дадут! Восьмой хурал как раз и решил: конфисковать имущество феодалов и лучшие пахотные земли, выпасы, сенокосы отдать коллективным хозяйствам.
Ответом все остались довольны.
Как бы между прочим я спросил:
— А таргой-то кто будет у вас? Кого намечаете?
Саглынмай застенчиво поглядел на односельчан, сидевших на полу скрестив ноги.
— Меня хотят поставить на это дело, — тихо ответил он, попыхивая трубочкой. — Кое в чем разбираешься, говорят. Даже буквы научился выводить. Ты и будь, мол, таргой…
— А учредители кто?
— Вот они — все здесь: Куртугбай, Сагаандай, Чадаг-Кыдат, Албанчи. Ну и я, конечно. Всего человек десять. Все здешние. Правда, в наш арбан из хошуна Тес прикочевал один человек. Езуту зовут. Хочет к нам в общее хозяйство.
— Езуту?!
— Ну да! Тот самый, что в Шалыкском сумоне сайгырыкчи был.
— Из Шалыка выслали…
— Ой, товарищ, да кто же его примет?
Саглынмай выбил трубку о подошву сапога.
— И я так думаю, — оглядел он соседей. — Никто сразу не примет.
Разговор стал общим.
— Пора, пора вам уже заводить совместное хозяйство, — поддержал я земляков. — От государства, конечно, инвентарь получите, ссуду. И другую помощь окажут. А как назовете колхоз? Не придумали еще?
Саглынмай улыбнулся:
— Как назвать, говоришь? В этом ты нам помоги, парень… Ученый человек!
— Коптинские араты, — говорю, — недавно основали у себя коллективное хозяйство. Такое же, как у вас, — тожзем. Председателем нашего Пежендея выбрали. Назвали артель «Революционная коммуна». Ну, а вы, к примеру, назовите «Тожзем Терзига». Как вы думаете?! Терзиг — наша красивая, богатая, резвая река, мы на ней родились и выросли…
— Насчет Терзига это понятно. Можешь не объяснять. А вот еще какое ты слово сказал? Тувинское оно или русское?
— Тожзем, что ли? Это если сокращенно сказать. А полное название — товарищество животноводства и земледелия.
— Тоже понятно. Пусть будет «Тожзем Терзига». А если мы и тебя примем? Как ты, парень, сам-то смотришь?
