Облака среди звезд - Клейтон Виктория

Но в этой роли он производил впечатление человека, который, не задумываясь, бросит вас в канаву, если ему не понравится цвет вашей шляпы. А потом будет горько в этом раскаиваться. Вся противоречивость натуры Отелло читалась в нем, как в открытой книге.

А как нежен он был с Дездемоной! Когда произносил: «Мне трудно говорить об этом счастье», — приложив руку к груди, то выглядел смиренным, покорным. Голос его дрожал, словно он вот-вот заплачет. Зрители, как и Дездемона, слушали его затаив дыхание.

Когда занавес опустился над тремя лежащими телами, можно было услышать пролетевшую муху. Потом раздались первые аплодисменты, тут же перешедшие в шквал оваций. Занавес долго не открывали вновь. Аудитория становилась все более шумной. Когда наконец он открылся, на сцене были все актеры, кроме папы. Мы с Офелией взволнованно переглянулись. Что могло с ним случиться? Потом он объяснил, что, упав на тело Дездемоны, чтобы умереть в ее объятьях, он рассек голову о столбик кровати, и за сценой поднялась суматоха. Когда нашли пластырь и он смог выйти, аудитория взревела. Задержка оказалась ему на руку. Все зрители одновременно встали, приветствуя его, и начали свистеть, кидать на сцену цветы и выкрикивать слова восторга.

Когда отец поднял руку, призывая к тишине, шум утих далеко не сразу.

— Дорогие друзья, — начал он. — Я прошу позволения задержать вас ненадолго.

— Слушаем, слушаем! — Еще один взрыв аплодисментов.

Папа улыбнулся и подождал, пока они успокоятся.

— Ни для кого из вас, вероятно, не секрет, что некоторое время назад я был, к вящей славе Ее Величества, помещен в одно не слишком полезное для здоровья место под названием «Уинтон Шрабс». — Он произнес это слегка насмешливым тоном, что заставило некоторых зрителей несмело захихикать. — Я не хочу много говорить сейчас о своих несчастьях. Вы, должно быть, догадываетесь, что там я оказался в не очень-то привычной компании. Но когда вы находитесь с людьми постоянно вместе, какими бы неприятными и даже жуткими они не казались вам вначале, поневоле начинаешь с ними общаться. И я хочу рассказать вам как раз о том, что узнал там. Когда они рассказывали о своем детстве и юности, я понял, что мы с вами на самом деле и не подозреваем, каково это — быть бедным и несчастным. Меня бросало то в жар, то в холод от их рассказов. Жизнь безжалостно обходится с детьми, родившимися в нищете, в несчастных семьях, которые оказываются разбиты преступлениями, наркотиками, алкоголем. Она низводит чувства до животного уровня, наносит сокрушительный удар по разуму, разрушает все добрые стремления. Красоте и Истине там нет места. Пока вы не побываете в тюрьме, вам никогда не понять смысл выражения «живые мертвецы». Но подумайте сами, разве дети рождаются жестокими, скупыми, злобными? Я не поверю в это ни за что. Неудачи делают людей дурными, а тюрьма делает их еще хуже.

Он остановился и закашлялся, вытирая глаза рукавом своего черно-золотого одеяния. Я вдруг обнаружила, что сжимаю зубами носовой платок.

— И что же происходит, когда срок окончен и ворота открыты? У многих бывших заключенных не остается ни семьи, ни друзей. И все возвращается на круги своя — та же бедность, то же одиночество, та же озлобленность. Красота и Истина все так же редки. И в довершение ко всему эти несчастные заклеймены на всю жизнь — их считают отбросами, мусором, позором для общества. Единственные, кто способен их понять, — такие же бывшие заключенные. Так что же удивительного в том, что они становятся рецидивистами? Конечно, это их вина. Но задумайтесь: а где бы оказались вы, если бы судьба не была к вам так благосклонна? Без добрых родителей, умных учителей, денег, достаточных для того, чтобы обеспечить простые жизненные удовольствия и избежать убого существования. Говоря о себе, я должен признаться, что стал бы самым последним негодяем, если бы мне пришлось испытать на себе то, что испытали эти люди. — На этом месте его голос надломился, и он откровенно заплакал. Зал рыдал вместе с ним. — Поэтому я надеюсь, вы не осудите меня, если я скажу вам, что по решению всех актеров и управляющего персонала театра весь сбор от сегодняшнего представления пойдет в Центр бывших заключенных Вальдо Бинга.

Секунду стояла тишина, а потом аплодисменты вспыхнули с удвоенной силой, с громким топотом и свистом, и всеобщий энтузиазм был таким, что я могла поклясться: в зале не осталось ни одного мужчины и ни одной женщины, которые возмутились бы, когда, вернувшись домой, они обнаружили у своего камина бывшего жулика в их собственных домашних тапочках, попивающего их собственный виски.

— Божественно, Вальдо! Ты просто всех уничтожил! Меня пробрало до костей! — Мама протиснулась к нему в гримерную, и все, кто там находился, почтительно столпились у стен. Я всегда замечала, что моей маме требуется поразительно много места, — странно, для такого миниатюрного существа. Они с отцом страстно обнялись, как любовники после долгой разлуки. Но я знала, что это абсолютно ничего не значит.

Когда поток комплиментов иссяк, они еще раз обнялись, и мама величественно удалилась. Я стояла в дверях и, едва сделала шаг к папе, как почувствовала — что-то держит меня сзади. Я оглянулась и увидела Каролину Фрэншем, вцепившуюся в мое платье.

— Хэрриет! Мне нужно поговорить с тобой!

Жена Макса так долго преследовала меня в моих мыслях, что, встретившись с ней лицом к лицу, я почувствовала себя обескураженной. Но толпа в коридоре была такой плотной, что бегство не представлялось возможным. К тому же Каролина выглядела несчастной. Я была виновата перед ней, и пришло время расплаты.

Мы вместе пробрались сквозь толпу и нашли более-менее спокойное место.

— Каролина, — начала я, — поверь мне, я очень сожалею. Это была ужасная ошибка… — Но она не слушала меня.

— Хэрриет! Я в отчаянии! В совершенном отчаянии! — Она вцепилась в пуговицу пальто, которое я держала перекинутым через руку, словно боясь, что я улечу от нее. — Я должна увидеть его! Я не могу так больше! — Она начала плакать.

— Но — честное слово — я не знаю, где он. Я думаю, где-нибудь в Южной Америке, но у меня нет с ним связи.

— Что? О, ты имеешь в виду Макса! Он в Бразилии. Но я не о нем говорю. Мне нужно увидеть Вальдо! О, черт, Хэрриет, ты уже взрослая девочка. Ты и твоя мать все понимаете — я уверена, вы все знаете об этом. — Я неопределенно кивнула, однако Каролина не обратила на это ни малейшего внимания, продолжая быстро говорить, почти захлебываясь: — Да, у нас с Вальдо была связь. Я знаю, он не хотел разрушать наш брак, но я все равно решила развестись с Максом. Он никогда не был верен мне — никогда не упускал возможности кого-нибудь трахнуть. Когда я влюбилась в Вальдо, то поняла, какой дурой я была, проведя столько лет с этим подонком. В Вальдо было все, что я всегда мечтала найти в мужчине, — нежность, искренность, самопожертвование.

— Хэрриет! — Каролина заглядывала мне в глаза. — Ты должна мне помочь. Пока он был в тюрьме, я специально уехала к сестре, чтобы не давать повода для лишних слухов, которые могли бы принести ему вред. Но сейчас он на свободе, и я не знаю, что в этом плохого. Когда я звоню, он все время просит подождать еще немного, пока не уляжется шумиха.

— Это продолжается уже почти полгода! Я так одинока без него! — Она расплакалась еще сильнее, вытирая покрасневший нос тыльной стороной ладони. — Но когда я позвонила ему вчера, мне ответила женщина. Она объяснила мне, что звонить не имеет смысла, что я не нужна Вальдо. — Каролина нервно рассмеялась. — Ну, мне лучше знать! Я села в самолет и сразу же прилетела. Мне надо знать, кто эта женщина. Ведь это не Кларисса! Мне показалось, что она янки. Эти парни у дверей не пустили меня за сцену перед спектаклем. А теперь они не дают мне даже поговорить с ним! Я сойду с ума!..

Она и впрямь выглядела сумасшедшей. Ее взгляд блуждал, а в уголках рта появились пузырьки пены. Я заметила, что ее пальто застегнуто неправильно, а волосы висят грязными сосульками, руки трясутся. Я не знала, что делать.